Никос Казандзакис - Последнее искушение Христа
Он сжал посох и выругался. Назарет с крестом и распятым зелотом снова всплыл у него в памяти. А теперь — смотрите, этот римский прихвостень оплакивает с женщинами погибшее зерно. Душа Иакова была грубой и упрямой. Он унаследовал все черты своего отца — жадность, отсутствие сострадания, громкий голос и ничем не напоминал свою добрую мать Саломею или нежного и милого брата Иоанна… Сжав посох, он с мрачной решительностью двинулся к токам.
Сын Марии со струящимися по лицу слезами поднимался, чтобы вернуться на дорогу. Старухи хватали его за руки, покрывая их поцелуями, и не давали ему уйти. Никто не мог сравниться с этим случайным прохожим в сказанных им словах утешения.
— Не плачьте, не плачьте, я вернусь, — повторял он, медленно освобождая свои руки из старых ссохшихся ладоней.
Иаков замедлил шаги — рот его открылся от изумления. Глаза римского прихвостня блестели от слез. Взгляд его то устремлялся к розовеющим небесам, то опускался вниз на землю к копающимся в грязи и плачущим людям.
— Неужто это тот, кто строгает нам кресты и распинает наших пророков? — в недоумении пробормотал Иаков. — Его лицо сияет, как у пророка Илии.
Сын Марии в это время спустился с тока и, увидев и узнав Иакова, приложил руку к сердцу в знак приветствия.
— Куда ты идешь, сын Марии? — произнес сын Зеведея как можно мягче и тут же добавил, не дожидаясь ответа: — Пошли вместе. Дорога длинная, а вдвоем мы ее скоротаем.
«Дорога длинная, и вдвоем мы ее скоротаем», — повторил про себя сын Марии, но не стал говорить о том, что промелькнуло у него в голове.
— Пойдем, — лишь ответил он, и они тронулись к Капернауму.
Некоторое время они молчали. С каждого тока доносился женский плач. Старики, опершись на свои посохи, молчаливо взирали, как потоки воды уносят зерно. Крестьяне с почерневшими лицами неподвижно стояли на своих сжатых и опустошенных полях — одни молчали, другие посылали проклятия.
— Если бы нашелся человек, готовый отдать свою жизнь, чтобы народ не умер с голода, — вздохнул сын Марии.
Иаков украдкой взглянул на него.
— Если бы ты мог стать зерном, — усмехнулся он, — чтобы спасти народ, ты бы согласился на это?
— А кто бы не согласился? — спросил сын Марии.
Ястребиные глаза Иакова вспыхнули.
— Я, — ответил он.
Сын Марии промолчал, и Иаков ощутил жгучую обиду.
— Почему я должен умирать? — возмутился рыбак. — Господь наслал ливень. Разве я не прав? — и он свирепо взглянул на небо. — Зачем Господь сделал это? Чем люди обидели Его? Я не понимаю. А ты, сын Марии?
— Не спрашивай, брат мой, это грешно. Еще несколько дней назад я тоже задавал вопросы, но теперь понял. Это и есть змей, искусивший первых людей и заставивший Господа изгнать нас из Рая.
— Что ты имеешь в виду?
— Вопросы.
— Я не понимаю, — произнес сын Зеведея и ускорил шаг.
Ему расхотелось идти дальше с этим человеком: слова сына Марии тяжело падали ему в душу, а его молчание было еще непереносимей.
Теперь они подошли к небольшой возвышенности, и вдали засверкали воды Генисарета. Лодки уже достигли середины озера, рыбная ловля началась. Из пустыни поднималось ярко-красное солнце. На берегу сияло белизной богатое селение. При виде лодок мысли Иакова тут же обратились к рыбе.
— Так куда ты направляешься? — снова поинтересовался он у своего неудобного спутника. — Гляди, вон Капернаум.
Сын Марии не ответил и лишь опустил голову. Он стыдился сказать, что направляется в обитель, чтобы стать святым.
Иаков тряхнул головой и снова взглянул на него — дурная мысль внезапно закралась ему в голову.
— Не хочешь говорить? — прорычал он. — Скрываешь? — и, схватив своего спутника за подбородок, поднял его голову. — Смотри мне в глаза. Отвечай: кто тебя послал?
— Я не знаю, я не знаю, — со вздохом пробормотал сын Марии, — может, Господь, а может… — он замолчал — его охватил такой страх, что слова застряли в горле: что если действительно им управляет дьявол?
Сухой смешок, полный презрения, сорвался с губ Иакова. Он крепко схватил Иисуса за руку и встряхнул.
— А может, центурион, твой дружок центурион послал тебя? — приглушенно прорычал он.
Точно, наверняка центурион послал его шпионить. В горах и пустыне собирались новые зелоты. Они тайно появлялись в деревнях и говорили людям о свободе и отмщении. И кровожадный центурион Назарета рассылал по деревням своих лазутчиков, продавшихся ему. И этот парень, этот римский прихвостень несомненно был одним из них.
Нахмурив брови, Иаков отшвырнул Иисуса от себя.
— Послушай меня, сын плотника, — произнес он, понизив голос. — Здесь наши пути расходятся. Может, ты и не знаешь, куда ты идешь, зато я знаю. Иди пока, но мы с тобой еще увидимся. Я тебя из-под земли откопаю и тогда — горе тебе! И запомни: тебе не сойти живым с дороги, которую ты выбрал! — и, не попрощавшись, Иаков вприпрыжку помчался по склону.
Рыбаки Зеведея уже сняли с огня медный котел и расселись кружком около него. Первым зачерпнуть своей деревянной ложкой должен был сам хозяин. Он выудил самую большую рыбину и принялся за еду. Но старик рыбак остановил его, протянув руку.
— Мы позабыли вознести благодарность, — напомнил он.
Старый Зеведей, продолжая жевать, поднял ложку и начал благодарить Бога за то, что Тот посылает рыбу, зерно, вино и масло, вскармливая евреев поколение за поколением и давая им силы дождаться дня Господня, когда рассеяны будут их враги и все народы преклонятся перед Израилем, и все боги падут к ногам Яхве, чтобы почтить его.
— Для того мы и едим, Господи, для того женимся и рожаем детей, для того живем — все ради Тебя! — и, договорив, он за один присест заглотил рыбину.
Пока хозяин со своими людьми ел, наслаждаясь плодами трудов своих и лаская взглядом озеро, кормившее их, перед ними неожиданно появился покрытый грязью Иаков. Рыбаки потеснились, уступая ему место, а старый Зеведей, пребывавший в веселом расположении духа, закричал:
— Добро пожаловать, первенец мой! Тебе повезло — садись и ешь. Что нового?
Иаков не ответил и, опустившись рядом с отцом, даже не протянул руки к благоухающему и дымящемуся котлу.
Старый Зеведей робко повернул голову и взглянул на него. Он хорошо знал своего раздражительного, неразговорчивого сына и побаивался его.
— Ты не хочешь есть? — спросил он. — Что с тобой такое? С кем ты сражался на этот раз?
— С Господом, людьми и дьяволами, — раздраженно рявкнул Иаков. — Я не голоден.
«Ну надо же, пришел и испортил нам завтрак», — подумал Зеведей про себя, но постарался не дать испортить себе настроение и перешел на другую тему.
— Ах ты разбойник, с кем это ты разговаривал по дороге? — хлопнув сына по колену, подмигнул Зеведей.
— Шпионим? — вздрогнул Иаков. — Кто тебе сказал? Я ни с кем не разговаривал. — Он вскочил, вошел по колено в воду и принялся мыться. Но, обернувшись и увидев, с какими довольными, счастливыми лицами все поглощали пищу, он не сдержался: — Вы тут жрете и пьете, а в Назарете в это время ради нас распинают! — и не в силах более их видеть, что-то ворча себе под нос, он направился к деревне.
Старый Зеведей смотрел ему вслед.
— Сыновья мои — словно тернии в теле моем, — покачал он своей большой головой. — Один слишком мягок и набожен, другой глуп — куда бы он ни пришел, где бы ни остановился, тут же затевает ссору. Тернии… Ни один из них не стал настоящим мужчиной: чуть нежным, чуть своевольным, то добрым, то псом цепным, полуангелом, полудьяволом — короче, человеком! — и вздохнув, он зацепил красноперку, чтобы заесть горькие мысли. — Слава Богу, у нас еще есть рыба, и озеро, рождающее ее, и Господь, созидающий озера.
— Если уж ты так говоришь, что должен говорить старый Иона? — произнес старый рыбак. — Бедняга каждый вечер сидит на скале, смотрит на Иерусалим и оплакивает своего сына Андрея. Тот тоже из провидцев. Говорят, Андрей пристал к какому-то пророку, тот ничего не ест, кроме меда и акрид, хватает людей и тащит их в Иордан, кажется, чтобы смыть их грехи.
— А еще говорят, что сыновья даются нам для процветания! — заметил Зеведей. — Дайте-ка мне бутыль. Там еще осталось вино? Мне надо взбодриться.
До их слуха донеслись тяжелые медленные шаги по гальке, словно приближался какой-то большой неуклюжий зверь. Старый Зеведей обернулся.
— Добро пожаловать, Иона, добрый человек! — закричал он, обтер свою залитую вином бороду, почтительно встал и уступил свое место. — Я только что говорил о своих сыновьях и красноперках. Садись, поешь и ты рыбки, да расскажи нам, какие вести от святого Андрея.
Подошедший к ним старый рыбак был невысокого роста, крепко сбитый, кожа его пропеклась и высохла на солнце, став похожей на рыбью чешую, взгляд серых глаз был мутным, а огромную голову покрывали седые вьющиеся волосы. Подавшись вперед, он переводил взгляд с одного на другого, словно искал кого-то.
