Пэлем Вудхауз - Вся правда о Муллинерах (сборник)
— Вы преклоняетесь перед Бэконом, мистер Муллинер? — жадно осведомилась она. И, протянув руку, будто щупальце осьминога, утащила его в угол и сорок семь минут — по часам на каминной полке — рассуждала о криптограммах. Короче говоря и подводя итоги, при этой первой встрече с единственной родственницей любимой девушки мой племянник Арчибальд смел перед собой все преграды, будто сирокко. Муллинер — всегда Муллинер, проверяйте хоть соляной кислотой, хоть серной.
Вскоре он сообщил мне, что посеял доброе семя настолько удачно, что тетка Аврелии пригласила его погостить подольше в ее загородном доме «Бростедские башни» в Суссексе.
Сообщил он мне это в баре «Савойя», лихорадочно приканчивая стакан виски с содовой. И я с недоумением заметил, что лицо у него осунулось, а глаза совсем измучены.
— Но ты не кажешься счастливым, мой мальчик.
— А я и не счастлив.
— Но это же причина, чтобы радоваться! Оказавшись с ней в уютной обстановке загородного дома, ты легко найдешь удобный случай предложить этой девушке выйти за тебя замуж.
— А толку? — угрюмо сказал Арчибальд. — Даже выпади мне такой случай, воспользоваться им я не смогу, духа не хватит. Вы, кажется, не понимаете, что такое быть влюбленным в девушку вроде Аврелии. Когда я гляжу в эти чистые одухотворенные глаза или вижу идеальный профиль, маячащий на фоне горизонта, ощущение моей недостойности бьет мне в ребра, будто какое-то тупое орудие. Язык застревает в зубах, и я ощущаю себя куском овечьего сыра, забракованного местным санитарным инспектором. Я еду в «Бростедские башни», еду, но не жду, что из этого хоть что-нибудь получится. Я точно знаю свое будущее: прожужжу по жизни, безмолвно тоскуя, а в конце соскользну в могилу несчастным холостяком. Еще виски, пожалуйста, и, само собой, двойное.
«Бростедские башни» расположены в приятнейшей местности Суссекса милях в пятидесяти от Лондона, и Арчибальд, легко преодолев это расстояние в своем автомобиле, прибыл туда достаточно рано, чтобы спокойно переодеться к обеду. И, только добравшись до гостиной в восемь часов, узнал, что молодые гости всем скопом отправились на обед и танцы к радушному соседу, предоставив Арчибальду бессмысленно потратить на тетку Аврелии сногсшибательный галстук, который он завязывал целых двадцать две минуты.
При таких обстоятельствах нельзя было особенно надеяться, что обед окажется безоблачно бодрящей трапезой. Среди признаков, позволявших отличить его от вавилонской оргии, был и тот факт, что Арчибальду из уважения к его принципам не наливали вина. А без этого стимулирующего средства философски переносить общество тетки оказалось даже труднее обычного.
Арчибальд уже давно пришел к твердому выводу, что эта женщина нуждается в унции растворенного гербицида, введенного в ее организм по всем правилам, диктуемым наукой. С немалой ловкостью он на протяжении обеда уводил ее от любимой темы, но, когда кофе был допит, ей уже не было удержу. Схватив Арчибальда и утащив его в недра западного крыла дома, тетка затолкала гостя в угол дивана и принялась рассказывать ему о поразительном открытии, которое было сделано с применением Простого Шифра к знаменитой «Эпитафии Шекспиру» Мильтона.
— Той, которая начинается: «Нуждается ли, мой Шекспир, твой прах в гробнице, что прославится в веках?», — сказала тетка.
— Ах той! — сказал Арчибальд.
— «Нуждается ли, мой Шекспир, твой прах в гробнице, что прославится в веках? Иль должен гроб священный быть укрыт под дивнейшей из звездных пирамид?» — сказала тетка.
Арчибальд, который был не силен в отгадывании загадок, ответил, что не знает.
— Как и с пьесами и с сонетами, — сказала тетка, — мы заменяем имена эквивалентами итоговых чисел.
— Мы — что?
— Заменяем имена эквивалентами итоговых чисел.
— Чего-чего?
— Итоговых чисел.
— Ладненько, — сказал Арчибальд. — Пусть так. Полагаю, вам виднее.
Тетка набрала воздуха в легкие.
— Эти итоговые числа, — сказала она, — всегда даются Простым Шифром от А, равного единице, до Z, равного двадцати четырем. Имена считаются тем же способом. Заглавная буква с числом указывает на случайные вариации в Счете Имен. Например, А равно двадцати семи, В — двадцати восьми, пока не доходим до К, равного десяти, когда К вместо десяти становится единицей, а Т обращается в единицу вместо девятнадцати и так далее, пока не будет достигнуто положение, при котором А равняется двадцати четырем. Если читать «Эпитафию» в свете этого шифра, получаем: «Нуждается ли Верулам[9] в Шекспире? Фрэнсис Бэкон король Англии укрыт под У. Шекспиром? Уильям Шекспир. Слава, что нужно Фрэнсису Тюдору, королю Англии? Фрэнсис. Фрэнсис У. Шекспир. За Фрэнсиса твой Уильям Шекспир король Англии взял У. Шекспира. Тогда ты наш У. Шекспир Фрэнсис Бэкон Тюдор лишенный Фрэнсиса Бэкона Фрэнсиса Тюдора такая гробница Уильям Шекспир».
Речь, которую он выслушал, была для бэконианки на редкость ясной и простой, и тем не менее Арчибальд, чей взгляд упал на боевой топор, украшавший стену, с трудом подавил вздох несбыточного желания. Как было бы легко, не будь он Муллинером и джентльменом, снять оружие с крюка, поплевать на ладони, размахнуться и врубить этой дряхлой развалине по шее прямо над ниткой фальшивого жемчуга. Усевшись на свои чешущиеся руки, он не вставал с места до тех пор, пока под звон часов, отбивающих полночь на каминной полке, у его хозяйки не начался приступ икоты, позволивший ему удалиться ко сну. На двадцать седьмом «ик!» пальцы Арчибальда сомкнулись на дверной ручке, и секунду спустя он уже молнией мчался вверх по лестнице.
Отведенная Арчибальду комната находилась в конце коридора — уютный просторный апартамент со стеклянными дверями на широкий балкон. В любое другое время он с наслаждением выскочил бы на этот балкон и упился бы ароматами и звуками летней ночи, предаваясь долгим неторопливым мыслям об Аврелии. Но со всем этим «Фрэнсис Тюдор Фрэнсис Бэкон гробница Уильям Шекспир семнадцать петель распустить и повести в другом направлении» даже мысли об Аврелии не встали преградой между ним и кроватью.
Мрачно сорвав с себя одежды и облачась в пижаму, Арчибальд Муллинер забрался в постель и тут же обнаружил, что она с начинкой. Как и когда это произошло, он не знал, но в какой-то момент в течение дня чья-то любящая рука зашила простыни, положив между ними две щетки для волос и ветку какого-то колючего куста.
Став признанным мастером по изготовлению подобных веселых ловушек еще в самые нежные годы, Арчибальд, будь его настроение чуть солнечнее, без сомнения, приветствовал бы такое бесспорно выдающееся достижение веселым одобрительным смехом. Теперь же под гнетом Веруламов и Фрэнсисов Тюдоров он некоторое время весьма энергично изрыгал ругательства, а потом, сорвав простыни и небрежно швырнув колючую ветвь в угол, забрался под одеяло и вскоре заснул.
Его последняя связная мысль сводилась к следующему: если тетка надеется изловить его и завтра, то отсюда неминуемо следует, что она бегает кросс заметно быстрее, чем это позволяет предположить ее телосложение.
Как долго Арчибальд Муллинер спал, ему осталось неизвестно. Он проснулся через несколько часов со смутным ощущением, что где-то совсем рядом разразилась гроза редкой силы. Но когда туманы сна порассеялись, он понял, что ошибся. Разбудивший его рокот был не громом, а чьим-то храпом. Храпом чертовски оглушительным. Стены, казалось, вибрировали, будто палуба океанского лайнера.
Пусть Арчибальд Муллинер и провел тяжкий вечер с теткой, однако дух его был не настолько сломлен, чтобы он покорно смирился с подобным храпом и даже не оторвал головы от подушки. Звук этот преисполнил его, как звук храпа преисполняет любого добропорядочного человека, бешеным негодованием, страстной жаждой справедливости, и Арчибальд выбрался из-под одеяла с намерением предпринять надлежащие шаги, использовав приличествующие моменту каналы. В наши дни принято критически относиться к воспитательным методам английских аристократических школ и утверждать, что они непрактичны и не готовят своих воспитанников к разрешению проблем, которые подстерегают их в широком мире. Но одно в такой школе подрастающий воспитанник, во всяком случае, усваивает. А именно: как следует поступить, когда кто-нибудь принимается храпеть.
Ты просто-напросто хватаешь мыло и запихиваешь его в глотку храпуна.
Именно это — с Божьей помощью — намеревался сделать Арчибальд. Во мгновение ока он достиг умывальника и вооружился. Потом бесшумно выскользнул через стеклянную дверь на балкон.
Храп, как он предварительно убедился, исходил из соседней комнаты. Логика подсказывала, что и это помещение должно быть снабжено стеклянными дверями, ведущими на балкон. А также что двери эти должны быть открыты, поскольку ночь выдалась теплой. Просочиться туда, ввести мыло и упорхнуть незамеченным не составит ни малейшего труда.
