Симадзаки Тосон - Нарушенный завет
— Разрешите представиться: Такаянаги Тосисабуро. Давно наслышан о вас, но не имел случая посетить.
— Очень рад вас видеть. Пожалуйста, прошу сюда.
Обменявшись приветствиями, Усимацу пригласил Такаянаги к себе в мезонин.
Не в силах понять намерений неожиданного гостя, Усимацу с самого начала испытывал неловкость. Он решил быть настороже, но всё же постарался принять безразличный вид. Усевшись на подушку, он предложил Такаянаги сложенное вчетверо белое шерстяное одеяло.
— Прошу вас, садитесь, — приветливо заговорил Усимацу. — Я должен извиниться, что заставил вас ждать. Вчера поздно засиделся — и вот проспал.
— Что вы! Это я должен извиниться, что помешал вам отдохнуть, — обходительным тоном ответил Такаянаги. — Вчера, когда мы были в лодке, мне так хотелось с вами поздороваться. То, думаю, невежливо не поздороваться, то, наоборот, неудобно в таком месте… и вот теперь прошу меня извинить.
По всему было видно, что Такаянаги пришёл ради какого-то важного для него разговора. Однако в его любезной гладкой речи было что-то вкрадчивое. Стоило взглянуть на элегантный костюм и осанку Такаянаги, чтобы стало ясно, каким тщеславием исполнено это восходящее политическое светило. Цепочка от часов несколько раз обвивалась вокруг плотного пояса; на пальцах сверкали чистым золотом целых два кольца. «Зачем он пришёл, этот человек?» — мысленно повторял Усимацу. Мысль о тёмной тайне гостя, так похожей на его собственную, не позволяла ему посмотреть в глаза собеседнику.
Такаянаги слегка придвинулся к Усимацу.
— Я слышал, что у вас случилось несчастье. Наверно, вы очень расстроены?
— Да, — ответил Усимацу, разглядывая свои руки. — Меня постигло большое несчастье — скончался мой отец.
— Это очень прискорбно, — задумчиво заметил Такаянаги. — Гм, да, да… Мы с вами встретились ещё на станции Тойоно, потом я сошёл в Танаке, и вы тоже… Помните? Как же, вы тоже сошли в Танаке. Наверное, вы как раз направлялись домой. Смотрите-ка, какое совпадение, мы с вами уехали и вернулись вместе. Видно, нас с вами связывает судьба. Верно?
Усимацу молчал.
— В этом-то и дело. — Подчёркнуто произнёс Такаянаги. — Именно потому, что нас связывает судьба, а в этом я уверен, я говорю так откровенно. И ваше состояние, право же, я вполне понимаю.
— Что? — перебил его Усимацу.
— Вполне его понимаю, но хотел бы, чтобы и вы меня поняли. Поэтому я и позволил себе прийти к вам.
— Мне всё же не ясно, что вы имеете в виду.
— Послушайте…
— Я не могу уяснить, о чём идёт речь.
— Вот я и веду к тому, чтобы вы поняли. — Такаянаги понизил голос — Вы, может быть, слышали, я… я больше не одинок… я женился. И бывают же странные вещи: жена моя вас хорошо знает.
— Ваша супруга знает меня? — И, слегка изменив тон, Усимацу добавил: — Ну и что же?
— Вот по этому поводу я и пришёл поговорить с вами.
— Что именно вы хотите сказать?
— Видите, то, что сказала жена, я не вполне понимаю… знаете, женские разговоры, — довольно бестолковая вещь… но, удивительно, будто кто-то из её дальних родственников в давние годы был близко знаком с вашим отцом. — Говоря это, Такаянаги пристально вглядывался в лицо Усимацу. — Ну, само по себе это ничего не значит, однако, если жена говорит, что знает вас, то и вы вряд ли можете ничего не знать о ней, да и я, со своей стороны, обеспокоен… Всю ночь я не сомкнул глаз, думая об этом.
На некоторое время в комнате воцарилось молчание. Оба собеседника сидели безмолвно, испытующе глядя друг на друга.
— Ах! — шумно вздохнул Такаянаги. — Мне хочется, чтобы вы поняли, как хорошо, что я пришёл с вами поговорить. Никто, кроме вас, о нас с женой ничего не знает, а с другой стороны, и никто, кроме меня и моей жены, ничего не знает о вас… значит, наши интересы совпадают… не так ли, Сэгава-сан? — Он продолжал несколько другим тоном: — Вам, конечно, известно, что скоро выборы. На время мне крайне нужна ваша помощь. Если вы не прислушаетесь к тому, что я вам говорю, мы с вами падём жертвой друг друга. Ха-ха-ха! Нет, нет, я вовсе не требую вашей крови. Но всё же я пришёл к вам вот с таким решением…
В эту минуту на лестнице раздались шаги, и Такаянаги осёкся. Снизу донёсся голос Кэсадзи: «Сэгава-сэнсэй, к вам гость». Усимацу встал и раздвинул перегородку; перед ним, улыбаясь, стоял его приятель Гинноскэ.
— А, Цутия-кун? — воскликнул Усимацу и невольно перевёл дух.
Гинноскэ слегка поклонился Такаянаги, но не обратил внимания на натянутое выражение лица у хозяина и гостя, решив про себя со свойственной ему поспешностью: «Вероятно, у них какие-то дела».
— Слышал, что ты вернулся вчера, — заговорил Гинноскэ дружески. Как всегда, он был жизнерадостен. Его свежее, розовощёкое лицо так и сияло. Может быть, таким его делала надежда в скором времени распроститься с теперешней службой и стать ассистентом в агрономическом институте. Странное дело, его коротко остриженные волосы, казалось, сейчас придавали ему какую-то солидность, делали похожим на молодого учёного. И хотя ничто не изменило их дружеских отношений, всё же Усимацу казалось, будто Гинноскэ стал на ступень выше его, и ему было как-то не по себе.
А Гинноскэ горячо и сердечно выразил Усимацу сочувствие. Такаянаги молча слушал их разговор, дымя папиросой.
— Спасибо тебе за всё, что ты сделал для меня во время моего отсутствия, — сказал Усимацу, подбадривая сам себя. — Ты, кажется, вёл все мои уроки.
— Да, кое-как справился. Совмещать занятия в двух классах не так-то легко. — Гинноскэ засмеялся. — Ну, а ты как?
— Что ты хочешь сказать?
— У тебя ведь траур, ты можешь взять четыре недели отпуска.
— Нет, так не пойдёт. Для школы это неудобно. И самое главное — для тебя затруднительно.
— Ничего, обо мне не беспокойся.
— Завтра понедельник. Завтра и пойду в школу. Ну, Цутия-кун, твои мечты, кажется, осуществились. Я очень обрадовался, когда получил от тебя письмо. Не думал, что ты так скоро продвинешься.
— Да… — Гинноскэ счастливо улыбнулся. — Мне повезло.
— Да, тебе повезло. — Радуясь удаче товарища, Усимацу вместе с тем как будто подумал о чём-то своём и, поникнув, спросил: — А приказ об увольнении уже отдан?
— Нет ещё. Ведь существует обязательный срок службы: сразу просто так не отпустят. Правда, в префектуральном управлении вошли в моё положение: разрешили внести меньше ста иен.
— Меньше ста иен?
— Если бы мне пришлось уплатить все издержки за обучение, то было бы худо. Хорошо, что мне сделали такую скидку. Я сейчас же написал отцу и попросил его помочь мне. Он, знаешь, очень рад и, кажется, сам поедет в Нагано. Я со дня на день жду от него известий. Остаётся нам побыть с тобой в Иияме только месяц!
Гинноскэ посмотрел на Усимацу. Усимацу тяжело вздохнул.
— Да, теперь о другом, — снова заговорил Гинноскэ. — Твой любимый Иноко-сэнсэй, говорят, сейчас в Синано. Я вчера читал в газете.
— В газете? — Усимацу весь вспыхнул.
— Да, в «Синано-Майнити». Говорили, он тяжело болен, а он, оказывается, полон энергии.
Едва услышав имя Рэнтаро, Такаянаги кинул острый взгляд на Гинноскэ. Усимацу молчал.
— Да, с этим «этa» шутить нельзя! — безо всякой задней мысли продолжал Гинноскэ. — Его идеи, может быть, и носят на себе печать болезненности, но его мужество в борьбе восхищает меня. Возможно, все чахоточные таковы. Говорят, его речи производят очень сильное впечатление. Только пусть Сэгава-кун не слушает его, а то опять вернётся прежняя болезнь.
— Не говори глупостей!
Гинноскэ, закинув голову, громко расхохотался.
Внезапно Усимацу замолчал. Он стоял недвижимо, словно теряя сознание. Словно всё внутри у него вдруг онемело.
«Что с ним? У Сэгавы-куна, видно, по-прежнему здоровье не в порядке», — подумал Гинноскэ. Некоторое время все трое сохраняли молчание. Усимацу пришёл в себя, услышав слова Гинноскэ: «Ну, мне пора».
— Погоди немного, — спохватился он и повторил ещё раз: — Погоди немного.
— Нет, в другой раз.
И Гинноскэ ушёл.
— Сейчас шёл разговор о господине Иноко… — сказал Такаянаги, стряхивая пепел с папиросы. — Сэгава-сан дружен с ним?
— Нет… — слегка запинаясь, отвечал Усимацу. — Я этого не могу сказать.
— Но вы к нему имеете какое-то отношение?
— Никакого отношения я к нему не имею.
— Разве?
— Да ведь я же сказал, что никакого отношения не имею. Никакой дружбы между нами нет.
— Раз вы это утверждаете, значит, так и есть, хотя… Этот господин действует заодно с Итимурой-куном. Что у них общего? Собственно, об этом-то я и хотел разузнать у вас, если вам что-нибудь известно…
— Я ничего не знаю.
— Адвокат Итимура большой пройдоха. На словах распинается за этого Иноко, а на деле просто хочет использовать его в своих целях и вертеть им, как ему заблагорассудится. Когда он начинает говорить о всяких возвышенных вещах, меня просто смех разбирает. Ведь все наши политики занимаются грязным ремеслом. Да, кто не знаком с политической деятельностью, тому не понять её отвратительной закулисной стороны.
