Эрнест Хемингуэй - Последние хорошие места
Они подошли к гостинице сзади, со стороны кухни, по узкому дощатому мостику перешли впадающий в озеро ручей и проскользнули на кухню через заднюю дверь.
— Вымой их, Ники, и положи в ледник,— сказала миссис Паккард.— Я их погодя взвешу.
— Миссис Паккард,— сказал Ник,— Можно вас на минуточку?
— Говори поживее,— ответила миссис Паккард.— Не видишь, я занята?
— Вы не могли бы мне заплатить сейчас?
Миссис Паккард, статная женщина с прекрасным цветом лица, была очень занята по кухне. От нее не отставала прислуга.
— Ты же не собираешься продавать форель? Это запрещено законом.
— Я знаю,— сказал Ник,— рыбу я вам принес в подарок. Я говорю про то, когда я вам нарубил дрова и сложил в штабели.
— Сейчас принесу,— сказала миссис Паккард,— Мне надо дойти до флигеля.
Ник с сестрой вышли за ней. На полдороге от кухни к большому леднику она остановилась и, сунув руку в карман передника, вытащила блокнот.
— Марш отсюда,— быстро и ласково проговорила она,— Марш отсюда, и быстро. Сколько тебе?
— Мне причитается шестнадцать долларов, — сказал Ник.
— Вот тебе двадцать,— сказала она ему,— и не впутывай в свои дела эту соплюшку. Пусть идет домой и следит за ними, пока ты не ушел.
— Когда вы о них услышали?
Она только покачала головой.
— Покупать не лучше, чем продавать,— сказала она.— Скройся, пока все не успокоится. Ты хороший мальчик, Ники, кто бы чего ни говорил. Если дела пойдут плохо, иди к Паккарду. Понадобится что-нибудь — приходи по ночам, я сплю чутко. Просто стукнешь в окно.
— Вы их не станете сегодня подавать, миссис Паккард? Сегодня вы их не собираетесь на обед готовить?
— Нет,— сказала она,— но я их не собираюсь выбрасывать. Паккард съест полдюжины запросто, и еще я других знаю, кому их дать. Остерегись, Ники, пусть все уляжется. Пережди.
— Махоня хочет пойти со мной.
— Не вздумай брать ее,— сказала миссис Паккард.— Приходи сегодня ночью, я кое-что соберу для тебя.
— Вы сможете дать сковородку?
— Я все приготовлю. Паккард сообразит, что тебе нужно. Денег я тебе больше не дам, чтобы чего не вышло.
— Я бы хотел кое о чем попросить мистера Паккарда.
— Он позаботится обо всем. Только не появляйся у магазина, Ник.
— Махоня ему передаст записку.
— В любое время, когда тебе что-нибудь понадобится,— повторила миссис Паккард.— Не беспокойся. Паккард за всем будет следить.
— Счастливо вам, тетя Хелли.
— Счастливо,— сказала она и поцеловала Ника. От нее чудесно пахло, когда она его целовала. Так пахнет на кухне, когда пекут. От миссис Паккард всегда пахло ее кухней, а у нее на кухне пахло всегда хорошо.
— Не беспокойся и не дури.
— Все будет в порядке.
— Наверняка,— сказала она.— Уж Паккард что-нибудь да придумает.
Они стояли в тсуговой роще за домом. День кончался, солнце опустилось за холмы на другом берегу озера.
— Ники, я все нашла,— сказала девочка.— Рюкзак получится здоровенный.
— Да уж наверное. Что они делают?
— Наелись за ужином, теперь сидят на веранде и пьют. Рассказывают друг другу, какие они ловкие.
— Пока что они показали себя не очень ловкими.
— Они думают выкурить тебя голодом,— сказала она.— Ночка-другая под открытым небом, и ты быстро заявишься. На пустой желудок услышишь разика два, как ухнет сыч, и дело в шляпе.
— Что мать дала им на ужин?
— Гадость невероятную,— сказала сестра.
— Очень хорошо.
— Я все прямо по списку собрала. Мать легла, у нее мигрень. Она написала отцу.
— Ты видела письмо?
— Нет, оно в ее комнате вместе со списком, что завтра покупать. Утром ей придется писать новый список, когда увидит, что ничего не осталось.
— Они здорово пьют?
— По-моему, выпили около бутылки.
— Подлить бы им туда убойных капель.
— Так ты сказал бы мне — как, я бы подлила. Их надо в бутылку?
— В стакан. Только у нас их нет.
— В аптечке тоже нет?
— Нет.
— Я бы могла им накапать в бутылку парегорика, у них целая бутылка осталась. Или каломели. Я знаю, у нас ведь есть.
— Нет,— сказал Ник. — Ты лучше, когда они заснут, отлей полбутылки в мою флягу.
— Пойду посторожу их,— сказала сестра.— Ух, нам бы убойных капель! Я даже и не слыхала про них.
— Вообще-то, это не капли,— сказал ей Ник. — Это хлоралгидрат. Шлюхи подмешивают его в выпивку, когда хотят обобрать лесорубов.
— Звучит довольно противно,—сказала сестра.— Но все равно хорошо бы, чтобы он у нас был,— на всякий случай.
— Дай я тебя поцелую, — сказал ей брат.— За «на всякий случай». Идем, посмотрим, как они пьют. Хочу послушать, о чем они говорят, сидя в моем доме.
— Но ты обещаешь не разозлиться и не выйти из себя?
— Не бойся.
— И лошадям не вредить. Лошади не виноваты.
— И лошадям тоже.
— Эх, нам бы убойных капель,— мечтательно вздохнула сестра.
— Так ли, иначе, у нас их нет,— сказал Ник.— Их, кроме как в Бойн-Сити, наверное, нигде не достанешь.
Они сидели в сарае и смотрели на двух мужчин, сидевших у стола на веранде. Луна еще не взошла, было темно, но силуэты мужчин вырисовывались на светлом фоне озера. Они не разговаривали, а только оба склонились над столом. Звякнул в ведерке лед.
— Эль кончился,— сказал один.
— Я говорил, его ненадолго хватит,— сказал второй,— а ты уверял, что, мол, еще много.
— Принеси воды. Там в кухне ведро и ковшик.
— Я уже напился. Пойду спать.
— Ты что же, не будешь мальчишку ждать?
— Нет, я спать пойду, а ты жди.
— Думаешь, он этой ночью придет?
— Не знаю. Я спать пойду. Сомлеешь — разбуди.
— Я могу хоть всю ночь не спать,— сказал местный инспектор.— Я сколько ночей сидел, браконьеров выслеживал, ни разу глаз не сомкнул.
— Я тоже,— сказал приезжий инспектор,— но сейчас я спать пойду.
Ник с сестрой видели, как он прошел в дверь. Мать сказала инспекторам, что они могут спать в комнате рядом с гостиной. Приезжий чиркнул спичкой, потом окно опять стало темным. Местный инспектор, сидевший по-прежнему у стола, опустил голову на руки и захрапел.
— Подождем, пусть заснет покрепче, потом возьмешь вещи,— сказал Ник.
— Перелезай через забор,— сказала сестра.— Мне можно здесь ходить, но если он проснется и увидит тебя...
— Ладно, — согласился Ник.—Я пока возьму все отсюда. Здесь уже почти все собрано.
— Найдешь все без света?
— Конечно. Где карабин?
— Лежит плашмя на верхней задней стропилине. Не поскользнись и не развали поленницу.
— Не учи ученого.
Она вышла к забору в дальнем углу, где возле упавшего дерева Ник складывал рюкзак. Это было большое дерево; в него прошлым летом ударила молния, а потом оно в осеннюю бурю рухнуло. Луна вставала из-за дальних холмов, но сквозь деревья проходило достаточно света, и Ник ясно видел содержимое рюкзака. Сестра положила свой узел и сказала:
— Как свиньи спят.
— Отлично.
— Приезжий храпит не хуже этого, на веранде. Кажется, все взяла.
— Умница, молодчина, Махоня.
— Я матери написала записку, что ухожу с тобой проследить, чтобы ты ничего не натворил, что ты обо мне позаботишься и чтобы она никому не говорила. Я ей подсунула под дверь, она заперлась.
— Да помолчи,— сказал Ник. Потом добавил:— Извини, Махоня.
— Ну, здесь ты не виноват, а из-за меня тебе уже хуже не будет.
— Нет, ты невыносима.
— Но ведь теперь нам с тобой будет хорошо?
— А как же.
— Я виски принесла, — торжествующе сказала она.— И немного оставила в бутылке. Каждый из них может подумать на другого, и еще у них целая бутылка осталась.
— Одеяло для себя принесла?
— Ясное дело.
— Тогда нам пора.
— Хорошо бы пойти туда, куда я думаю. Единственное, что увеличивает рюкзак,— это мое одеяло. Дай мне карабин.
— Держи. Что у тебя на ногах?
— Как всегда, мокасины.
— Читать что взяла?
— «Лорну Дун», «Похищенного» и «Грозовой перевал».
— Тебе это, кроме «Похищенного», все рано.
— «Лорна Дун» не рано.
— Будем читать вслух,— сказал Ник,— Тогда надольше хватает. Только, Махоня, ты сейчас немножко наворотила дел, и нам лучше идти. Вряд ли эти сволочи так глупы, как по ним кажется. Не исключено, что это просто потому, что они надрались.
Ник завязал рюкзак, подтянул ремни, сел и надел мокасины. Потом он обнял сестру.
— Ты точно решила идти?
— Ники, мне нужно идти. Не становись теперь слабым и нерешительным. Я же записку оставила.
— Ну что же, — сказал Ник.— Двинемся. Неси карабин, пока не устанешь.
— Я давно готова,— сказала сестра.— Сейчас помогу тебе накинуть лямку.
— Ты помнишь, что ты совсем не спала, а нам еще идти и идти?
— Помню. Я сейчас точь-в-точь как тот, который храпит у стола, как он про себя рассказывал.
