Кнут Гамсун - А жизнь продолжается
Дойдя до охотничьего домика, они присели передохнуть, отсюда им было видно горное озеро. Озаренное не лунным светом, нет, но ярким солнцем. От ходьбы оба посвежели, разрумянились, и, хотя они то и дело улыбались, ни того ни другого не тянуло дурачиться. Хольм поддернул штанины, оберегая складки на брюках, в петлице у него вновь красовалась гвоздика, он определенно желал произвести впечатление. Старая же хозяйка сняла шляпу и сидела простоволосая, как девчонка, а волос у нее — копна.
Они составляли пару, их многое роднило — легкий характер, чувство юмора, жизнелюбие. А разница в возрасте не так уж и велика, старая хозяйка ну, может быть, чуть постарше, зато хороша собой и пышет здоровьем, лицо без единой морщинки и на удивление красивые руки.
Они любовались видом на озеро и окрестные горы и спрашивали друг друга, не прекрасно ли тут. И оба сходились на том, что прекрасно. Как славно здесь сидеть, это Гордон Тидеманн замечательно придумал, выбрал такое место.
— Охотничий домик, — произнес Хольм, — это же целый дом, мы могли бы в нем жить.
— Да, — ответила она и засмеялась, чтобы он не принял это всерьез.
— Дом с сараем, большая дорога и все остальное.
— Да, — отвечала она со смехом.
Он предложил ей гвоздику, но она сказала, что на нем гвоздика смотрится лучше. Потом он разжег свою носогрейку и закурил, беспрестанно отгоняя от нее дым.
Неожиданно она встала и пошла заглянула за угол. Вернулась с побледневшим лицом и, усевшись, проговорила:
— Мне послышалось, там кто-то возится, я подумала, наверное, это Гордон.
— Тогда бы он открыл дверь и пригласил нас войти.
— Конечно бы пригласил, Гордон очень гостеприимный. Не знаю только, есть ли уже в погребе какая провизия.
— Я до сих пор вспоминаю празднество, которое вы устроили весной, — сказал Хольм.
— Вы тогда неприлично вели себя за столом, ущипнули меня так, что я даже вскрикнула.
— К сожалению, это правда, — признался Хольм. — Перед этим я завернул к Вендту в гостиницу.
— Ничего страшного, — утешила его старая хозяйка. — Мне и самой все это вино ударило в голову, и как это я еще осталась в живых. Смех и грех.
— А что сказал ваш сын?
— Гордон? Он о таких вещах вообще не говорит. Он хороший мальчик.
— А фру Юлия — милая дама.
— Правда ведь? Другой такой поискать. Мы все ее очень любим.
— В общем, все хорошо! — сказал Хольм, снимая с ее платья травинку.
— Чудесно! Бог ты мой, до чего же прекрасен мир! Будь моя воля, никогда бы его не покинула!
В гору не спеша поднимался Август, вид у него был задумчивый. Увидев их, он поздоровался и присел на минутку рядом. В руках у него была рулетка, он то доставал ее из футляра, то убирал обратно.
— А мы, Подручный, осматриваем дорогу, — поспешила сообщить старая хозяйка. — Мне что-то не сиделось дома.
— Само собой, в такой-то погожий день! — согласился он.
— И какая же это выйдет замечательная дорога!
— С Божьей помощью! — отозвался Август.
Аптекарь принял это за шутку и рассмеялся, да что с него взять. Вдобавок он показал на рулетку и развязно заметил:
— Если вы надумали повеситься, то эта штука никуда не годится.
Август:
— Оставьте эти грешные речи!
Аптекарю захотелось поправить дело:
— Ну как, удалось вам получить у судьи свой миллион?
— Миллион? — переспросил Август. — Миллион не миллион, а все ж таки деньги немалые. Нет, я их не получил и никогда, видно, не получу. Но я знаю, Господь, он все равно мне поможет, как и помогал по сю пору.
— Конечно, поможет. Для того он и существует. Чтобы помогать своим чадам.
— Ну все, будет мне рассиживаться, нужно браться за работу, — сказал, поднимаясь, Август.
— Какую работу? — спросила из приличия старая хозяйка.
— Надо кое-что промерить. Консул хочет, чтобы мы поставили здесь ограду. Над пропастью.
— Ух и глубоко же тут! Даже страшно смотреть… Ну что ж, Подручный, до скорого!
Пара удалилась. Август принялся за промеры. Услышав шорох, он поднял голову: у охотничьего домика стоял цыган Александер.
— Какого черта ты здесь ошиваешься? — забывшись, помянул нечистого Август.
— Я только что пришел. Я ходил в горы.
— И что ты там делал?
— А тебе какая разница?
— Разве тебе сегодня не нужно было коптить лосося?
— Уже накоптил. А если тебе еще чего желательно знать, могу рассказать, пожалуйста.
— Давай-ка отсюда, — сказал Август, возвращаясь к своей работе.
Александер не двинулся с места. Он глядел на Августа и все больше и больше злился.
— Черт бы тебя побрал! — крикнул он вдруг. — И чего тебе тут понадобилось именно сейчас?
Август опешил:
— Как что? Мне?!
— Надо ж тебе было сюда заявиться как раз, когда я собирался спихнуть аптекаря в пропасть.
— Я тебя за решетку засажу! — пригрозил Август.
Цыган усмехнулся и прошипел сквозь побелевшие губы:
— Ишь ты, какой порядочный, я и тебя могу подтолкнуть.
— Прежде чем ты успеешь это сделать, я тебя пристрелю, — предупредил Август, вытаскивая свой револьвер.
Цыган сошел на дорогу и побрел вниз. Он пожимал плечами, размахивал руками и что-то выкрикивал.
Август сунул револьвер обратно в карман, закончил свои измерения и записал кое-какие цифры. Он был совершенно спокоен. Да он бы уложил несчастного цыгана в одну секунду.
Взгляд его упал на горное озеро. Походившее на вход в гавань, оно пусть не сразу, но напомнило ему о Рио. В озере плескалась рыба, только как она туда попала? Время от времени та или иная рыбина шлепала по водяной глади, оставляя после себя большой круг.
XVII
В кинозал к Беньямину пришел соседский парень, какие-то у них были секреты, они стояли шептались и о чем-то договаривались: сейчас самое время, считают старики в Северном, новолуние, вёдрено, да и сенокосу не помеха. Поначалу они хотели идти втроем, но теперь решили, что обойдутся без третьего — чтобы, если уж повезет, поменьше делиться, а кроме того, говорили старики в Северном, нет ничего худшего, чем идти целой ватагой, эдак только распугаешь подземных жителей.
В воскресенье они причастились, а после не притрагивались ни к табаку, ни хороводились с девушками, но блюли себя. В восемь вечера поужинали, каждый у себя дома, и, встретившись в условленном месте, тронулись в путь.
Они двигались не разбирая дороги, сперва пробирались лесом, потом лес кончился, и пошли крутые склоны, осыпи и расселины, образовавшиеся после больших обвалов. Устав карабкаться, они сели передохнуть.
— Это ведь не будет считаться за грех — то, что мы делаем? — спросил Беньямин, бесхитростная душа.
Нет, товарищ его нимало не опасался, ведь они в точности выполнили стариковские наставления и ничего не напутали: вывернули наизнанку рубахи, оставили дома ножи, в кармане у каждого — по три можжевеловых ягоды.
Они показали друг другу подарки, которые припасли для хюльдры[10]: новые вещицы, ни разу не бывшие в употреблении у крещеного человека и приобретенные в Сегельфосской лавке, где можно было купить все на свете. Беньямин выбрал подвешенное на цепочке серебряное сердечко — этим летом он заработал хорошие деньги; у товарища подарок был нисколько не хуже — серебряное кольцо, а на нем — скрещенные руки из чистого золота. Так что оба были во всеоружии.
Они поднялись и покарабкались дальше, не то чтобы им нужно было поспеть к определенному часу, но явиться на место, вконец запыхавшись и ничего не соображая, не годилось. Крайний срок — полночь. Вон сколько предписаний! И все нужно держать в уме.
Приблизившись к пропасти, они высмотрели в скале подходящую расщелину, через которую подземные жители могли без труда выбраться наружу, и уселись ждать. Просидели тихонько около часу. Ночь была светлая, горные вершины еще освещало солнце, однако, прождав второй час, они стали томиться, они по-прежнему озирались по сторонам, но солнце уже зашло, и опустились сумерки.
— Как бы мы чего не напутали, — сказал Беньямин.
— Кажется, железо при себе иметь можно, — отозвался товарищ. — Ты проверил, карманы у тебя целые?
Оба проверили свои карманы: целые, у каждого лежало по три можжевеловых ягоды, а железные были набойки на башмаках, но это разрешалось.
После полуночи, так ничего и не дождавшись, они отправились восвояси. Беньямину предстояло проработать в кинозале еще несколько дней, в шесть ему уже надо было вставать.
Это была первая ночь. Но пока испытание продолжалось, им нужно было проявить стойкость и не прикасаться к табаку и не любезничать с девушками.
