Курбан Саид - Девушка из Золотого Рога
Он молчал, вопросительно глядя на нее.
— Подожди немного, — Азиадэ уже не понимала, что говорит. Она крепко сжимала его руку, и казалось, ею управляет некая неведомая сила. — Подожди немного, — словно охваченная каким-то внезапным видением, воскликнула она страстно и отчаянно: — Может мой муж бросит меня. Тогда я приду к тебе, Абдул Керим. Но я не могу разрушить семью.
Абдул Керим, вновь принявший обличие Ролланда, засмеялся. Он отнял руку и ровно сел в кресле.
— Чудесно, ханум! Священный дом Османов должен ждать, пока неверная собака не выкинет свою жену из дома. Вы же любите меня, вы же хотите уйти ко мне. В ваших глазах, руках, губах я читаю знаки любви. Вы любили меня еще, когда проезжали мимо моего дома на Босфоре. Вы любили меня, когда писали мне из Берлина, и вы любите меня сейчас, когда сидите возле меня. Любовь ко мне ваш долг. Но вы трусливы, ханум, просто трусливы, хотя не должны быть такой, ведь вы османка.
Азиадэ молчала. Чего ей это стоило, молчать сейчас, знала только она.
Джон поднялся.
— Ваш покорный слуга, ханум, — сказал он, как того требовал этикет стамбульских дворцов.
— Идите с улыбкой, принц, — отчеканила Азиадэ предписанную протоколом фразу, и осталась сидеть, с втянутой в плечи головой, уставившись в даль.
Абдул Керим прошел через холл отеля и поднялся по лестнице. Уже на лестнице он снова превратился в Джона Ролланда, пропойцу-сценариста, которому предстояло собирать в Ливии впечатления для своего нового фильма.
Ожидавший его в номере Сэм Дут бросил на Ролланда любопытный взгляд. На ночном столике стояла нетронутая бутылка виски. Вчера Джон не испытывал жажды. Теперь же он наполнил стакан и залпом опустошил.
— Ага, — сказал Сэм, сразу смекнув в чем дело.
— Я просто собака, — Джон снова налил виски. — Мои предки покорили два континента, а я не смог покорить одну женщину.
Он сел на краю кровати. Стакан дрожал у него в руках.
— Мне не нужна никакая женщина, — выпалил он вдруг. — Мне не нужна родина. Мне нужно только виски.
— Ага, — повторил Сэм. «Да, теперь Джон явно обезумел», — подумал он.
— Зачем тебе эта женщина? — заговорил он, и тоже потягивая виски, но в отличие от друга маленькими глотками. — В мире так много других. В Африке я найду для тебя наложницу. Поехали в Ливию. Европа не стала благодатной почвой для тебя.
— Поехали в Ливию, — согласился Джон, уставившись в свой стакан. — Пьянице не нужна ни женщина, ни два континента, ни дом на Босфоре.
Он начал медленно стягивать с себя одежду.
— Я буду спать, Сэм. Исчезни! Телеграфируй паше в Берлин, о том, что его дочь плохо воспитана.
Сэм поднялся, неодобрительно качая головой. Невозможно поверить в то, что предки Джона смогли покорить Византию.
— Иди спать, — сказал он. — И хотя я не управляющий гаремом принца, но возьму это дело в свои руки, потому что я хороший человек и прощаю тебе разорение Византии. Через три дня я все улажу.
Он ушел, а Джон рухнул в постель.
Выйдя из отеля, Сэм Дут направился в кафе неподалеку от Оперы, где просидел какое-то время, попивая турецкий кофе. При виде этого, мирно сидящего человека, никто из посетителей кафе и не подумал бы, какую бурную деятельность он планирует развить.
Сэм Дут был умным человеком. Он должен был доказать Джону, что там, где отказывают осману, грек получает свое. Это подстегивало его честолюбие. Он небрежно держал в руках десятишиллинговую банкноту и со скучающим видом смотрел на официанта, склонившегося над ним и докладывающего о возрасте, прошлом, привычках и круге друзей Хасы.
После этого Сэм сунул банкноту ему в карман и отпустил благодарным кивком. Потом он подошел к соседнему столику, за которым хирург Матес и ортопед Захс спорили о различиях между хирургическим и ортопедическим лечением.
— Сэм Дут, кинопродюсер из Нью-Йорка, — представился Сэм.
Врачи были явно польщены. Сэм присел за их столик. Смущенно улыбаясь, он стал рассказывать о каком-то обществе, которое собиралось якобы снимать научно-медицинский фильм, в познавательных целях.
— Я приехал в Вену, так как мы собираемся снимать научную часть фильма под наблюдением австрийских врачей.
Врачи с интересом слушали его, ощущая свою причастность к великому делу. То, каким образом разговор перешел от науки на врачей вообще, затем к отоларингологам, а далее — к частной жизни доктора Хасы, осталось незаметным.
Через час Сэм Дут спешно поднялся, бросив на прощанье:
— Мы еще поговорим с вами о фильме.
На следующий день он подошел к телефонной будке и попросил соединить с квартирой доктора Хасы.
— Говорит махараджа из Травенкора, — прохрипел он в трубку, — меня мучает ужасный шум в ушах. Когда я мог бы поговорить с доктором?
— Доктор в больнице и вернется только через три часа.
Сэм повесил трубку и отправился в дом Хасы. Он нашел Азиадэ одну, сидящую, съежившись, в углу гостиной.
Он поклонился. Губы Азиадэ были припухшими и выглядела она очень бледной.
— Да благословит Аллах этот дом, — торжественно произнес он.
— А вы делаете все, для того чтобы разрушить его!
— Я служу своему господину, — многозначительно и серьезно ответил Сэм. Глаза его стали большими и суровыми. — Многие Османы погибли от рук убийц, но очень редко этими убийцами были женщины.
— Я не убийца! — Азиадэ вскочила и нервно зашагала по комнате. Ее губы дрожали. — Я вас не звала! Я тоже выполняю свой долг. Я жена своему мужу.
Сэм спокойно посмотрел на нее и пояснил, что долг состоит из двух составляющих: высокого чувства ответственности и отсутствия фантазии. Если бы турки остались верными слугами арабов, как велел им их долг, они никогда бы не сделали себе столь великого и грозного имени.
Азиадэ застыла посреди комнаты с открытым ртом.
— Но я не хочу делать себе грозного имени. Оставьте же меня, в конце концов, в покое!
Сэм натянуто улыбнулся.
— Брат, отец и дед Абдул Керима закончили свои дни при очень прискорбных обстоятельствах. Он ищет вашей поддержки, а вы толкаете его в пропасть. Вы не лучше тех, кто привели к гибели его предков.
Азиадэ опустилась на большую подушку посреди комнаты и беззвучно зарыдала.
— Но я не могу, — с мукой произнесла она. — Как же вы не видите, что я не могу! — А потом, утерев слезы, она с неожиданной твердостью в голосе сказала:
— Что можно сказать о женщине, которая сама выбрала себе мужа, поклялась ему в верности, а потом без каких-либо явных причин покидает его ради другого, богатого мужчины? Для обозначения таких женщин существует много плохих слов. Закон гласит: в этом мире такие женщины превратятся в камень, а на том свете будут преданы вечному проклятию. Человек из рода Османов должен проявить сочувствие к этой женщине и не толкать ее в преисподнюю.
Сэм поднялся. Эта турчанка слишком упряма.
— Ханум, — воскликнул он. — Вы — святая. Я преклоняюсь перед вашим умом и уважаю его. Больше ни слова об этом, но у меня тоже есть долг и я его выполню.
Его руки сжались в кулаки, лицо покраснело.
— Можете оставаться здесь, но вы должны знать, кому отдаете предпочтение. Доктор Александр Хаса, человек, который стесняется своих предков и посмеивается над ними. Человек, чья научная деятельность заключается в том, что он вливает кокаин в глотку певцам. Над ним смеются все врачи Вены. Еще в студенческие годы он бросил свою любовницу, когда узнал, что она беременна. Первая жена бросила его, устав от его упрямства и тупости. На несколько лет он вынужден был уехать из этого города, потому что даже дети показывали на него пальцем. Знаете ли вы, кем был его отец? Балканским спекулянтом, который нажил состояние на крови своих братьев. И этому человеку вы приносите в жертву Джона Ролланда? Действительно, женщины не люди. Вы лишь внешне похожи на человеческие существа.
Азиадэ, покачиваясь, стояла посреди комнаты, растерянно улыбалась, в глазах ее блестели слезы. Опустив, голову, она дрожащим голосом сказала:
— И кроме того, его поймали при попытке ограбить банк. А еще он фальшивомонетчик и отпущен на свободу только из-за отсутствия достаточных улик в деле об убийстве. Теперь забирайте свою шляпу и уходите! — и она вышла из комнаты.
Охваченный яростью Сэм бродил по Рингу. Битва еще не окончательно проиграна. Он пошел на телеграф. Поразмыслив, он написал длинную телеграмму, в которой были отрывки из Корана, предупреждения, просьбы и советы.
Азиадэ, чувствуя, что гнев и отчаяние душат ее, вышла из дома и долго бесцельно бродила по улицам, вдоль магазинов и кафе.
У мужчин, сидящих в уличных кафе, были глаза Ролланда, а у манекенов в магазинах мужской одежды — фигуры принца и османские носы. Отель «Ринг» напоминал злого, затаившегося зверя и она издали обошла его.
