Кальман Миксат - ИСТОРИЯ НОСТИ-МЛАДШЕГО И МАРИИ TOOT
— Да полно! Тогда тебя и вовсе за безумца сочтут.
Ох, и беготня же началась из-за бедняги Йошки (так звали козла). Бубеник привез из Тренчена комитатекого врача. Врач пришел в ярость, что его вызвали к животному. Помочь он конечно, не помог, но велел убить козла и закопать его в землю. Об этом прознали прилесские цыгане и пришли молить барона чтобы он отдал им козла за тысячу гвоздей. Шкуру, мол, они все равно вернут.
— Нет, не отдам козла, — противился барон.
— Но, ваше высокоблагородие, целую руки-ноги, вы же все равно закопаете его в землю.
— Не закопаю! Не верю я доктору!
— Но козел-то, честь имею, все равно взбесится. Да провались я, коли он не взбесится.
— Что же, тогда я, по крайней мере, увижу, каков бешеный козел;— грустно промолвил барон.
— А не лучше было б, прошу прощенья, вашему высокоблагородию увидеть бешеных цыган?
Наконец Коперецкий договорился с цыганами о том, что отдаст им Йошку под присмотр. Они должны докладывать, что будет с козлом через семь дней, потом через семь недель и, наконец, через семь месяцев. Коли и тогда не будет никаких угрожающих признаков, барон возьмет его обратно за двадцать форинтов, но, ежели козел взбесится, цыгане доложат об это»» в Седреше господину Клинчоку, который осмотрит козла, установит бешенство и даст им разрешение съесть его с божьей помощью. За все это барон не попросил ни гроша, отказался даже от тысячи гвоздей, но с одним условием: если кто-нибудь из цыганят или стариков цыган взбесится, он пристрелит их сам, ибо ему приходилось уже и медведей стрелять, и оленей, и диких козлов, и серн — а вот цыган еще нет…
Столь мудро распорядившись при сих печальных обстоятельствах, Коперецкий снова почувствовал охоту к губернаторству (оно ведь состоит из таких вот премудростей), и в ближайший четверг, хотя он мог бы подождать еще денёк (но тогда была бы пятница), трогательно попрощавшись с Вильмой и сыном, направился в Бонтовар вместе с Бубеником, которому презентовал новый охотничий костюм с серебряными дубовыми листьями на воротнике. Вернее сказать, сперва они поехали в Пешт, где надобно было уладить еще кое-какие дела. Коперецкий должен был получить парадный национальный костюм, купить кое-что, переговорить кое с кем в «Казино», заглянуть в клуб вольно-мыслящих, представиться еще некоторым министрам и так далее. Приехав в «Английскую королеву», Коперецкий первым долгом спросил о ключе.
— Никакого ключа сюда не присылали, — доложил портье. — Все письма и пакеты, что приходили, я, как вы и соблаговолили приказать, отправил в Крапец.
— Вот уж комедия так комедия. Какого ж черта я теперь делать буду?
— О каком ключе-то речь? — спросил Бубеник.
— Откуда я знаю. Министр внутренних дел сказал мне, что пришлет ключ сюда и чтобы я без него не уезжал.
— Умнее всего, ваше высокоблагородие, зайти к нему с утра и спросить.
— Ничего другого не остается.
Наутро Коперецкий отправился в Крепость[35], но ему удалось поговорить только со статс-секретарем, которому он и доложил, что не получил пока ключа, обещанного министром внутренних дел. Статс-секретарь позвонил и послал своего секретаря к какому-то советнику узнать о судьбе ключа, а сам тем временем любезно побеседовал с Коперецкий (статс-секретарь был сердечный, добродушный человек). Затронув вопрос о смутном положении в комитате, он предупредил, что путь Коперецкого отнюдь не усыпан розами, однако падать духом не следует.
— Я буду осторожен.
— Это никуда не годится! И что это тебе в голову пришло? Ведь губернатор не что иное, как кусок министерской кожи, годный на ремни. Осторожным, дружок, может быть только министр внутренних дел, и вся его осторожность заключается в том, что у него есть губернатор. Ежели губернатор совершил умный поступок, это заслуга министра внутренних дел, а ежели натворил глупости, это ошибка губернатора. Поэтому разумнее всего, чтобы губернатор ничего не делал, спокойно покуривал чубук и все предал на волю волн. Венгрия становится страной донесений. Губернатор пишет донесения обо всех чрезвычайных событиях, и самый лучший губернатор тот, который меньше всего пишет донесений, а самый лучший комитат тот — из которого меньше всего приходит бумаг. Вот что ты, пожалуйста, намотай себе на ус. Ну и второе, то, что я сказал тебе… Был ты когда-нибудь исправником?
— Нет, не был.
— А я вот был, причем в те времена, когда еще не отменили «vigmti quinque solidos» [36], и видел, как устраивались провинившиеся: поверх штанов они надевали еще одни толстенные штаны. Так вот заруби себе на носу, что ты и есть те самые верхние толстые штаны министра внутренних дел.
У Коперецкого даже голова закружилась от этого разговора но тут, по счастью, вернулся секретарь и доложил:
— Ключ еще на той неделе был отправлен в «Английскую королеву» на имя бонтойского губернатора.
Ну, это и впрямь что-то роковое! Коперецкий помчался обратно к себе в гостиницу и потребовал ключ у портье. Тот поклялся небом, землей и светом своих очей, что никакого ключа не видал; все перерыл в своем закутке, но тщетно. Коперецкий со злостью рвал на себе волосы, не зная, как теперь поступить. Вытащил из портфеля все письма из министерства, которые портье отправил за ним вслед и которые дома он только пробежал глазами. И вот в одном из них он прочел теперь: «К настоящему прилагается ключ». Письмо лежало в конверте, а ключа не было. Они размышляли с Бубеником, от чего может быть этот ключ и почему министр придает ему такое значение. Может быть, это ключ от комитатской управы? Но ведь комитатская управа не заперта. А даже если что-то и заперто, пусть очень необходимое, — не может же это служить причиной тому, чтобы он не поехал в Бонтовар; слесаря небось и там можно найти!
А поэтому, покончив с прочими делами, они на другой же день с утра пораньше отправились на вокзал и в шесть тридцать выехали в Бонтовар!
До Баратхазы ничего примечательного не случилось, а там, как и договорились, к ним должен был подсесть Малинка.
На станции была уйма людей, и все они шумно кинулись к поезду. Трудно было узнать в толпе Малинку, но вдруг он появился с маленьким саквояжем.
— Сюда, сюда! — закричал своим каплуньим голосом Бубеник. Услышав его, Малинка вскочил в купе.
— Ну, наконец-то вижу хоть кого-нибудь! — радостно воскликнул губернатор. — Я едва признал вас в этом наряде. Вы в нем ни дать ни взять чистокровный аристократ.
Малинка был в новом черном сюртуке a la Франц-Иосиф и в великолепно отутюженных серых брюках.
— Мне пришлось заказать себе этот костюм, — оправдывался Малинка. — А то я уж больно неказист был с виду. Секретарь хоть внешне должен быть под стать губернатору.
— Вы поступили разумно, — согласился барон, — сам Ферен Деак сказал одному губернатору, который предстал перед ними в поношенной одежде: «Люблю, когда губернатор так и светится, но предпочитаю, чтобы светились не брюки у него на коленях».
Укладывая саквояжик на плетеную полку, Малинка повернулся спиной к губернатору, и тот с удивлением заметил, что на одной из задних пуговиц сюртука болтаются серебряные дамские часики на золотой цепочке.
— Но вот от чрезмерной роскоши лучше все-таки воздержаться, amice, — заметил он, — ведь даже герцог Эстерхази не поступает, как вы, даже у него не висят часы поверх сюртука. Впрочем, в «Казино» рассказывали, будто герцог Вестминстерский повесил в конюшне банкнот в тысячу фунтов стерлингов, причем в рамке. Но конюшня-то запирается, а ваши часы любой бедняк может стащить незаметно. Не спорю, в этом есть своего рода grandezza [37], однако при нынешних обстоятельствах я не вижу необходимости так носить часы.
Бубеник весело ухмылялся, а бедняга Малинка смущенно уставился на губернатора и инстинктивно схватился за задние пуговицы. Там и в самом деле болтались часики. Очевидно, в тесноте зала ожидания он случайно зацепил их пуговицей и выдернул из чьего-то кармана, когда нагнулся, чтобы поднять с земли свой саквояж.
Они дружно расхохотались. Малинка вызвал кондуктора и передал ему часики, попросив разыскать в поезде их хозяйку.
— Ну, Малинка, однако, вы шельма и счастливчик! А теперь садитесь и рассказывайте, как обстоят дела.
— Да так, потихонечку, — ответил секретарь, пожимая плечами. — Неприятностей много!
— Ну, например.
— Например, со вчерашнего дня тухлые яйца стоят на рынке дороже свежих,
— А знаете, это очень неприятно, — сказал губернатор, качая головой. Малинка только кивнул в ответ.
— И я так думаю.
— А что говорит на это мой тесть?
— Он сделал все, что мог. И тем не менее встреча будет весьма прохладной.
— Это вы по тухлым яйцам судите?
— И по тухлым яйцам, а еще по тому, что ночью разломали триумфальные ворота, которые тесть вашего высокоблагородия поставил при въезде в город, в сущности, на наши деньги.
