Готфрид Келлер - Мартин Заландер
Все весьма одобрили его предложение — дочери потому, что рассчитывали на плодотворную прогулку, а близнецы потому, что совесть у них была нечиста и они надеялись помириться с родителями. Ведь за три дня заседаний в начале минувшей недели они ни единого разу не нашли времени навестить истомившихся ожиданием родителей, которые уже не знали, что и думать: то утешали себя тем, что сыновья стали важными особами и заняты важными делами, то отчаивались в сыновних сердцах и любви, вероятно заблуждаясь и в том и в другом. Вдобавок они знать не знали, что происходит в этот прекрасный воскресный день. Близнецы умолчали о своем намерении, дабы, к примеру, на рынке не случилась из-за материной болтовни какая-нибудь сцена, могущая им навредить.
Поэтому Якоб Вайделих и его жена Амалия, сидя на лавочке перед домом, предавались невеселым раздумьям, как вдруг заметили, что к ним направляются два одетых в черное молодых господина в высоких шляпах, каждый об руку с красивой, цветущей и нарядной молодой дамой. Ведь барышни Заландер рассчитывали доставить удовольствие и выказать толику почтения чужим родителям, а равно их сыновьям, коль скоро собственные родители не проявляли особо бурного ликования и восторга. Вот и пытались теперь ублажить родителей в Цайзиге, а заодно и себя потешить.
Муж и жена Вайделих первым долгом подумали, уж не помер ли кто в околотке, и родных сыновей признали, только когда те подошли совсем близко.
Но теперь уж наконец разглядели своих отпрысков, как никогда разрумянившихся от доброго вина и замечательного события, а когда вдобавок барышни Заландер были названы поименно и представлены как невесты, оба родителя, в особенности мать, вмиг забыли про все горести — ровно кто свечу задул. По крайней мере, у г-жи Амалии чуть ли не потемнело в глазах: барышни Заландер, из которых каждая, по слухам, стоит полмиллиона франков! То бишь коли отец их сызнова не наделает глупостей! Ведь кто нынче может твердо рассчитывать на миллион? Ну да ладно, сыновья теперь при невестах и крепко стоят на ногах, с полумиллионом или без оного.
Такие вот мысли бушевали в груди доброй женщины, однако вслух она их не высказала, сию же минуту поспешила в дом — принарядиться на скорую руку. Тем временем честный молочник и овощевод провел почетных гостей в сельскую горницу, усадил за стол, а сам, чтобы не пришлось тотчас заводить разговор, поторопился с чистым винным кувшином в погреб.
Пока он был там, прибежала жена, вскричала:
— Вот и хорошо, отдохните покамест! — и немедля скрылась за другой дверью, чтобы, как она выразилась, пригнать служанку, пускай пособит скоренько напечь оладий, немножко, одну мисочку, к кофею, который тоже надобно приготовить. Напрасно молодые люди, устремившись следом, кричали ей, что ни к чему это, не хотят они ни есть, ни пить. Ее это не касается, до вечера еще далеко, а ничего не готово, отвечала она и засеменила прочь, столкнувшись в дверях с мужем, который размеренной походкою аккурат вошел в комнату, с полным оловянным кувшином и большим куском сыра на разрисованной тарелке, поставил все это на стол, подал стаканы, но не сел, а опять вышел вон и немного погодя воротился с громадным блюдом нарезанной ветчины. Затем достал из шкафа тарелки поменьше, тоже расписанные пестрыми гвоздичками, ножи и вилки, а напоследок принес и порезал большой каравай крестьянского хлеба. Из кухни меж тем уже слышалось потрескивание огня и скворчание масла на сковороде.
_ — Ох, ты что ж это делаешь, отец? — воскликнула г-жа Вайделих, явившись на пороге, в белом кухонном переднике, с раскрасневшимся лицом. — Этакое угощение в самый раз после кофею! Куда мне теперь со всем этим, а?
— Как управишься, неси на стол все, что есть! — спокойно сказал Якоб Вайделих. — Пущай все тут стоит, тем богаче покажется наше убожество! Вдобавок и я, и мальчики предпочитаем кофею стаканчик винца.
— Конечно, мальчики! А вам известно, горе-советники, что мы еще на прошлой неделе сварили для вас эту отменную ветчину? Но вы ни на минуточку не заглянули, мы ждали понапрасну.
— Не сердись, мама! — оправдывались сыновья. — При наших должностях мы сами себе не хозяева; дела и обстоятельства в этот первый раз так нами завладели, что мы до самого отъезда никак не могли освободиться. Надо надеяться, впредь такого больше не будет.
— Дай-то Бог! — сказала мать. — Но от оладий мне ужас как пить хочется! Налей-ка полстаканчика, отец, да и молодым господам тоже, коли уж вино на столе!
Вайделих разлил по стаканам прозрачное розовое вино.
— Доброго здоровьица, барышни! Будь здоров, отец! И вы, Исидор и Юлиан, тоже! — Г-жа Амалия единым духом ополовинила стакан, утерла передником рот и, явно освеженная, продолжила: — Как поживают ваши уважаемые родители, барышни? Мама здорова? И папа тоже?
— Спасибо, отец и матушка в добром здравии! — отвечала Зетти. — Передают вам и господину Вайделиху сердечный привет и надеются в скором времени иметь случай лично приветствовать почтенных родителей наших женихов!
Пора и тебе, отец, молвить словечко. — Радостная г-жа Амалия подтолкнула мужа, который, зная историю помолвки лишь наполовину, все же сумел в целом оценить положение; он слегка откашлялся и произнес:
— Мне, то бишь нам, большая честь выпала, вот и весь мой сказ! Я простой фермер (сыновья заставили его выучить это слово, так как давнее название, крестьянин, всегда предполагавшее существование господина, среди суверенного народа, дескать, уже не в ходу), я простой фермер и не мастер говорить складно да по-ученому! Могу только приветствовать милых барышень, которые мне весьма по душе, никогда бы не подумал, что заполучу этаких благородных невесток! Господь вас благослови!
— Я давным-давно их благословила! — воскликнула мама Вайделих. — Так тому и быть! Давайте-ка выпьем за это!
Она до дна осушила свой стакан, но на сей раз растроганно утерла передником глаза, а не рот, ведь изрядная доля всех ее помыслов и надежд, казалось, вот сейчас претворяется в жизнь. Первым долгом она снова поспешила на кухню, чтобы продолжить свои труды над счастием; было слышно, как она мелет кофе, колет сахар и заодно громко разговаривает со служанкой, которая, держа на длинной вилке оладью, пребывала в полном изумлении по поводу происшедшего.
Из прогулки, на которую рассчитывали молодые люди, ничего не вышло; хозяйка не желала прерывать нежданный праздник помолвки, не желала укорачивать себе триумф, и ее радостное настроение передалось остальным, в том числе и невестам, которые здесь снискали стойкостью своих чувств куда большее одобрение, нежели в отчем доме, и откровенно этим наслаждались. Все даже спели хором несколько песенок; возле дома толпилась любопытная ребятня, у старинного источника с трубкой из обрезанного ружейного ствола стояли соседки, привлеченные разлетевшимся слухом, надеялись увидеть женихов и невест.
И надежды их оправдались. Господа нотариусы, невзирая на уговоры матери, не могли остаться на ночь, поскольку обоих утром ждали срочные дела, а невесты в конце концов с радостью отправились восвояси, чтобы попасть домой до возвращения матери.
Зрители у источника, женщины и ребятишки, поэтому сподобились увидеть, как маленькая праздничная процессия неожиданно вышла из дома и направилась через площадь, парами, впереди женихи и невесты, позади родители. Мама Вайделих желала себя показать и настояла, что они с отцом проводят сыновей и их невест.
— Глядите! — шептался народ. — Вон они идут! Нотариусы, оба, черт побери! А это, стало быть, барышни, у которых денег, сказывают, куры не клюют! Чистенькие да приветливые! А старуха-то, гляньте, расцвела ровно роза! Добрый вечер, госпожа Вайделих, добрый вечер, господин Вайделих!
Амалия благодарно кивала женщинам, ведь они так мило толпились у дороги.
XI
После того как двойной союз стал делом решенным, другая мать, Мария Заландер, со всею тщательностью и щедростью принялась готовить дочерям приданое. Не только все постельное да столовое белье, но почитай что всю домашнюю утварь привезут они с собою в унтерлаубский Лаутеншпиль и в Линденберг.
Муж ее, Мартин, полагал, что и цайзигским родителям не мешало бы принять в этом положенное участие; однако Мария сказала, для нее главное, чтобы дочери, как говорится, сидели и стояли, спали и бодрствовали в собственном приданом; заранее не угадаешь, на что оно сгодится. Второе преимущество заключено в уравновешенной простоте вкуса, каковой тут проявляется; коли живешь не в издавна привычном родительском доме, надобно новый сделать привычно приятным для глаза.
— Перестань, милая! — рассмеялся Заландер. — Откуда этакие причуды? Ты никак становишься ученой дамой, вырабатываешь мебельную психологию?
— Оставь, — сказала она, — мне не до шуток!
