Эмиль Золя - Западня
Почти каждое воскресенье супруги Купо отправлялись вместе с Гуже на прогулку. Они очень славно проводили время: заходили поесть жареной рыбы в Сент-Уэне или кролика в Венсене и посидеть в садике перед трактиром, без всяких затей. Мужчины пили в меру и возвращались домой в полном порядке, ведя под руку дам. Вечером, перед сном, они вместе подсчитывали расходы, делили их пополам и никогда не спорили из-за лишнего су. Лорийе ревновали Купо к семейству Гуже. Чудно, ей-богу, что Смородинный Лист и Хромуша вечно якшаются с чужими, когда у них есть своя родня. Нечего сказать, хороши — просто плюют на родичей! Скопили три гроша — и уже задрали нос! Г-жа Лорийе, уязвленная тем, что брат ускользает у нее из рук, снова принялась обливать Жервезу грязью. А г-жа Лера, напротив, стала на сторону Жервезы и в защиту ей выдумывала нелепые истории, будто вечером на бульваре Хромушу пытались соблазнить какие-то негодяи, а она вела себя как героиня из романа и спасла свою честь, отвесив им пару оплеух. Что до мамаши Купо, то она старалась всех примирить и жить в ладу со всеми детьми; зрение ее все слабело, она помогала по хозяйству только в одной семье и была рада перехватить несколько франков и у тех и у других.
В тот день, когда Нана исполнилось три года, Купо, придя домой с работы, заметил, что Жервеза сама не своя. Но она не захотела объяснять причины и уверяла, будто ровно ничего не случилось. Однако, видя, что Жервеза не может даже толком накрыть на стол и вдруг застывает, задумавшись, с тарелками в руках, Купо решительно потребовал, чтоб она сказала, в чем дело.
— Ну ладно, скажу, — проговорила она наконец. — Мелочная лавочка на улице Гут-д’Ор сдается внаем… Час тому назад я ходила за нитками и видела сама… Меня просто всю перевернуло.
Речь шла о маленькой, очень удобной лавочке, в том самом большом доме, где они когда-то мечтали поселиться. Сдавалось все помещение: лавка, комната позади нее и две клетушки слева и справа, — словом, как раз то, что им нужно; правда, комнатки очень маленькие, но зато они хорошо расположены. Жервезу пугала только цена: хозяин просит пятьсот франков…
— Значит, ты уже осмотрела ее и узнала цену? — спросил Купо.
— Просто так, из любопытства, — ответила она притворно равнодушным тоном. — Когда ищешь, заглядываешь туда, где висит объявление… ведь это ни к чему не обязывает… Но тут, разумеется, слишком дорого. И вообще, может быть, глупо нам заводить свое дело…
Однако после обеда Жервеза снова заговорила о пустующей лавочке. Она даже нарисовала план на полях газеты. И мало-помалу так увлеклась, что стала прикидывать, как можно разместиться в этих комнатах, словно ей завтра предстояло перебираться и расставлять там мебель. Тогда Купо, видя, как она загорелась, стал уговаривать ее снять помещение; меньше чем за пятьсот франков она наверняка не найдет ничего подходящего, к тому же можно еще поторговаться с хозяином: авось сбавит цену. Одно досадно — тогда им придется жить в одном доме с Лорийе, а ведь она их терпеть не может. Но тут Жервеза рассердилась: разве она кого-нибудь ненавидит? Ей до того хотелось снять лавочку, что она даже принялась защищать Лорийе; в сущности, они вовсе не плохие люди, она отлично с ними поладит. И когда они легли, когда Купо уже заснул, она еще долго обдумывала, как она все устроит, хотя и не приняла окончательного решения.
Наутро, оставшись одна, она не могла удержаться от соблазна, сняла колпак с часов и заглянула в сберегательную книжку. Подумать только, что вся ее прачечная находится здесь, на этих грязных, исписанных каракулями листках! Прежде чем уйти из дома, сна посоветовалась с г-жой Гуже, и та поддержала ее намерение завести свое дело: с таким мужем, как у нее, человеком верным и непьющим, она быстро станет на ноги и, конечно, не прогорит. В обеденный перерыв Жервеза решила зайти к Лорийе и спросить их мнение: она не хотела, чтобы говорили, будто она делает что-то тайком от родных. Г-жа Лорийе была ошеломлена. Как! Хромуша вздумала открыть собственную прачечную? Она чуть не лопнула со злости, но прикинулась, будто очень рада, и пробормотала сквозь зубы, что лавка удобная и Жервеза правильно сделает, если ее снимет. Однако, опомнившись, Лорийе заговорили о том, что двор очень сырой, а в нижнем этаже всегда темно. Да, там недолго нажить ревматизм! Впрочем, если для нее это вопрос решенный, то не станет же она считаться с их мнением…
Вечером Жервеза, смеясь, призналась Купо, что если б ей не удалось снять эту лавочку, она просто захворала бы от огорчения. Однако прежде чем сказать — «решено», она попросила мужа самому все осмотреть и поторговаться с хозяином.
— Ну что ж, пойдем хоть завтра, — сказал Купо. — Заходи за мной к шести часам на улицу Наций, а на обратном пути завернем на улицу Гут-д’Ор.
Купо заканчивал крышу нового четырехэтажного дома. В этот день он уже укреплял последние листы. Крыша была почти плоская, и он устроил себе на ней стол, положив на двух козлах широкую доску. Яркое майское солнце, опускаясь, золотило трубы. И, вырисовываясь высоко в ясном небе, кровельщик спокойно резал листы большими ножницами, склонившись над столом, совсем как портной, который кроит брюки. Тут же на крыше, возле стены соседнего дома, его помощник, щуплый белобрысый парнишка лет семнадцати, раздувал огонь в жаровне огромными мехами, и при каждом их дыхании вздымалась туча сверкающих искр.
— Эй, Зидор! Приготовь паяльник! — крикнул Купо.
Зидор сунул паяльник в горячие угли, казавшиеся бледно-розовыми при дневном свете, и снова принялся их раздувать. Купо взял последний лист. Его надо было прикрепить у самого карниза, возле водосточной трубы; здесь начинался короткий крутой скат и зияла дыра, в которую была видна улица. Кровельщик работал в веревочных туфлях; чувствуя себя как дома, он подошел к краю крыши, шаркая ногами и насвистывая «Стой, барашек, не беги!» Дойдя до дыры, он скользнул вниз, уперся коленом в каменную печную трубу, присел и наполовину повис в воздухе. Одна нога у него болталась над улицей. Поворачиваясь и окликая этого разиню Зидора, он хватался рукой за край трубы, чтобы не свалиться вниз, на тротуар.
— Эй ты, растяпа! Давай паяльник! Ну что ты уставился в небо, болван? Думаешь, тебе посыпятся в рот жареные рябчики?
Но Зидор не спешил. Глазея по сторонам, он увидел густой дым вдали, на том конце Парижа, около Гренеля. А вдруг это пожар? Однако он все же подошел, растянулся на животе, наклонился над дырой и передал Купо паяльник. Кровельщик начал припаивать лист. Порой он вытягивался, порой сжимался в комок и ловко сохранял равновесие, то упираясь носком, то прислонившись боком, то цепляясь одним пальцем. Он работал с чертовской самоуверенностью, с дерзким спокойствием и двигался беспечно, пренебрегая опасностью. Он свое дело знает и ничего не боится. Пускай улица боится за него! Он не расставался с трубкой и время от времени спокойно оборачивался и сплевывал вниз.
— Смотри-ка! Ведь это госпожа Бош! — воскликнул он вдруг. — Эй! Госпожа Бош!
Он заметил, что привратница переходит улицу. Она подняла голову и узнала его.
И начался разговор между тротуаром и крышей. Привратница стояла, задрав кверху голову и спрятав руки под передником, а Купо свесился, ухватившись левой рукой за трубу.
— Вы не видали моей жены? — спросил он.
— Нет, не видала, — ответила привратница. — А вы ее ждете?
— Она обещала зайти за мной… Как там у вас, все здоровы?
— Спасибо, здоровы, одна я что-то кисну… Вот собралась на улицу Клиньянкур, хочу купить баранью ножку. Мясник возле Мулен-Ружа запросил за ножку шестнадцать су.
Они старались перекричать грохот повозки, катившейся по широкой пустынной улице Наций; их громкие голоса привлекли внимание какой-то старушонки, высунувшейся из окна; теперь она оперлась о подоконник и уставилась на человека, стоявшего перед ней на крыше, как будто ожидала захватывающего зрелища и надеялась, что он того и гляди свалится вниз.
— Ну ладно, до свиданья! — крикнула г-жа Бош. — Не стану вам мешать.
Купо повернулся и взял паяльник из рук Зидора. Г-жа Бош не прошла и двух шагов, как заметила на другой стороне улицы Жервезу, державшую за руку Нана. Привратница уже подняла голову, собираясь крикнуть об этом кровельщику, но Жервеза остановила ее, энергично замахав рукой. И молодая женщина тихонько, чтоб не услышал муж, поведала привратнице свои опасения: она боится сразу показаться на глаза Купо: от неожиданности он может вздрогнуть и свалиться. За четыре года она всего один раз приходила к нему на работу. Сегодня это второй. Она не может на него смотреть, кровь у нее леденеет, когда она видит, как он работает между небом и землей, там, куда не залетают и воробьи.
— Еще бы, это не очень приятно, — пробормотала г-жа Бош. — Мой-то портной, мне нечего бояться.
