Иво Андрич - Собрание сочинений. Т.2. Повести, рассказы, эссе. Барышня.
Заяц остановился в замешательстве, а потом, поддавшись безотчетному порыву, снял шляпу и неловко поклонился этой незнакомой старой женщине. Бледное лицо ее с черными глазами тронула печальная, далекая улыбка. А Заяц поспешил войти в свой покинутый дом.
Налетов больше не было. Понемногу жизнь входила в свою колею. Прежде всего после трехдневного перерыва вышли оккупационные газеты, заработал телефон, включили электричество. Дольше всего не было воды. Возрождавшаяся жизнь имела искаженные и ущербные формы. По утрам, еще до девяти часов, жители разбредались по окрестностям, и город оставался почти пустым до самого вечера.
Заяц отсиживался дома, или шел на Топчидерский холм, или отправлялся с поручениями в город, пользуясь временным послаблением строгостей.
VIIIЗаданий становилось все больше. Однажды Синиша сам пришел к Зайцу. Он был здесь впервые и как-то особенно внимательно осматривал квартиру своими близорукими глазами… Казалось, ему достаточно приблизиться к предмету — и он ужо знает о нем все, что нужно.
Расхаживая по квартире, Синиша бросил Зайцу как бы невзначай:
— Вы случайно не знакомы с Микой Джёрджевичем, капитаном Микой?
Заяц растерялся и обрадовался. И перед его глазами возникла давнишняя сцена на Саве: Милан Страгарац, сплевывая, произносит ими капитана Мики. «Коммунист, заядлый коммунист!»
— Как же, как же, знаю! — пробормотал Заяц и, не найдя, что добавить, весело проговорил: — Хороший человек.
— Хороший?.. Да вроде бы неплохой. Но главное, что вы его знаете лично.
Ирония Синиши несколько отрезвила Зайца, но молодой человек продолжал говорить, словно не замечая его смущения. За ним зайдет Вуле и отведет Зайца в условленное место, а обо всем остальном он узнает после.
На прощанье Синиша потянулся было обнять Зайца, но, словно передумав, опустил руки и как бы между прочим тихо спросил, глядя куда-то вниз:
— Вы здесь остаетесь во время бомбежек?
— Да.
— И ничего?
— Да вроде бы ничего, — неуверенно проговорил Заяц, опасаясь новой насмешки.
— А я страшно тяжело переношу.
— Вы?
— Да, да. Вы герой, дядюшка Заяц.
И лицо Синиши осветила улыбка, придав ему выражение мягкой, детской доброты, но не тронула опущенных глаз.
Они распрощались.
А через два дня, около семи часов утра, в доме Зайца объявился и Вуле. Сияющий свежестью и чистотой, с еще не высохшей шевелюрой, запыхавшийся, с горящими глазами, неугомонный, как всегда.
Он спросил, один ли он дома. Заяц с уверенностью сказал, что один. Вуле поинтересовался, не ждет ли он вечером к себе кого-нибудь, и, услышав отрицательный ответ, сказал, что зайдет за ним, когда стемнеет. Если удастся, он достанет на всякий случай «аусвайс»[16], выдаваемый на вокзале пассажирам, прибывающим в город после полицейского часа с поздними поездами. Заяц хотел узнать подробности предстоящего задания, чтобы все заранее продумать и предусмотреть, но Вуле в обычной своей бесшабашной и торопливой манере заверил его, что все будет в порядке, и исчез так же быстро, как и появился. За ним, словно борозда после моторки, еще дрожало в воздухе волнение.
Днем Заяц с невольным замиранием сердца несколько раз вспоминал о том, что вечером ему предстоит идти куда-то с Вуле.
К вечеру с северо-запада надвинулись свинцовые тучи и хлынул ливень, плотной завесой закрыв горизонт. Дождь кончился, но хмурое небо низко нависло над землей, и раньше времени стемнело.
Заяц сидел в прихожей и читал. Буквы сливались перед глазами, и он уже собирался встать, чтобы зажечь свет, как вдруг услышал скрежет ключа в замочной скважине. Он вскочил. Перед ним в полутьме стоял Тигр. Он был в длинном плаще, берете, с дорожной сумкой в руках.
Не поздоровавшись, Тигр объявил, что приехал из Железника с приятелем на его мотоцикле, чтобы забрать кое-какие вещи, необходимые ему и матери.
Не раздеваясь и бесцеремонно хлопая дверьми, Тигр прошел к себе в комнату. Он выхватывал вещи из шкафов, из ящиков и засовывал их в сумку.
В квартире было жарко и душно, но Зайца била дрожь от одного только присутствия Тигра, от звука его шагов. Казалось, он не торопился уходить. Заяц начинал терять терпение.
С минуты на минуту может появиться Вуле и столкнуться с Тигром, а ведь утром Заяц уверенно сказал ему, что вечером у него никого не будет. Еще подумает что-нибудь обо мне, — продолжал рассуждать дальше Заяц, и перестанет мне доверять — и он, и Синиша. От одной этой мысли у него подкосились ноги, и он прислонился к дверному косяку.
В эту минуту Тигр снова появился в прихожей с открытой сумкой и, не потрудившись спросить разрешения, направился к нему в комнату. Схватившись за ручку двери, Заяц встал на пороге, загораживая ему дорогу. Несколько озадаченный Тигр пробормотал, что им понадобилась какая-то лампа из его комнаты. Но Заяц уже ничего не помнил, кровь бросилась ему в голову, в глазах помутилось. Он оттолкнул Тигра и сдавленно и хрипло выдохнул:
— Нечего тебе там делать!
— Не валяй дурака!
— Прочь! — заорал Заяц, толкнув Тигра изо всей силы в грудь.
Ему показалось, что земля под ним содрогнулась и сейчас они оба вместо с этой квартирой и со всей ее обстановкой рухнут в пропасть, но ничего подобного не случилось.
— Что?.. За что? — растерянно бубнил здоровенный парень, понурив голову.
А Заяц уже пришел в себя и, вздохнув полной грудью, увидел перед собой новые горизонты. Впервые в жизни с радостным изумлением обнаружил он в себе силы постоять за себя и дать отпор.
Он внимательно посмотрел на руки, вытянув их перед собой словно только сейчас установил самый факт их существования. Пошарив по столу в поисках тяжелого предмета и ничего не найдя, Заяц крикнул срывающимся голосом:
— Вон! Вон отсюда, бездельник!
Тигр обмяк, в испуге вытаращив глаза, как будто увидел перед собой чудовище, и мгновенно исчез, неслышно затворив за собой двери, и закачавшаяся прихожая снова вернулась в состояние сумрачного покоя. На улице зафыркал заведенный мотор, и мотоцикл, с ревом и треском преодолевая крутой подъем, стал удаляться в направлении улицы Князя Милоша.
Через полчаса пришел Вуле. В руках у него был потертый старый чемоданчик, Заяц его сразу узнал. В этом чемодане три месяца назад он пронес с Деспотовацской улицы на Чукарицу какие-то материалы под четырьмя килограммами кускового сахара.
Прерывистой скороговоркой Вуле объяснил Зайцу первую часть задания. Они двинутся сейчас же, но врозь. Вуле пойдет вперед. Встреча у виадука за Господским трактиром. Если будет темно, Вуле станет насвистывать вот так, по-деревенски (и Вуле, посмеиваясь над своими музыкальными способностями, постарался воспроизвести популярную ужицкую песенку). Потом знакомыми Зайцу тропинками они выйдут на берег к кофейне Наума, тоже, должно быть, отлично ему известной (Заяц радостно кивал в знак согласия). Тут они встретятся с одним человеком, возьмут что нужно и вернутся разными путями. Вуле сказал, что пропусков достать не удалось, но это неважно, они наверняка успеют вернуться до полицейского часа.
Отсутствие пропусков несколько встревожило Зайца, детская беззаботность Вуле все-таки смущала его, но он ничего не сказал. Сейчас его гораздо больше занимал вопрос о том, каким образом это вечернее путешествие может быть связано с капитаном Микой, имя которого упомянул вчера Синиша, и действительно ли ему предстоит сегодня вечером увидеться с ним, но спрашивать он ничего не хотел.
Вуле вышел первым и направился по Сараевской улице, а через некоторое время следом за ним по улице Князя Милоша двинулся и Заяц, Город был погружен во тьму: улицы не освещены, окна в домах плотно зашторены. Только на главных перекрестках под прикрытием особых щитков покачиваются электрические фонари, бросая тусклый конус света на мостовую.
После прошедшего дождя небо еще обложено тучами, отчего по-военному темные улицы напоминают мрачные катакомбы.
Время от времени мимо проезжают военные автомобили, светя мертвенно-бледной точкой света в прорези замаскированных фар, подобной то ли звериному зрачку, то ли погребальной свече. Прохожие попадаются редко, выдают их лишь звуки шагов. Звуки двоякого рода, громкий стук солдатских подкованных сапог немецких оккупантов и робкие, быстрые шаги местных жителей.
Кошмарная ночь. Холодный озноб сменяется волнами жаркой испарины. Куда спокойней было бы сидеть под надежной защитой своих стен, чем вот так, пробираясь в темноте, идти навстречу неизвестности и риску! Но, вспыхнув на мгновение в сознании, эта мысль тотчас же улетучилась.
Прежние сомнения не находили больше отклика в его душе. Твердая поступь солдат-завоевателей не только не пугала Зайца, но, напротив того, убеждала в правильности единственно возможного для него пути, пути, которым он сейчас идет. И ему хотелось петь от радости и смеяться над этим кованым надменным топотом глупцов, шагавших навстречу своей неминуемой гибели и позору.
