Эрнест Хемингуэй - Последние хорошие места
— Ты помнишь, что ты совсем не спала, а нам еще идти и идти?
— Помню. Я сейчас точь-в-точь как тот, который храпит у стола, как он про себя рассказывал.
— Может, с ним и вправду такое было,— сказал Ник.— Самое главное теперь — это не сбить ноги. Мокасины не трут?
— Нет, и у меня ноги загрубели, я ведь все лето ходила босиком.
— У меня тоже порядок, — сказал Ник,— Встали, пошли.
Они шли по мягкой опавшей хвое, и деревья были высокими, и между стволами подлеска не было. Когда взошли на холм, луна пробилась между деревьями и осветила Ника с большим рюкзаком и его сестру с карабином. С вершины холма они оглянулись вниз и увидели озеро в лунном свете. Было светло, ясно виднелся темный мыс и высокие холмы дальнего берега.
— С ним тоже надо проститься,— сказал Ник Адамс.
— Прощай, озеро,— сказала Махоня,— Тебя я тоже люблю.
Они пошли вниз, через длинное поле, через фруктовый сад, пролезли сквозь изгородь на недавно сжатое поле. Идя по стерне, они оглянулись направо и увидели бойню и большой хлев в лощине и старый бревенчатый дом на другом прибрежном холме. Спускавшаяся к озеру шеренга пирамидальных тополей была освещена луной.
— Ноги болят, Махоня? — спросил Ник.
— Нет.
— Я пошел здесь из-за собак. Узнав нас, они замолчат, но кто-нибудь может услышать лай.
— Ага,— сказала сестра,— а когда они замолчат, все сразу поймут, что это мы.
Впереди уже была различима темная грань холмов за дорогой. Они пересекли еще одно сжатое поле, перешли ручей с глубоко просевшим руслом, поднялись по стерне следующего поля и подошли снова к забору и песчаной дороге, за которой сплошною массой чернели заросли молодых стволов и кустарника.
— Подожди, я сейчас перелезу и помогу тебе,— сказал Ник.— Хочу взглянуть на дорогу.
С забора он окинул взглядом холмистый край и увидел темное пятно рощи у своего дома и лунный блеск озера, потом перевел взгляд на дорогу.
— Они не смогут выследить, как мы сюда пришли,— сказал он сестре,— и вряд ли заметят следы на песке. Если ветки не будут сильно царапаться, можно идти по обочине.
— Ники, мне кажется, они вообще не могут никого выследить. Вспомни, как они ждали, что ты сам к ним придешь, а за ужином и после надрались оба.
— Они были у пирса,— напомнил Ник,— и я тоже как раз там был. Если б не ты, они б меня сцапали.
— Вот уж не надо большого ума догадаться, что ты будешь на речке, после того как мать проговорилась, что ты пошел на рыбалку. Когда я убежала, они наверняка выяснили, что все лодки на месте, а раз так, значит, ты на речке. Все знают, что ты всегда ловишь рыбу за мельницей и давильней. Они еще долго соображали это.
— Все равно,— сказал Ник,— все равно они тогда были совсем рядом.
Сестра прикладом вперед просунула ему карабин, пролезла между жердинами и встала рядом с ним на дороге. Протянув руку, Ник погладил ее по голове.
— Устала страшно, Махоня?
— Нет, все отлично. Я слишком счастлива, чтобы уставать.
— Пока не устанешь, иди по песку, где их лошади оставили следы от копыт. Песок рыхлый, следы высохнут и будут незаметны, а я пойду по твердой обочине.
— Я тоже могу идти по обочине.
— Не надо, поцарапаешься.
Постоянно оскальзываясь, они выбрались на верх гряды, разделявшей два озера. С обеих сторон к дороге выходил густой и темный молодой лес. С обочин к лесу тянулись кусты малины и куманики. Вершины холмов виднелись впереди, подобно просветам в чаще. Луна была уже низко.
— Махоня, как дела? — окликнул сестренку Ник.
— Здорово. Ники, а убегать из дому всегда так же здорово?
— Нет. Обычно бывает одиноко.
— А тебе бывало очень одиноко?
— Ужасно. До черноты.
— А как ты думаешь, со мной тебе будет одиноко?
— Нет.
— А ничего, что ты пошел со мной, а не с Труди?
— Да что ты все время «Труди», «Труди»?!
— Я не все время. Может, просто ты о ней думал и решил, что это я о ней говорю.
— Умная ты до чего,— сказал Ник.— Я про нее подумал, потому что ты мне сказала, где она, а когда я узнал, где она, то уже стал думать, что она делает, и вообще.
— Пожалуй, я зря пошла.
— А я говорил, что тебе нечего ходить.
— Черт,— сказала сестра.— Мы что, станем как остальные и будем ссориться? Я пойду домой. Тебе не придется терпеть меня.
— Заткнись,— сказал Ник.
— Не надо так, Ники! Я уйду или останусь, как ты захочешь. Скажешь, чтоб я ушла,— уйду. Но ссориться я не буду. Что мы, не насмотрелись семейных ссор?
— Насмотрелись,— кивнул Ник.
— Я тебе навязалась, но я специально все так устроила, чтобы тебе не мешать. И я же уберегла тебя от них, правда?
Они снова вышли на высоту и снова увидели озеро, хотя оно казалось узким и выглядело скорее как большая река.
— Мы пойдем напрямик,— сказал Ник Адамс,— и выйдем на старую дорогу от лесосеки. Если ты хочешь идти домой, то здесь пора поворачивать.
Он снял рюкзак, оттащил его к лесу. Сестра прислонила к рюкзаку карабин.
— Садись, отдохни, Махоня,— сказал Ник.— Мы оба устали.
Он откинулся на рюкзак, сестра легла рядом, положив ему голову на плечо.
— Я не уйду, пока ты меня не прогонишь, Ники,— сказала она,— Я только не хочу ссор. Даешь слово, что мы не будем ссориться?
— Даю.
— А я не буду про Труди.
— К черту Труди.
— Я хочу быть полезным и верным товарищем.
— Ты мой полезный и верный товарищ. Ничего, если мне станет не по себе и я это спутаю с одиночеством?
— Ничего. Мы будем заботиться друг о друге, нам будет весело, и все будет хорошо.
— Отлично. Начнем прямо сейчас?
— А мне все время так.
— Нам надо пройти тяжелый кусок, потом еще очень трудный кусок, и мы на месте. Выйти можно, когда рассветет. Поспи, Махоня. Тебе тепло?
— Конечно, тепло. Я же в свитере.
Она свернулась рядом с ним и уснула. Скоро заснул и Ник. Проспав два часа, он проснулся от утреннего света.
Ник блуждал по лесу, пока не вышел к старой дороге с лесосеки.
— Чтобы не оставлять следов,— объяснил он сестре.
Дорога заросла так, что приходилось то и дело идти в наклонку под ветками.
— Как в туннеле,— сказала сестра.
— Скоро станет пореже.
— Я здесь была когда-нибудь?
— Нет, так далеко на охоту я тебя никогда не брал.
— Отсюда можно пройти в твои места?
— Нет, Махоня. Теперь мы будем долго пробираться через огромное страшное болото. До тех мест вообще никому не добраться.
Они все шли по дороге, потом свернули на другую, еще более заросшую просеку и, наконец, вышли на расчищенную поляну. Поляна заросла кустарником и дурманом. На ней стояли брошенные хижины лесорубов. Хижины были совсем старые, у некоторых провалились крыши, зато у дороги был родник, и Ник с сестрой напились. Солнце еще не встало. Ранним утром после целой ночи ходьбы они чувствовали себя пусто и странно.
— Здесь раньше был тсуговый лес,— сказал Ник.— Они брали только кору, а бревна оставляли.
— Но что случилось с дорогой?
— Наверное, они, начав с дальнего конца, подтаскивали кору и складывали ее в кучи, чтобы вывезти. Вырубили до самой дороги, сложили кору вот здесь и отсюда забрали.
— К твоим местам надо через все-все болото идти?
— Да. Пройдем его, потом по дороге, потом через другое болото и войдем в девственный лес.
— Почему они его не тронули, когда здесь все было вырублено?
— Не знаю. Может, хозяин не продал. Они, конечно, много наворовали с краю, заплатив за порубку, но большая часть стоит, к ней не подобраться.
— Но почему не пройти вдоль ручья? Ручей же откуда-нибудь течет?
Они отдыхали перед трудным переходом через болото, и Ник решил объяснить подробнее:
— Смотри, Махоня. Ручей пересекает большую дорогу, по которой мы шли, и течет дальше по земле одного фермера. Фермер отгородил себе пастбище и никому не дает рыбачить, так что дальше мостика не пройдешь. С другой стороны озера, куда можно было бы выйти вдоль по ручью, фермер пасет быка. Бык страшный и гонит всех прочь. Это самый страшный из всех быков, которых я когда-нибудь видел, он всегда страшен — стоит на одном месте и смотрит, за кем погнаться. Где кончаются владения фермера, начинается кусок заросшего кедрами болота с открытыми окнами, и чтобы его пройти, надо знать как. Да если и знаешь, все равно не так просто пройти. Внизу за болотом мои места. Мы пройдем туда по холмам, вроде как в обход, а дальше, там уже настоящее болото, через него никто никогда не проходил. Давай попробуем пройти тяжелый кусок.
Тяжелый кусок и следующий, очень трудный кусок остались позади. Нику пришлось перелезать через множество поваленных стволов, одни толщиной больше его роста, другие ему по пояс. Он клал карабин поверх бревна, забирался и втягивал наверх сестру. Дальше она соскальзывала на другую сторону или он должен был спускаться, брать карабин и помогать ей. То и дело они перелезали и обходили груды валежника, и на заросшем болоте было жарко.
