Натанаэл Уэст - День саранчи
— Разумеется, — продолжал Сэмюэл, — родители присылают мне из дома еще десятку в неделю. У старика водятся деньжата. Но в этом городе они тают как снег.
— Еще бы! — отвечал Лем. — Тут есть на что тратить.
— А что, если нам сходить вместе в театр?
— Нет, — ответил Лем. — Мне не так повезло, как вам. У меня нет состоятельного отца, и я должен откладывать все, что удается заработать.
— Тогда, может быть, нам поехать в Китайский квартал, — сказал Сэмюэл, который не мыслил жизни без удовольствий. — Нам придется только заплатить за автобус туда и обратно.
— С удовольствием, — сказал Лем. — Может быть, пригласим и мистера Уоррена?
Мистер Уоррен был еще одним постояльцем, с которым познакомился Лем.
— Этого психа? — удивился Сэмюэл, который был большим снобом. — У него не все дома. Воображает себя писателем, сочиняет для журнальчиков.
— Разве это плохо?
— Может быть, и нет, но ты заметил, какие у него потрепанные галстуки?
— У него нет ваших возможностей, — заметил Лем с улыбкой, ибо знал, где работал его собеседник.
— Кстати, как тебе мой галстук? Здорово, да? — спросил довольный Сэмюэл.
— Очень красочный, — дипломатично отозвался Лем, предпочитавший более умеренные тона.
— У меня каждую неделю новый галстук. Я покупаю их за полцены. Девицы всегда первым делом смотрят, какой у парня галстук.
Прозвучал звонок к ужину, и молодые люди поспешили на трапезу. Поужинав, они снова встретились в вестибюле и отправились в Китайский квартал.
17
Лем и его новый друг слонялись по Мотт-стрит и прилегающим улочками, с интересом наблюдая странные обычаи и своеобразные манеры обитателей этого большого квартала.
В начале вечера, однако, произошел инцидент, заставивший Лема пожалеть, что он поехал в обществе Перкинса. Когда им попался пожилой китаец, читавший газету под уличным фонарем, Сэмюэл обратился к нему, прежде чем Лем успел вмешаться.
— Эй, Джон, — сказал он насмешливо, — белье моем, полоскаем, — и глупо расхохотался.
Человек поднял от газеты свои миндалевидные глаза, целую минуту холодно вглядывался в лицо насмешника, а затем сказал с большим достоинством:
— Клянусь бородой моего деда, такой мерзкой рожи я еще в жизни не видел.
Сэмюэл замахнулся, делая вид, что вот-вот ударит его. Но китаец и бровью не повел. Он вынул из кармана маленький топорик и начал сбривать волосы с тыльной стороны рук его острым как бритва лезвием.
Сэм побледнел и начала что-то бормотать, пока Лем не счел за благо вмешаться.
Но даже этот урок правил хорошего тона не возымел действия на юного нахала. Он продолжал вести себя столь необузданно, что наш герой испытывал страстное желание покинуть его.
Сэм остановился перед тем, что, судя по всему, было подпольной рюмочной.
— Пойдем-ка, — сказал он, — глотнем виски.
— Спасибо, — сказал наш герой, — но я не пью виски.
— Предпочитаешь пиво?
— Я вообще не пью.
11 Зш. 312
— Ты что, чертов трезвенник?
— В общем-то, да.
— Ну и вали к черту, зануда, — сказал Сэм и нажал на секретную кнопку звонка.
К величайшей радости, Лем остался на улице один. Было еще не поздно, и наш герой решил прогуляться.
Он свернул за угол недалеко от Пелл-стрит, и тут у самых его ног разбилась бутылка, чудом не угодив в него самого.
Случай или умысел?
Лем внимательно осмотрелся. На улице не было ни души, а на окнах домов были опущены жалюзи. Он заметил, что на доме, перед которым он стоял, была вывеска: «Прачечная By Фонга», но это ему ничего не сказало.
Приглядевшись, он с удивлением заметил, что в осколках бутылки виднеется записка, и нагнулся, чтобы ее подобрать.
В этот момент двери прачечной тихо распахнулись и из них бесшумно выскользнул огромный китаец, подручный By Фонга. Чтобы не шуметь, он был в тапочках, а когда он стал подкрадываться к нашему герою, в руке у него что-то заблестело.
То был кинжал.
18
Некоторое время назад мы расстались с нашей героиней Бетти Прейл в дурном заведении By Фонга перед самым визитом рябого армянина с Мальты.
С той поры многие представители Востока, а также славяне, латиняне, кельты и семиты посещали ее, иногда по три раза в ночь. Впрочем, такое случалось нечасто, потому что By Фонг держал ее на особом положении и ценил гораздо выше, чем других девиц в своем доме.
Естественно, Бетти радовалась этому куда меньше, чем By Фонг. Сначала она сопротивлялась из всех сил веренице «супругов», которые навязывались ей, но когда поняла, что все это напрасно, она как могла приспособилась к новой жизни. Тем не менее Бетти постоянно думала о побеге.
Записка в бутылке была написана Бетти. Она стояла у окна и с ужасом думала о предстоящем визите борца-тяжеловеса Селима Хамида Бея, который уверял, что влюбился в нее без памяти. Вдруг она увидела Лема Питкина, вышедшего из-за угла и двинувшегося в сторону прачечной. Она быстро сочинила записку с описанием своих страданий и, положив ее в бутылку, швырнула на улицу.
Увы, ее действия не остались незамеченными. Один из многочисленных слуг By Фонга тайно наблюдал за ней в замочную скважину и тотчас же донес обо всем хозяину, который и послал огромного китайца с кинжалом разобраться с Лемом.
Прежде чем продолжить, я хочу сообщить, что за это время в заведении By Фонга произошли изменения. Они представляются мне значительными, и хотя их влияние на нашу историю может показаться спорным, на мой взгляд, оно все-таки существует.
Великая депрессия ударила по By Фонгу с той же силой, что и по честным предпринимателям, и, как и они, он понял, что затоварился. Чтобы выйти из трудного положения, он решил перейти к узкой специализации. Он больше не мог содержать «Дом наций».
By Фонг был человеком проницательным и следил за модой. Он заметил новую тенденцию в общественном сознании, и когда газеты Херста начали кампанию «Покупайте американские товары», он решил уволить всех иностранных барышень и превратить свое учреждение в стопроцентно американский бордель. Если в 1928 году было трудно добыть соответствующих девиц, в 1934 ситуация изменилась. Многие респектабельные фамилии оказались в полной нищете, и это выбросило их представительниц на публичный рынок.
By Фонг поручил Азе Гольдштейну переоборудовать заведение, и сей знаток своего дела отделал комнаты в стиле соответствующего региона с учетом его истории. В результате, все уголки Америки были представлены в лучшем виде.
Лена Хаубенгрубер (Перкомен-Крик, округ Бакс, штат Пенсильвания).
Ее комнаты были обставлены мебелью из крашеной сосны и пестрели немецкими безделушками. Одета она была в простое крестьянское платье яркой расцветки.
Алиса Суиторн (Падука, штат Кентукки).
Помимо нескольких прекрасных образчиков мебели Шератона[51] в ее апартаментах имелась декоративная железная решетка из Чарльстона, изящество которой вызывало восторг гостей. На Алисе было бальное платье эпохи Гражданской войны.
Мери Джадкинс (Джагтаун, штат Аризона).
Стены ее жилища были обшиты грубыми дубовыми досками, а щели замазаны глиной. На полу грязь — не искусственная, а самая настоящая. На Мери было платье из домотканой материи и грубые мужские ботинки. Матрац на ее кровати был набит кукурузными стеблями, а покрывалом служила шкура буйвола.
Патриция Ван Рийс (Гранмерси-парк, Манхаттан, Нью-Йорк).
Ее апартаменты были в стиле «бидермайер»[52]. Окна в шторах из белого бархата (до тридцати ярдов на окно), в гостиной люстра из восьмисот хрустальных подвесок. Патриция была одета в стиле героинь раннего Гибсона.
Роза с реки Паудер (Корсонс-Стор, штата Вайоминг).
Ее обитель — точная копия барака для поденщиков на ферме. Пол устлан соломой, на которой разбросаны седла, попоны, игральные карты, арапники, револьверы с перламутровыми рукоятками. На Розе были кожаные штаны, шелковая блузка и огромная шляпа с засушенной гремучей змеей вместо ленты.
Долорес О'Рейли (Алта-Виста, штат Калифорния).
Экономии ради By Фонг перевел ее в комнаты, ранее принадлежавшие испанке Кончите, и просто заменил обтянутый лоша-диной кожей стул на плетеное кресло. Аза Гольдштейн пришел в неистовство, но By Фонг остался непреклонен. Он не собирался выбрасывать деньги на ветер, поскольку опасался, что это действующее лицо его театра при всей свой достоверности не вызовет особого энтузиазма у поклонников стопроцентно американского.
Принцесса Чалая Олениха (Ту-Форкс, индейская резервация в штате Оклахома).
Ее комнаты были оклеены березовой корой, как вигвам, и своим делом она занималась на полу. Когда клиент срывал лоскутное одеяло, под которым находилась красотка, на ней, кроме ожерелья из волчьих зубов, ничего не было.
