Ричард Олдингтон - Дочь полковника
К воскресному утру он успел навоображать столько жутких возможностей, что даже осунулся и чувствовал, что нервы у него вот-вот совсем сдадут. Доставленные с утренней почтой ящик вина и толстый пакет с книгами от букиниста нисколько его не отвлекли. Керзон не преминул заметить упадок его духа и, с солдатской проницательностью определив возможную причину, подмешал ему в чай солидную дозу английской соли, обычную армейскую панацею для меланхоличных новобранцев. Перфлит в рассеянии успел выпить половину этой омерзительной смеси, прежде чем осознал ее омерзительность. Тут его прошиб холодный пот: а вдруг Джорджи во всем призналась полковнику, и Керзон, привыкший бездумно повиноваться старшим чинам, дисциплинированно пытается его отравить? Он позвонил Макколу, чтобы посоветоваться с ним о симптомах и исповедаться во всем, но доктор, всегда чуткий к капризам именитых пациентов вроде сэра Хореса и его супруги, поручил горничной ответить, что он уехал, и неизвестно, когда вернется.
В полном отчаянии Перфлит обратился за утешением к книгам, но они утратили весь свой аромат. Музы чураются неспокойных сердцем, и даже Диана Буше, казалось, глядела на него с презрительной угрозой, словно готовя ему судьбу Актеона.[87] Инстинктивное стремление обратиться в бегство выгнало его из дома на свежий воздух. Утро было теплое, ясное, листья шептались под легким ветром, луга радовали взор изумрудной зеленью, по дороге неслись автомобили, но мистер Перфлит, весь во власти черного панического ужаса, не замечал даже ослепительно сияющего солнца. Он сворачивал с тропинки на тропинку, выбрался на какую-то дорогу и в конце концов очутился у моста через речушку. Там он узрел мистера Джадда, который в заключение воскресного променада с горькой покорностью судьбе созерцал пни своих вязов и задумчиво поплевывал в воду. Когда Перфлит поравнялся с ним, он оторвался от своего занятия и весело сказал:
– Доброго вам утречка, сэр.
– Доброе утро, Джадд, – ответил мистер Перфлит унылым голосом.
– Вот денек, так денек! – восторженно продолжал мистер Джадд. – Кабы не женщины и не эти вон автомобили, так был бы чистый рай! Английская погодка, сэр, другой такой нигде не найти!
Перфлит был склонен согласиться с ним, особенно в части, касавшейся женщин и английской погоды, однако сказал только:
– Да, пожалуй, погода недурна. Я как-то не обратил внимания.
Лицо у него стало таким унылым и тревожным, что даже мистер Джадд что-то заметил. Тут по мосту, рыча моторами и хрипло гудя, один за другим загрохотали легковые автомобили, мотоциклы и парочка грузовиков. Инстинктивно мистер Перфлит и мистер Джадд зашагали обратно.
– Извините, сэр, за вольность, – начал мистер Джадд, – да только вы нынче что-то плохо выглядите.
– Нет-нет, просто расстроен немножко, да и устал.
– А! – сочувственно произнес мистер Джадд. – Чему тут удивляться, сэр? Вы же с утра до ночи над книжками сидите, сэр, – а их у вас вон сколько! – ну, и добром это не кончится. Вредное дело, вот что я вам скажу. Не по-людски так-то. Еще чудо, как вы не помешались или не угодили в больницу со скоротечной чахоткой.
И мистер Джадд устремил на Перфлита сочувственно-благожелательный взгляд.
Перфлит засмеялся. Общество мистера Джадда уже принесло ему облегчение. Соприкосновение с людьми, ведущими простую жизнь, исполненную простой мудрости, дарит покой – ходил же Сэмюел Батлер[88] в зоологический сад!
– Ну, а что, Джадд, делали бы на моем месте вы?
Мистер Джадд взвесил этот вопрос с обычной своей тяжеловесной серьезностью.
– Что же, сэр, будь я джентльменом с состоянием, Да ученым книжником, вроде вас, так прошел бы в парламент.
– В парламент! – воскликнул Перфлит, как всякий мыслящий человек, питавший отвращение к духовной трясине практической политики. – И что бы вы там стали делать?
– А! – многозначительно произнес мистер Джадд. – Сначала бы я, сэр, ничего делать не стал. Осмотрелся ры. прислушался, разобрался во всех их закулисных штучках. Ведь из-за них-то, сэр, Страна и идет ко дну.
– Ну, а узнав, что сделали бы?
Вопрос был не из легких, и мистер Джадд вновь призадумался.
– Собрал бы все факты, сэр, и передал бы их в Скотленд-Ярд.
– Ну, а если бы оказалось, что и Скотленд-Ярд причастен к закулисным штучкам?
От такого кощунственного предположения мистер Джадд охнул, но мужественно ответил:
– Тогда бы я сообщил их «Джону Буллю», сэр. А уж он бы задал им перцу и помог бы спасти Страну.
Перфлит почувствовал, что у него недостанет духа сломать и эту последнюю соломинку, за которую ухватилась вера мистера Джадд а в человеческую натуру и Страну, а потому он промолчал и не стал намекать, что и популярная пресса может быть причастна к закулисным штучкам. А мистер Джадд продолжал убедительным тоном:
– Ну, раз вас в парламент не влечет, сэр, так почему бы вам не жениться? Поверьте слову, сэр, человек понятия не имеет, что такое деятельная жизнь, пока не обзаведется женой и детьми.
– В том-то и беда! – доверительно сообщил Перфлит. – Как раз этого я и хочу избежать.
– Неужто, сэр? – Вежливость не позволила мистеру Джадду высказать свое мнение или задать наводящий вопрос. Перфлит помолчал и решился. Посоветуйся с оракулом Джаддом, точно Панург с Трибуле.[89] Эта литературная аналогия еще больше его подбодрида и убедила, что к нему возвращается душевное равновесие.
– Что бы вы сказали, Джадд, если бы я вам признался, что запутался с одной девушкой и не знаю, как выпутаться?
– Запутались с девушкой! – изумленно повторил мистер Джадд. – Вот уж о ком бы я ничего такого не подумал бы, сэр. Право слово.
И мистер Джадд покачал головой с глубокой укоризной.
– Дело в том, что она как будто твердо решила женить меня на себе, а я… э… я по глупости дал ей кое-какой повод и поставил себя в чертовски неловкое положение.
– А! – произнес мистер Джадд, вновь обретая безмятежность. – Так вы это не про нашу Лиззи?
– Лиззи? Боже мой, конечно нет!
– Рад слышать, сэр, – виновато отозвался мистер Джадд. – Раз она вышла замуж, и устроилась, так хватит ей повесничать. Знаете, сэр, я просто диву даюсь, как мужчины все кружат около нее, все кружат, точно мухи над дохлятиной. Прямо привораживает их, не иначе. Сначала полицейский, потом Том, а после еще мистер Смейл, хоть ему-то в его годы пора бы и остепениться. Я так понимаю, сэр, это и есть то самое, что зовется «роковой дар красоты».
– Dono infelice di bellezza, – прожурчал Перфлит ту же фразу в ее первозданном итальянском виде, подавляя смешок, чтобы не обидеть мистера Джадда. – Нет, это не Лиззи, хотя и жаль. Она не замужем и принадлежит… э… к моему сословию. Ну, и мне сдается, что сейчас я стал объектом ее матримониальных намерений.
– Хм! – Мистер Джадд задумался. – Прошу прощения, сэр, но эта барышня что – под сердцем носит?
Мистер Перфлит вскинул руки, словно открещиваясь даже от мысли о чем-либо подобном.
– Боже великий, нет, конечно!
– И вы никак себя не связали, сэр? Ничего не говорили, ну там про свадьбу, что, дескать, потолкуете со священником о разрешении на брак? Или что пора бы вам зажить своим домком?
– Нет. Ни о чем подобном, безусловно, и речи не было.
– И кольца ей не дарили? И писем подсудных не писали?
– Нет, Джадд, ни словечка, ни единой побрякушки, ни единой буковки.
– Это вы ловко, сэр! – с восхищением произнес мистер Джадд. – Вот уж не подумал бы, что у вас сообразительности хватит после всех ваших книжек-то. Только, коли уж вас мое мнение интересует, так на мой взгляд никакие присяжные ей ничего не присудят, особенно, как она под сердцем не носит, – И мистер Джадд подкрепил свой приговор, с мудрой торжественностью запыхтев трубкой.
– Но я же вовсе не иска опасаюсь, – с некоторым раздражением возразил Перфлит. – Об этом и вопроса не встает. Опасаюсь я…
И он замолк, стараясь понять, чего, собственно, он опасается.
– Так чего же, сэр? – подбодрил его мистер Джадд.
– Я опасаюсь, как бы она с помощью матери не сумела поставить меня в ложное положение, представив все так, будто я ухаживал за ней с серьезными намерениями. Вы ведь знаете, Джадд, что такое женщины!
Мистер Джадд сочувственно кивнул.
– Женщины, сэр, удивительные создания, удивительные! Только одно средство и есть – не потакать им. Стоять на своем и не потакать. Это они ценят, сэр, и ничего другого не желают. А вот стоит вам поддаться, пойти у них на поводу, ну и проживете жизнь подкаблучником, сэр.
Перфлит не сомневался, что так оно и будет, если он оставит хоть малейшую зацепку, и содрогнулся при этой мысли.
– Так, значит, Джадд, вы не верите в женскую свободу?
От избытка чувств мистер Джадд даже остановился.
– В женскую свободу? Да какого еще рожна им надо? В парламент они пробрались? Пробрались. Добились, что пивные полдня стоят закрытые и цена на пиво до небес подскочила? Добились. Все наши деньги к рукам прибирают, так или не так? И курят, и ноги заголяют, да еще в розовых чулках, как эти потаскушки на свадьбе Лиззи, и бесчинствуют, как хотят. А Страна гибнет, сэр. Я всегда говорил, место женщины – дом!
