Джон Стейнбек - Неведомому Богу. Луна зашла
В ту чудесную весну Джозеф потрудился на славу. Он резал бычков, убирал камни, мешавшие расти цветам, и новым клеймом выжигал свои инициалы на шкурах животных. Томас и Джозеф молча работали вместе, обнося землю оградой из колючей проволоки, так как ямы для опорных столбов было легче копать дождливой весной. Чтобы пасти всё увеличивавшееся стадо, наняли ещё двух vaqueros.
В июне началась сильная жара, и трава в ответ поднялась на фунт в высоту. В те длинные дни у Элизабет усилились тошнота и раздражительность. Составив список вещей, необходимых при родах, она передала его Джозефу. Однажды утром, ещё до рассвета, он вскочил на козлы и поехал в Сан-Луис Обиспо, чтобы сделать для неё покупки. С того самого момента, как он уехал, Элизабет охватил страх: «А вдруг его убьют?» Самое невероятное казалось вполне возможным. Ведь он мог встретить другую женщину и сбежать с ней. Повозка могла перевернуться на белом перевале и сбросить его в реку.
Она не собиралась следить за ним, но, когда взошло солнце, она оделась и вышла посидеть на крыльце. Всё: стрёкот, издаваемый на лету кузнечиками, лежащие на земле мотки ржавой проволоки — раздражало её. От запаха аммиака, которым несло от сараев, её чуть не вырвало. Все окружающие вещи, попав в поле её зрения, становились ей ненавистны; чтобы расширить сектор обзора, она подняла глаза на холмы, и первое, что она увидела, была окружённая соснами поляна на гребне. Тотчас чувство острой ностальгии по Монтерею охватило её, чувство тоски по тенистым деревьям полуострова, по небольшим, залитым солнцем улочкам, по голубому заливу с разноцветными рыбачьими лодками, а больше всего по соснам. Смолистый запах иголок казался самой восхитительной вещью на свете. Она продолжала вдыхать его до той поры, пока её тело не заныло от желания. Всё это время она смотрела на темнеющую на гребне холма поляну, окружённую соснами. Постепенно желание претерпело изменение, теперь ей нужны были только сосны. Со своего гребня они звали её к себе, звали, спрятавшись от солнца, пройти среди стволов и узнать то, что скрывает в себе сосновый лес. Она смогла увидеть себя, она даже почувствовала, что лежит на ложе из сосновых иголок и сквозь сучья смотрит на небо; ей было слышно, как ветер легко шуршит верхушками деревьев, унося с собой запах сосен.
Элизабет встала со ступенек и медленно направилась к сараю. Там кто-то был, потому что в окошках мелькали вилы, выбрасывавшие наружу кучи навоза. Она вошла в тёмный, наполненный запахами сарай и обратилась к Томасу.
— Я хочу немного покататься, — сказала она. — Нельзя ли попросить тебя заложить для меня коляску?
Он опёрся на вилы, которыми сгребал навоз.
— Подождёшь полчаса? Когда закончу, я тебя покатаю.
То, что он стал возражать, вызвало у неё раздражение.
— Я хочу править сама, мне хочется побыть одной, — отрывисто сказала она.
Он отнёсся к её словам спокойно.
— Не знаю, как понравилось бы Джозефу, что ты поедешь одна.
— Но ведь Джозефа нет. Я хочу ехать.
Он отставил вилы к стене.
— Ладно, я запрягу старушку Мунлайт. У ней бег спокойный. Не съезжай с дороги, а то попадёшь в грязь. Кое-где в ямах её ещё полно.
Он помог ей забраться в коляску и до тех пор, пока она не скрылась из виду, стоял, озабоченно глядя ей вслед.
Инстинктивно Элизабет чувствовала: ему не хотелось, чтобы она ездила к соснам. Очутившись на значительном расстоянии от дома, она развернула старую белую кобылу к холму и поехала, трясясь на ухабах. Солнце припекало, в долине не было ни ветерка. Она проехала уже немало, приближаясь к холму, когда полноводный поток встал преградой её движению вперёд. С обеих сторон расщелина простиралась слишком далеко, чтобы её объезжать, а сосны были совсем рядом, напротив. Элизабет вылезла из коляски, обмотала постромку вокруг корня дерева и отстегнула поводья. Затем она спустилась в поток, карабкаясь, вылезла с другой стороны и медленным шагом направилась к поляне, окружённой соснами. Некоторое время она шла вдоль мерцавшего на солнце ручейка, который, не встречая на своём пути преград в виде камней, выбегал из леса и протекал почти беззвучно. Наклонившись, она выхватила из воды листок салата и жевала его, пока шла вдоль ручья.
Теперь всё её раздражение исчезло; довольная, она продолжала идти вперёд и, наконец, вошла в лес. Густой покров из сосновых игл скрадывал звук её шагов, все остальные звуки, кроме шороха иголок на вершинах деревьев, поглощал лес. Несколько минут она шла, не встречая никаких препятствий, но затем заслон из ежевики, оплетённой виноградной лозой, преградил ей путь. Повернувшись боком, она, чтобы преодолеть его, стала проделывать в нём проход, в котором двигалась, иногда встав на четвереньки. Казалось, кому-то было нужно, чтобы она проникла вглубь леса.
Исцарапав руки, с растрёпанными волосами, она, наконец, прошла через стоявшие стеной заросли ежевики и расправила плечи. Глаза её расширились от удивления, когда она увидела ровное чистое пространство, окружённое деревьями. А затем её взору предстала огромная зелёная скала необычной формы. «Думаю, я знала, что оно здесь, — шёпотом сказала она себе. — Что-то внутри меня говорило, что оно здесь, то самое нужное, важное, дорогое и доброе». Нигде не было слышно ни звука, кроме шороха верхушек деревьев, и он, стихая, только усиливал тишину, делая её абсолютно непроницаемой. Зелёный мох, покрывавший скалу, был густым и походил на мех, а длинные побеги папоротника свисали сбоку над небольшой пещерой, как зелёный занавес. Элизабет присела рядом с ручейком, который тихо скользил по поляне и скрывался в подлеске. Скала приковывала к себе взгляд, а разум пытался противостоять её манящим очертаниям. «Где-то я уже это видела, — подумала она. — Я должна была знать, что это — здесь, иначе зачем я пришла прямо сюда?»
Когда она взглянула на скалу, глаза её расширились, а в сознании, утратившем всю остроту восприятия, медленно и беспорядочно стали возникать смутные, безмятежные и лишённые смысла воспоминания. Она увидела себя по дороге в воскресную школу в Монтерее, а затем — медленную процессию одетых в белое ребятишек-португальцев, шествующих со статуей Мадонны в короне во славу Святого Духа. Она смутно видела волны, набегающие с семи различных направлений, чтобы встретиться и обрушиться на расположенный рядом с Монтереем Пойнт-Джо. А затем, пристально глядя на скалу, она увидела своего собственного ребёнка, который, лёжа вниз головкой в её утробе, зашевелился, и почувствовала его движение.
Шорох над её головой продолжался всё время, и боковым зрением ей было видно, как чёрные деревья смыкаются над ней. Ей казалось, что она остаётся одна в целом мире, пока сидит здесь, а все остальные ушли, оставили её, но беспокойства она не ощущала. А потом ей стало казаться, будто она может получить всё, что пожелает, и посреди течения этой мысли возник страх, что больше всего она хочет смерти, а после того — узнать своего мужа.
Её рука медленно соскользнула с колена в холодную воду источника, и тотчас же деревья откинулись назад, а над ней разлилось низкое небо. Лучи солнца падали прямо на то место, где она сидела. Теперь по лесу разнёсся шелест, но не тихий, а резкий и зловещий. Бросив взгляд на скалу, она увидела, что её недобрые очертания приобретают форму изогнувшегося туловища животного, похожего на огромного лохматого козла. Украдкой на поляну пробрался холод. В панике Элизабет вскочила на ноги, вскинула руки и обхватила ими свою грудь. Дуновение ужаса пронеслось над поляной. Тёмные деревья расступились. Огромная скала нависла над источником. Она отвернулась, боясь встретиться с ней глазами. Очутившись у начала широкой тропы, она подумала, что видела какое-то косматое существо, шевелившееся внутри пещеры. Вся поляна трепетала от страха. Она повернулась и побежала по тропинке, напуганная так сильно, что не могла даже кричать, и через довольно продолжительное время выбралась на открытое место, освещённое тёплым солнцем.
Выпустив её, лес сомкнулся за её спиной.
В изнеможении она присела у ручья; её сердце, бешено колотясь, заныло от боли, она тяжело дышала. Она видела, как течение мягко колышет салат, который вырос прямо в воде, и как вспыхивают блеском на песчаном дне частички слюды. Затем, ища укрытия, она обернулась и увидела внизу сбившиеся в кучу постройки фермы, залитые лучами солнца, и пожелтевшую траву, низко клонившуюся серебристыми волнами под полуденным ветром. Там было спасение, и она была благодарна за возможность всё это видеть.
Прежде, чем страх покинул её, она встала на колени, чтобы помолиться. Она пыталась думать о том, что произошло на поляне, но память изменила ей. «Это было что-то древнее, такое древнее, что я почти не помню его». Она вспомнила о своём положении: «Нельзя было так поступать». «Отче Наш, иже еси на небесех, да святится Имя Твоё… — молилась она. — Господи Иисусе, защити меня от этих страшных вещей и наставь меня на путь света и добра. Не позволь этому проникнуть через меня в моего ребёнка, Господи Иисусе. Оборони меня от того древнего, что осталось в моей крови». Она вспомнила, как её отец рассказывал, что его предки тысячу лет назад были друидами.
