Роберт Стоун - В зеркалах
— Эй, приятель, поглядите-ка! Вам сюда надо?
— Что-то не пойму, — сказал Рейнхарт, с трудом поднимаясь на ноги, — вроде бы сюда.
Улица была широкая, по обе ее стороны тянулись дешевые забегаловки и витрины, заваленные запасными частями для машин; на ближнем перекрестке торчали четыре покосившиеся деревянные гостиницы с почерневшими от сажи балконами и вывесками, кое-как приляпанными над входом. Кажется, он проходил мимо них по пути к Миссии живой благодати.
— Ну вот, приятель, — сказала Джеральдина, — отсюда вы сами найдете дорогу. Спасибо за компанию.
Рейнхарт следил взглядом, как она сошла на мостовую, проскользнула перед носом грузовика с прицепом, который остановился, пропуская ее, и по-девчоночьи резво побежала на ту сторону улицы. Тротуар уже заполнила толпа пешеходов.
— Эй! — крикнул он, ринувшись вслед за ней в гущу проходивших машин. — Эй!
Она остановилась и подождала.
— Постойте минутку. Давайте чего-нибудь выпьем.
— Вам, наверно, сейчас нельзя, — сказала она. — Вы сразу свалитесь.
— И не подумаю, — возразил Рейнхарт. — Это самая полезная штука на свете. Терапия. Перевоспитание.
Джеральдина молча улыбнулась тротуару под ногами и дала себя увести в «по-бой»-буфет на первом этаже деревянной гостиницы. Рейнхарт заказал литровую бутылку местного вина. Осторожно наполнив два стакана, он взял свой и приподнял:
— За перевоспитание.
Он выпил и вдруг вскочил, прижал руку к животу и нетвердыми шагами пошел за буфетную стойку. Лицо у хозяина стало скучно-брезгливым.
— Вон в ту дверь, — сказал он. — Да смотри в оба, там булки с котлетами.
Рейнхарт вышел через заднюю дверь; в лицо ему ударило солнце. Чувствуя пульсирующую боль в затылке, он прислонился к тесовой стене и глубоко втянул в себя воздух. От первого же глотка вина у него будто перехватило горло, но сейчас внутри разливалось приятное тепло, и он ощутил удивительный душевный подъем. Жизнь была прекрасна.
Рейнхарт вернулся, неуверенно опустился на стул и налил еще стакан.
— Вот уж кто себе худший враг, — сказала Джеральдина. — Я же вам говорила.
— Ерунда, — ответил Рейнхарт. — Я прекрасно себя чувствую.
— От одного стакана этой бурды у вас уже язык заплетается.
— Я человек впечатлительный, — сказал Рейнхарт.
— Вам нужно одно, — сказала Джеральдина, вставая, — сейчас же завалиться в постель. Я вот иду спать.
Он отодвинул стакан и вышел за ней на улицу.
— Дурацкая была затея, — сказал он.
— Пока, приятель. Может, еще увидимся у лифта.
— Постойте. Где вы живете?
— Я уже дома, — ответила она. — Я живу наверху. Гостиница «Рим».
Они постояли на тротуаре. Люди, спешившие на работу в направлении Сент-Чарльз-авеню, проходили мимо, не обращая на них внимания.
— Я вас к себе не приглашаю, если вы этого ждете. Так и знайте.
— А я и не жду, — серьезно сказал Рейнхарт. — Я понимаю.
Она вытащила из сумочки сигарету, закурила, поморщилась и с отчаянием швырнула ее на тротуар.
— А, провались оно все, — сказала она. — Идем.
Они вошли в узкую дверь и стали подниматься по лестнице. На первой площадке под стеклом висело изображение гигантской руки в манжете с запонкой — рука указывала в открытое небо.
«И. Гарулик, — гласила надпись под нарисованной рукой. — Художественная штопка».
Джеральдина, внезапно обернувшись, окинула его злым взглядом:
— Вы получите только чашку кофе, понятно? И нечего показывать мне, что вы ужас как собой довольны.
— Я не собой доволен, — улыбнулся Рейнхарт. — Просто у меня хорошее настроение.
С верхней площадки, улыбаясь щербатым ртом, спускалась девушка в стальных очках, осторожно ставя на ступеньки ноги в ортопедических шинах. Она улыбнулась и окинула их зорким взглядом.
— Привет, Джеральдина. Привет, красавчик. Купите билетик на лошадку.
— У меня ни шиша, — сказал Рейнхарт.
— А, черт, давай один, — сказала Джеральдина, запуская руку в сумочку. — Попробую сыграть. И для него дай один. Сегодня у него везучий день.
— Шестьдесят центов, — сказала девушка. Взяв монетки, протянула им два зеленых билетика с красными цифрами. — Спасибо тебе большое, Джеральдина. Ты что ни день, то ближе к выигрышу.
— А как же, — сказала Джеральдина.
Они вошли в первую дверь налево. В комнате была двуспальная кровать под рваным матерчатым балдахином и электроплитка с двумя конфорками на столике для телефона. В рамах большого, до самого пола, окна, распахнутых в комнату, не хватало нескольких стекол. Некрашеные жалюзи отгораживали комнату от балкона и залитой солнцем улицы.
Джеральдина заперла дверь на задвижку и принялась варить кофе на электрической плитке. Рейнхарт повалился на кровать. С лестницы доносился мерный стук — девушка медленно спускалась по ступенькам.
— Я все время играю на скачках, — сказала Джеральдина. — Главным образом, чтобы ей помочь. Ни черта она не зарабатывает продажей газет.
Из висевшей над раковиной аптечки она достала две чашки и поставила их на комодик:
— Все-таки вперлись вы ко мне. Скажите хоть, как вас зовут?
Он лежал на подушке, глаза его были закрыты, голова скатилась набок. Джеральдина подошла и стала у кровати.
— Эй, — сказала она. — Ах, черт!
Она взяла чашку, налила из крана воды и занесла руку с чашкой над его головой.
— Считаю до трех, — заявила она.
Рейнхарт не шевельнулся.
Джеральдина поставила чашку, попробовала было стащить его с кровати и со всей силы стукнула его кулаком в плечо.
Рейнхарт что-то бормотнул и ухитрился перевалиться на живот.
— А, чтоб тебя, — сказала Джеральдина.
Рейнхарт шел по Канал-стрит, время от времени поднимая плечи, чтобы проветрить пиджак под мышками; утреннее солнце светило ему в лицо. Было восемь часов, воскресенье. Над пустыми островками безопасности колебался нагретый воздух, жухлые листья пальм безжизненно висели над сверкающими трамвайными рельсами. На Хлопковой бирже зазвонили куранты: «Господь — твердыня наша»; по другой стороне улицы в густой тени шли в церковь богомольные негритянки под черными зонтами.
Не торопясь, он свернул на Бургунди-стрит и, миновав погрузочные люки универмага Торнейла, увидел в конце квартала вахтера в форме, который стоял в тени и читал страницу комиксов в утренней газете. Над вахтером на железных поручнях пожарной лестницы висела большая вывеска: белый геральдический орел, а под ним на звездно-полосатом поле — микрофон, мечущий красные, белые и синие молнии. Ниже белыми заглавными буквами было написано:
БСША — ГОЛОС АМЕРИКИ АМЕРИКАНЦЕВ
ИСТИНА СДЕЛАЕТ ВАС СВОБОДНЫМИ[31]
Рейнхарт показал вырезку с объявлением о найме и через служебный вход вошел за вахтером в душную жаркую комнатку, уставленную табельными часами. У кнопки лифта, на которую нажал вахтер, висел еще один плакатик с надписью «БСША» и черной стрелкой, указывающей наверх. Спустился лифт с высоким смуглым лифтером в строгом синем костюме; вахтер вышел на улицу дочитывать комиксы, а Рейнхарт в кабине, загруженной ящиками и мотками проводов, поднялся на верхний этаж.
Из лифта он попал в комнату, загроможденную аппаратурой и полную рабочих. Пол был усыпан упаковочной стружкой; в глубине, где стояли неструганые стеллажи, часть стены была разобрана и виднелось переплетение разноцветных проводов.
Рейнхарт пересек холл и, поднявшись на помост, очутился перед следующей комнатой. За новой перегородкой из цельного стекла несколько мужчин без пиджаков пили кофе; он отыскал дверь и вошел — где-то поблизости слышался стук телетайпов. Он приветливо кивнул мужчинам и остановил блондинку в полотняном костюме, спешившую куда-то с корзинкой канцелярских принадлежностей.
— Мне мистера Нунена. Где он? — спросил у нее Рейнхарт.
Девушка вяло махнула загорелой рукой в сторону другой двери и улыбнулась:
— Бог его знает.
Один из мужчин поставил свою чашку и подошел:
— Вам Нунена?
— Да, — сказал Рейнхарт.
Мужчина подошел к двери и крикнул:
— Джек!
— А? — послышался голос.
— К вам.
С пачкой желтых листков появился Джек Нунен — сравнительно молодой человек со следами хорошей сценической внешности, о чем он, видимо, все время помнил. На висках эффектно серебрилась седина; черты лица были правильные, но чересчур резкие. Тускловатые голубые глаза смотрели недоброжелательно. Он взглянул на Рейнхарта, холодным властным жестом вручил человеку в рубашке листок и довольно улыбнулся.
— Привет, — сказал он.
— Привет, — сказал Рейнхарт. — Я слышал на днях, что у вас набирают штат.
— Да, — ответил Джек Нунен. — Набирают. Безусловно.
