Пэлем Вудхауз - Том 8. Дживс и Вустер
— Куда ведет? Что значит, куда она ведет? Разумеется, куда надо, туда и ведет. Я как раз подхожу к самому интересному. Только мы выпили по второму кругу, и тут, этак трусливо озираясь, словно боясь, что его сейчас вышвырнут вон, входит этот парень в драной рубахе и джинсах.
Неожиданное появление нового действующего лица совершенно запутало Билла.
— Что еще за парень в драной рубахе и джинсах?
— Тот самый, про которого я вам рассказываю.
— Кто это такой?
— А-а, вот то-то и оно! Я его первый раз в жизни видел, и Толстый Фробишер, замечаю, тоже первый раз в жизни видит, и Субадар тоже. Но он эдак бочком подваливает к нам и только разинул рот, как сразу говорит, обращаясь ко мне: «Привет, Бимбо, старина», а я удивился и спрашиваю: «Ты кто такой?» — потому что меня никто не звал Бимбо с тех пор, как я кончил школу. В школе-то меня все так звали, Бимбо, Бог весть почему, но там, на Востоке, меня, сколько помню, величали исключительно Бвана. А он говорит: «Ты что, меня не узнаешь, старик? Я Сикамор, старик». Я пригляделся получше и спрашиваю: «Как ты говоришь, старина? Сикамор? Случайно, не Щеголь Сикамор, который со мной учился в военном классе в Аппингаме?» А он отвечает: «Я самый, старина. Только теперь меня зовут Бродяга Сикамор».
Воспоминание об этой грустной встрече заметно расстроило капитана Биггара. Пришлось ему, прежде чем продолжить рассказ, снова налить себе виски Билла.
— Я прямо покачнулся от изумления, — вернулся он к своей повести. — Этот парень Сикамор был первый весельчак и франт изо всех когда-либо украшавших военный класс, даже в Аппингаме.
Билл теперь слушал его внимательно.
— А в Аппингаме все учащиеся были весельчаки и франты, я правильно вас понял?
— Большие весельчаки и франты, а этот парень Сикамор — самый большой весельчак и франт из всех. О нем рассказывали легенды. И вот теперь он стоял перед нами в драной рубахе и джинсах и даже без галстука. — Капитан Биггар вздохнул. — Я сразу понял, что с ним произошло. Старая-старая история. На Востоке человек легко теряет форму. Пьянство, женщины, неоплаченные карточные долги…
— Да-да, — поторопил его Билл. — Он морально разложился?
— Увы. Представлял собою жалкое зрелище. Типичный бродяга.
— Помню, Моэм описывал нечто в этом же роде.
— Держу пари, ваш приятель Моэм, кто бы он ни был, не встречал такого жалкого человека, как Сикамор. Он опустился на самое дно, и вопрос был в том, что тут можно сделать. Толстый Фробишер и Субадар, не будучи представлены, конечно, смотрели в сторону и не принимали участия в разговоре, возложив ответственность на меня. Но для таких людей, которые на Востоке морально разложились, и сделать-то ничего нельзя, только разве дать немного денег на выпивку, и я уже полез было в карман за пятеркой или десяткой, как вдруг этот парень Сикамор достает из-под своей драной рубахи вещь, при виде которой у меня перехватило дыхание. Даже Толстый Фробишер и Субадар, хоть и не будучи представлены, перестали притворяться, будто тут с нами никого нет, и поневоле обратили внимание и вытаращили глаза. «Сабайга!» — сказал Фробишер. «Пом Баху!» — сказал Субадар. И было чему удивиться. Это была та самая подвеска, которую вы видели сегодня на шее… — капитан Биггар замялся на мгновение, вспоминая, какой была на ощупь эта шея. — …на шее, — заключил он, призвав на подмогу все свое мужество, — у миссис Спотсворт.
— Вот это да! — произнес Билл, и даже Дживс, судя по тому, как дрогнул уголок его рта, по-видимому, нашел, что рассказ джентльмена, начавшийся в тягучем темпе, перешел к увлекательной развязке. Было ясно, что все эти перечисления поглощенных напитков сослужили службу при создании атмосферы и декораций, и теперь пойдет заключительная сцена.
— «Может, купишь у меня вот это, Бимбо, старина?» — спрашивает этот парень Сикамор, поворачивая вещицу так и эдак, чтобы в ней играл свет.
Я произнес: «Поджарь меня в оливковом масле, Щеголь! Откуда у тебя это?»
— Я как раз хотел спросить то же самое, — возбужденно подхватил Билл. — Ну, и откуда же?
— Бог его знает. Не надо бы спрашивать. Неприлично. К востоку от Суэца быстро усваиваешь это правило: вопросов не задавать. Была, конечно, у этой вещицы какая-то темная история… грабеж, может быть… а то и убийство. Я уточнять не стал. А только спросил: «Сколько?» Он назвал цену, далеко превосходящую содержимое моего кошелька. Похоже было, что ничего из этого не выйдет, но, по счастью, Толстый Фробишер и Субадар — я их к этому времени представил — вызвались войти в долю, втроем мы собрали нужную сумму, и Сикамор нас оставил, ушел назад во тьму, из которой возник. Грустный случай, очень грустный. Помню, как этот парень Сикамор сделал в крикетном матче на первенство школы сто сорок шесть пробежек, да еще на скользком поле. — Капитан Биггар замолчал, погрузившись мыслями в прошлое.
Потом он вернулся в настоящее и сказал, ставя точку:
— Так что вот.
— Но как она оказалась вашей?
— Кто оказался?
— Подвеска. Вы сказали, что она ваша, а насколько я понимаю, она перешла в собственность синдиката.
— А, вы вот о чем. Я еще не объяснил вам? Мы бросили кости, и подвеска досталась мне. Толстому Фробишеру в кости никогда не везет. И Субадару тоже.
— А к миссис Спотсворт каким образом она попала?
— Я ей подарил.
— Подарили?
— А что? Мне-то она на что нужна? А миссис Спотсворт и ее муж оказали мне множество любезностей. Беднягу задрал лев, а что осталось от него, отправили в Найроби, и когда миссис Спотсворт на следующий день покидала лагерь, я подумал, что хорошо бы ей подарить что-нибудь — на память и вообще, ну и я вытащил подвеску и спросил, не захочет ли она взять ее себе. Она согласилась, я отдал, и она уехала. Вот что я имел в виду, когда сказал, что в сущности-то эта вещица — моя, — заключил капитан Биггар и снова налил себе виски.
На Билла его рассказ произвел сильное впечатление.
— По-моему, это в корне меняет дело, Дживс.
— Несомненно, милорд.
— Ведь в конце-то концов, как справедливо заметил старец Биггар, подвеска — его, да он и хочет просто на время позаимствовать ее, всего на пару часов.
— Совершенно верно, милорд.
Билл повернулся к капитану. Решение было принято.
— Договорились, — сказал он.
— Вы это сделаете?
— Попробую.
— Браво!
— Будем надеяться, что сойдет.
— Сойдет, сойдет. Соскользнет, как по маслу. У нее замочек совсем слабый.
— Я имел в виду, что сойдет благополучно.
Капитан Биггар еще раз прикинул. Теперь он был бодр и полон оптимизма.
— Конечно, сойдет благополучно. Что может помешать? Два таких умника, как вы, придумают сто разных способов, как раздобыть эту штуковину. Ну, — сказал капитан, ставя пустой стакан, — а я выйду в сад, мне надо сделать упражнения.
— Так поздно вечером?
— Дыхательные упражнения, — пояснил капитан Биггар. — По системе йоги. И при этом, конечно, достигается единение с мировой душой. Наше вам, ребята!
Он раздвинул портьеры и вышел через стеклянную дверь.
Глава XIII
После его ухода в гостиной установилась глубокая и долгая тишина. Любое помещение погружается в тишину, когда его покидает капитан Биггар. Билл сидел, подперев подбородок кулаком в позе роденовского «Мыслителя». Но потом, немного спустя, он посмотрел на Дживса и покачал головой.
— Нет, Дживс, — сказал он.
— Милорд?
— Я узнаю блеск феодальной верности в ваших глазах, Дживс. Вы рвете поводок, горя желанием прийти на помощь молодому хозяину. Разве я не прав?
— Действительно, милорд, в свете наших взаимоотношений владыки и вассала мой долг — оказать вашему сиятельству всякую помощь, насколько это будет в моей власти.
Билл снова отрицательно покачал головой.
— Нет, Дживс. Исключается. Никакая сила не заставит меня допустить ваше вмешательство в предприятие, которое, в случае неблагоприятного оборота событий, вполне может закончиться пятилетним заключением в одной из наших прославленных тюрем. Я займусь этим делом сам, и прошу вас мне не перечить.
— Но, милорд…
— Я сказал, не перечить, Дживс.
— Очень хорошо, милорд.
— Все, что мне от вас нужно, это совет и консультация. Итак, что мы имеем? Мы имеем бриллиантовую подвеску, которая на данный конкретный момент висит на шее у миссис Спотсворт. Задача, стоящая передо мной, — я подчеркиваю: передо мной, Дживс, — заключается в том, чтобы каким-нибудь образом отделить эту подвеску от этой шеи и, схватив ее, незаметно смыться. Какие будут предложения?
— Задача, милорд, бесспорно, представляет определенный интерес.
— М-да, это мне и самому понятно.
— Насколько я понимаю, ни о каких насильственных методах и речи быть не может. Вся надежда возлагается исключительно на ловкость и ухищрение.
