Джон Стейнбек - И проиграли бой
— Это сова, Джим, — пояснил Мак, — на мышей охотится. — И тут же повернулся к Бертону:
— Джим житель городской, ему многое в новинку, а нам-то привычно. Давайте-ка присядем здесь.
Мак с доктором расположились прямо на земле, под раскидистой старой яблоней. Джим, скрестив ноги, сел напротив. Тихая выдалась ночь, ни ветерка; застыли чер ные листья в недвижном воздухе.
Мак говорил очень тихо, словно опасаясь чуткой, за таившей дыхание ночи.
— И вы для меня загадка, док.
— Я? Загадка?
— Да, да. В партии вы не состоите, а все время нам помогаете, хотя выгоды вам никакой. Не знаю, верите ли вы в наше дело, вы об этом ни разу не обмолвились, вы просто работаете на нас. Мы не первый раз встречаемся, но я что-то сомневаюсь, заодно ли вы с нами.
Доктор Бертон тихо рассмеялся.
— Право, не знаю, что и сказать. Кое-какими мыслями мог бы и поделиться, да боюсь, они вам придутся не по вкусу. Я почти уверен.
— И все же поделитесь.
— Вот вы говорите, я не верю в ваше дело. Легче не поверить, что на небе есть луна. Коммуны были и до вас и будут впредь. Но вы почему-то вообразили, что достаточно заложить фундамент, а здание вырастет само собой. Но все так переменчиво, Мак. Допустим, завтра вам удастся осуществить свой замысел, но сразу же он начнет претерпевать кое-какие изменения. Скажем, организуете вы коммуну, но постепенно она все меньше и меньше будет соответствовать вашей задумке. — Значит, вы считаете наше дело нестоящим?
Бертон вздохнул.
— Извечный камень преткновения, все доводы о него разбиваются. Потому-то я и не люблю часто высказываться. Поймите меня. Мак, упрекаю я вас потому, что не способен многого увидеть и услышать, впрочем, выше головы не прыгнешь. Увидеть бы все дело ваших рук целиком, вот чего мне хочется. И не лепить всяких ярлыков вроде «стоящий» или «нестоящий», это — шоры, за ними не увидеть полную картину. Скажем, назову я какое-либо дело стоящим и сразу лишаю себя возможности как следует разобраться в этом деле, не дай бог в нам окажется нечто «нестоящее». Понимаете? Я хочу непредвзято рассмотреть полную картину.
Мак горячо возразил:
— А как же с социальной несправедливостью? Одни наживаются за счет других. Тут уж без оценки не обойтись!
Доктор Бертон запрокинул голову, посмотрел на небо.
— Мак, а вы обратите внимание, какая несправедливость царит в физиологии. Засилье болезней: столбняк, сифилис, а амебная дизентерия да она похлеще любого гангстера орудует! Вот так обстоят дела в моей области.
— Революция и коммунизм искоренят социальную несправедливость!
— Так же как дезинфекция и профилактика искоренят болезни.
— Нельзя смешивать деятельность людей и микробов. Есть большая разница.
— А я вот большой разницы, Мак, не вижу.
— Какого черта, док! — вспылил Мак. — Болезни на каждом шагу. Сифилис и в самых роскошных районах гнездится. Чего ж вы тогда здесь ошиваетесь, если вы в душе не с нами.
— Хочу разобраться, — ответил Бертон. — Вот вы порезали палец, в рану проникли стрептококки, рука распухла, болит. Что такое опухоль? Поле битвы, а боль? — Сама борьба. Кто победит — трудно сказать, но первое сражение — как раз в ранке. Победят стрептококки, пойдут дальше, и поле битвы охватит уже всю руку. И ваши мелкие забастовки. Мак, тоже инфекция. Она поразила людей, их будто лихорадит. И я хочу в этом разобраться, поэтому я там, куда поначалу проникла инфекция.
— Значит, по-вашему, забастовка — это как рана?
— Именно. Вашего «коллективного человека» вечно лихорадит. А сейчас случай тяжелый. И я хочу разобраться. Хочу присмотреться к «коллективному человеку», это какое-то новообразование, отличное от человеческой особи. Коллективный человек несет уже не свои черты, а черты организма, клеточкой которого является. И организм этот похож на вас не больше, чем, скажем, клетки вашего тела. И вот этот организм мне хотелось бы понаблюдать, понять что к чему. Недаром говорят: толпа безумна и непредсказуема. Почему ж толпу рассматривают как целое, а не как общность разных личностей? И с точки зрения толпы, она всегда разумна.
— А какое отношение это имеет к нашему делу?
— Возможно, вот какое: когда «коллективный человек» готовится к действию, он выдвигает лозунг, например, «Господь повелевает нам освободить Святую Землю», или «Мы боремся за торжество демократии в мире», или «Коммунизм уничтожит социальную несправедливость». Но самому коллективу, толпе наплевать на землю обетованную, и на демократию и на коммунизм. Толпе главное — действовать, бороться, а лозунги — для успокоения личностей. Впрочем, это лишь мое предположение. Мак.
— К нашему делу оно не применимо! — воскликнул Мак.
— Я и не утверждаю, высказываю свое мнение, и только.
— Ваша беда, док, в том, — продолжал Мак, — что вы по взглядам даже левее, чем коммунисты. Намудрили вы с «коллективным человеком». А кто такие мы, те, кто организует, направляет? Так что неувязка у вас полу чается.
— В вашем случае причина и следствие тесно переплетаются. Вы, с одной стороны, выражаете взгляды «коллективного человека», то есть являетесь особо важной клеточкой этого организма, вы черпаете силу у него же, с другой стороны, вы направляете «коллективного человека». Как глаз: он и получает приказы мозга и посылает их ему сам.
— Это все теории! — раздраженно бросил Мак. Какое отношение наш разговор имеет к голодающим, не заслуженно уволенным и тем, кто вообще не может найти работу?
— Имеет и, возможно, немалое. Ведь совсем недавно и между разными болезнями связи не видели. Невежество сильно: наверное, и сейчас найдутся люди, которые не знают, как дети получаются. Потому-то мне и хочется по больше узнать о «коллективном человеке», понять его природу, намерения, запросы. Они совсем не такие, как у нас. Мы испытываем зуд и начинаем чесать, нам прият но, а меж тем гибнут миллионы клеток. Может, и «коллективный человек» тоже получает удовольствие, когда миллионы человеческих особей гибнут в войне. Поймите, Мак, мне хочется как можно больше увидеть и понять, используя доступные мне средства.
Мак встал, отряхнул штаны.
— Некогда смотреть да рассуждать. Дело делать надо.
Бертон встал следом, беззлобно усмехнулся.
— Может, со временем… впрочем, хватит, что-то я раз болтался. Хотя, чтобы прояснить мысль, ее нужно высказать, даже если и слушать некому.
Они пошли к лагерю, сухие комья земли рассыпались под ногами.
— Док, нельзя нам стоять и глазеть по сторонам. Утром нужно будет пришлых ретивых работничков окоротить.
— Deus vult,[5] - изрек Бертон. — А вы обратили внимание на андерсоновых пойнтеров? Великолепные собаки! Я глаз от них оторвать не мог — не всякой женщиной так залюбуешься!
В палатке у Дейкина еще горел свет. А кругом в лаге ре спали. В затухающих кострах помигивали уголья.
У обочины выстроились видавшие виды машины, а на дороге светляками высвечивали огоньки сигарет: шерифовы помощники не дремали.
— Ты слышал, Джим? Вот в этом вся суть Бертона. Видит хороших собак, всего лишь пару охотничьих собак, но для него они больше, чем просто собаки. Они будят в нем высокие чувства. А для меня собаки — и все. Зато те, кто сейчас здесь спит, — люди, им естьпить подавай. А для доктора они — коллективный организм. Окажись у дока другая профессия не быть бы ему с нами. Без его знаний и опыта не обойтись, а с его рассуждениями одна морока.
Бертон виновато улыбнулся.
— Сам удивляюсь, с чего это меня на рассуждения потянуло. Вы люди практические и таких же, кому только есть-пить подавай, ведете. Но всякий раз что-то у вас не срабатывает, всякий раз люди не подчиняются вашей логике, поступают, казалось бы, вопреки здравому смыслу, а вы, вожаки, либо отрицаете это, либо просто не задумываетесь, почему так происходит. Но случись кому задать этот вопрос, дескать, что же понуждает людей, которым лишь есть-пить подавай, выходить за рамки ваших канонов, вы поднимаете крик: «Утопист! Мистик! Метафизик!» Впрочем, зачем я все это говорю вам, человеку практическому? Но именно такие, как вы, вовлекали простых людей, кому лишь есть-пить подавай, в самые страшные смуты, какие только помнит история.
— Нас ждет работа, — прервал его Мак. — Нам некогда всякую заумь выслушивать.
— Вот-вот, вы и беретесь за работу, понятия не имея о тех, для кого работаете. И каждый раз из-за этого впросак попадаете.
Палатки были уже совсем рядом.
— Обратись вы с такой речью к ребятам, вас бы отсюда вышвырнули, буркнул Мак.
Вдруг словно из-под земли перед ними выросла темная фигура.
— Кто идет? Ах, это вы. А я сразу-то и не признал.
— Дейкин охрану выставил? — спросил Мак.
— Ага.
— Молодец Дейкин. Молодец, нравится он мне, никогда головы не теряет.
Они остановились около большой островерхой палатки.
