Джон Пристли - При блеске дня
— Только взгляните на этих леди и джентльменов, — язвительно произнес он. — Мне кажется, у них даже руки дрожат. Омерзительный суп капает на скатерти. И все благодаря вам, мисс Эрл.
— Правда?! — с искренним удивлением воскликнула Лиз. — А я, наоборот, наслаждаюсь тишиной!
— Вы забыли: здесь Англия, не Америка, — сказал Адонай. — Сейчас тут стоит ужасный шум. Даже прибытие министра не произвело бы такого эффекта. Грегори со мной согласится, а уж он-то знает, что к чему, прожив здесь несколько недель.
— Ты прав. Все очень взбудоражены. Температура в зале поднялась на несколько градусов.
— Вот она, сила кино, — медленно и скорбно произнес Адонай. — Право, мне иногда становится страшно. Мы называем кинематограф индустрией развлечений. На самом деле все куда сложней и глубже. Мы заполняем огромную черную бездну, где раньше жили боги и богини, а потом святые и ангелы-хранители. Мы — творцы мифов. Высококвалифицированные некроманты и колдуны, шаманы и лекари. Мы не только даем пищу разуму, но и питаем глубокое подсознание. Ты считаешь, Грегори, что мисс Эрл — просто хорошая актриса с красивым фотогеничным лицом и фигурой. Но это не так. Она — воплощение заветной мечты всего мира. Вот почему дрожат руки даже почтенных англичанок и англичан — а в некоторых странах нам пришлось бы вызывать полицию, чтобы уберечь нашу звезду от беды. Потому что в этой столовой сейчас находится улыбчивый и обольстительный демон из магической черной бездны. Кино! Индустрия развлечений! Ха! Ученые экспериментируют с атомом, и все в страхе и благоговении следят за их опытами, верно? А мы экспериментируем с бессознательным, мы ставим опыты на психике, в одушевленной темноте рисуем сияющие символы, заполняя незанятые ад и рай!.. Принесите, пожалуйста, еще порцию цыпленка, — попросил он старшего официанта, который стоял рядышком, потрясенно внимая.
— Боюсь, не положено, сэр.
— Тогда уходите, не стойте тут. Впрочем, можете принести нам выпить. Что ты думаешь о напитках, Джейк?
Лиз мне подмигнула. Пока Адонай и Джейк обсуждали винную карту, мы с Лиз ненадолго остались наедине. Она смотрела по сторонам широко распахнутыми глазами, как маленькая девочка на долгожданном балу. Я никак не мог взять в толк, чему она так рада.
— Какая ты довольная, прямо светишься, — сказал я.
— Я действительно очень довольна и рада, милый мой! Сценарий великолепен. И здесь так весело! Хочешь, расскажу одну тайну? — Она подалась вперед. — Я еще никогда не жила в такой гостинице в Англии. Заработок у меня был скромный, я не могла себе этого позволить.
— На теперешние гонорары ты могла бы купить всю гостиницу, — проворчал я, решив, что Лиз скромничает.
Она расстроилась, и я понял, что ошибся.
— Это не одно и то же. Попробуй меня понять. Я ведь не была в Англии много лет.
— Извини, — пробормотал я.
Джейк и Адонай наконец определились с выбором алкоголя.
— Тут есть несколько моих знакомых, — хриплым заговорщицким шепотом произнес Джейк. — Лондонские коммерсанты. На заре кинематографа удачно вложили в него средства и разбогатели. Вон того зовут Хорнкасл. А еще один получил титул при Чемберлене.
Адонай презрительно фыркнул, но я был заинтригован. Уж не Никси ли это?
— Его зовут лорд Харндин?
— Он самый. Неужели вы знакомы? Сухарь и зануда. Вы здесь встретились?
— Встретились-то здесь, — осторожно ответил я, — а вот познакомились давненько. Его и его жену я знаю еще с Браддерсфорда, до войны мы работали в одной конторе, торговавшей шерстью.
Лиз сразу сообразила, что к чему.
— Так вот почему ты вспомнил прошлое? Ты мне говорил, помнишь? Это из-за неожиданной встречи со старыми знакомыми?
— Да наверное, — как можно непринужденнее ответил я. Мне следовало помнить, что Лиз тонко чувствует мои настроения: видимо, потому что мы долгое время дружили и проводили вместе много времени, не тратя силы на цветные туманы и грозовые страсти. Я нарочно отмахнулся от ее предположения — мне вовсе не хотелось сейчас вспоминать о былом. Похоже, Лиз уловила и это. Не ушло от ее внимания и то обстоятельство, что чета Никси много для меня значит. Однако обуздать свое любопытство ей не удалось.
— Где они? Покажите, — попросила она Джейка.
— Отсюда не видно, — ответил он. — Да и смотреть не на что: два сухаря, да и только. Но вот что я думаю, мисс Эрл, — с деловым видом добавил Джейк. — Вам бы не помешало полчасика — не больше — провести вечером в баре, и я вас познакомлю с этими людьми. Получится, что вы и не чрезмерно общительны, и не задаетесь. Я не думаю, что это знакомство вам пригодится, однако по-своему они очень влиятельны и когда-нибудь могут вернуться в город…
— Я не против, — сказала Лиз. — Сделаю все, что вы посчитаете нужным.
— Джейк прав, — кивнул Адонай. — Полчаса — потом исчезаете. Это произведет нужный эффект.
Лиз вопросительно взглянула на меня, но я промолчал.
— Я все устрою, — заверил Джейк. — Мы торопиться не будем, пусть они придут первыми. Я попрошу, чтобы кофе нам подали туда и бренди, если у них вообще есть приличное бренди.
— Есть, — сказал я. — Но Элизабет не пьет, я не хочу, а Георг и так уже набрался.
— Это было перед ужином, — мрачно уточнил Адонай. — А сейчас я бы выпил еще. И потом я заметил несколько интересных персонажей: они куда правдоподобнее, чем наши характерные актеры, которые не знают разницы между театром и кино. В итоге у них получается ужасная фальшь. Это проклятие британского кино: атмосфера театра, которая просачивается в картину вместе с второстепенными персонажами. Голливуду тут повезло, приличных театров-то у них нет. Верно, мисс Эрл?
Мы благополучно проговорили об этом до конца ужина. Я почти все время молчал, хотя Лиз несколько раз обращалась ко мне с вопросами. Я снова чувствовал себя так, словно очутился в пустыне среди высохших скелетов: мне было тошно и муторно. Жизнь казалась пустой, как и фильмы, которые они обсуждали. Я смотрел на Элизабет взглядом древнего кладбищенского привидения, увидевшего невесту. С какой стати она так светится? Может, дело в том, что она еще молода и регулярно получает необходимую дозу витаминов? (Или даже больше, чем необходимую?) Мне было куда лучше, пока эти люди не ворвались в мою тихую жизнь: я спокойно работал, а в свободное время заново проживал свое прошлое. Эта мысль мне не понравилась. Все-таки я искренне люблю Элизабет, а она так радуется нашей встрече… Тем не менее факт остается фактом, как бы меня это ни злило: сегодня на обрыве, вернувшись в Браддерсфорд к Элингтонам, я был полон жизни, а теперь превратился в старую перечницу.
Все двинулись к бару, и мы с Лиз ненадолго остались вдвоем.
— Что случилось, Грег? — тихо спросила она.
— Да ничего, правда! Просто чувствую себя стариком. Усталость, наверное. Или весна. В юности меня пичкали всяким романтическим бредом об этой поре. Теперь всем плевать — и в этом, полагаю, наша беда.
— Я приехала ненадолго.
— Я тоже, Лиз. Я нигде надолго не задерживаюсь.
В противоположном углу бара трио играло подборку из «Тоски».
— Кстати, тебе стоит познакомиться с музыкантами — не сегодня, а когда будет потише. Пианист — чех, брат коротышки Зенека, помощника режиссера из «Парамаунта». А девушки учатся в Королевском колледже и очень милы, особенно скрипачка Сьюзен. Я порой высмеиваю музыку, которую им приходится играть, и тогда они выдают какой-нибудь шедевр: приятный для меня и полезный для них. Тебе они понравятся, Лиз… Ну, началось.
К нам шел Джейк Вест, излучающий профессиональное добродушие: он вел первых счастливчиков, удостоившихся быть представленными королеве серебряного экрана. Сперва Лиз познакомили с человеком по фамилии Хорнкасл — очень похожим на самого Джейка, только более смуглым, лощеным и родом скорее из делового района, нежели с Флит-стрит. Затем ей представили мрачную и носатую чету Линсингов — из тех богачей, что подвергают себя добровольной изоляции и, кажется, без конца приезжают и уезжают на колоссальных зловещих «роллс-ройсах». Наконец, пришел черед лорда и леди Харндин — моих давних друзей (как они сами тут же заявили), Малькольма и Элеоноры Никси.
Спустя несколько минут Джейк уже вел увлеченную пьяную беседу с Хорнкаслом, а Адонай злобно и быстро говорил о чем-то с Линсингами, которые с ужасом глазели на белолицего маленького беса. Я же стоял рядом и наблюдал за Никси: муж и жена усмехались, подмигивали и вежливо гримасничали, как свойственно всем пожилым людям такого типа, когда их вытаскивают из привычной среды и окунают в тепло и калифорнийское сияние Элизабет, ее мировой славы и контрактов на двести тысяч долларов.
То было очень странное, неловкое и неожиданное смешение двух миров, и Время уже обманывало их обоих. В глубине моего сознания, ожидая, когда включат свет в театре моей памяти, притаились Никси: молодые, уверенные в себе и улыбчивые, они стояли в дверях гостиной Элингтонов. И одновременно беседовали с Элизабет. Джейк, не задумываясь, обозвал их «сухарями», и я прекрасно его понял. Да, они полностью высохли: ломкие, обескровленные, тонкие, бумажные, стерильные. Дело не только в возрасте. Им всегда недоставало чего-то жизненно важного — быть может, целого измерения. Пусть они преуспевали во всех своих делах, эти успехи, вырезанные из тончайшего картона, имели значение лишь в Плоском мире. Опираясь на спинку стула Элизабет, я смотрел на них, однако толком не слушал и вдруг понял, что так настораживало меня в чете Никси. Это была их заурядность. Они превратились в самых обыкновенных людей, какие живут в подобных гостиницах. Я мог отличить их от прочих постояльцев лишь потому, что давным-давно судьба уже столкнула меня с ними. Но ведь тогда они казались мне весьма незаурядными людьми. Сперва я решил, что дело в моем возрасте. Но нет, причина в другом: то, что когда-то было крошечной пятой колонной, теперь стало полнокровной и всем известной армией оккупантов. Допустим, в наши дни есть и куда более беспринципные, алчные до наживы паразиты. Но это открытие, если его можно так назвать, не объясняло случившегося со мной в ту секунду. Изнеможение внезапно исчезло, а на смену ему пришло ошеломительное и болезненное чувство утраты. Скорбь застала меня врасплох и была совершенно необъяснима. Я понял, что больше ни минуты не могу оставаться в шумной атмосфере бара, и спешно направился через вестибюль к входной двери. Однако на улицу было не выйти: началась обещанная буря, и несколько минут я просто стоял на пороге, глядя на покачивающиеся струи — темные вешние воды.