Оноре Бальзак - Серафита
Когда Бог противопоставляется Вселенной, между ними возможны лишь два состояния. Либо Материя и Бог совпадают по времени, либо Бог был единственным предшественником Материи. Представим себе, что разум, просвещающий человеческие расы с тех пор, как они существуют, собран в одной голове, но даже такая гигантская голова не смогла бы выдумать некий третий способ существования, если только не уничтожить Материю и Бога. Пусть человеческие философии нагромождают горы слов и идей, пусть религии собирают образы и верования, откровения и тайны, все равно придется столкнуться с этой ужасной дилеммой и выбрать между двумя ее составляющими; но вам и не надо выбирать: и то и другое приводит человеческий разум к Сомнению. При такой постановке проблемы, какое значение имеют Дух и Материя? Какое значение имеет движение миров в том или ином направлении, коли существо, которое ведет их, изобличается в абсурдности? Какой смысл в поисках ответа на вопрос, движется ли человек к небу или возвращается оттуда, возвышается ли создание до Духа или нисходит до Материи, если вопрошаемые нами миры не дают никакого ответа? Какой смысл имеют теогонии[24] языческих богов и все воинство их, теология с ее догмами, если, каков бы ни был выбор человека между двумя сторонами проблемы, его Бога больше нет? Рассмотрим первую сторону, предположим, что мы имеем дело с Богом, существующим одновременно с Материей. Не означает ли быть Богом — испытывать воздействие или существование какой-то субстанции, чуждой Его собственной? Не превращается ли Бог в этой системе во второстепенную силу, обязанную организовывать материю? Но кто же принуждает Его? Кто был арбитром между Ним и Его грубой спутницей — Материей? Кто же оплатил труды Шести дней, засчитываемых этому Великому Художнику? Если бы нашлась какая-нибудь определяющая сила, которая не была бы ни Богом, ни Материей, то при виде Бога, занятого созданием механизма миров, было бы в такой же степени смешно называть его Богом, как гражданином Рима раба, посланного вертеть точильный камень. Впрочем, существует проблема малоразрешимая как для высшего разума, так и для Бога. Пытаться перенести ее еще выше — значит уподобиться индейцам, громоздящим мир на черепаху, черепаху на слона, но не знающих, на чем покоятся ноги их слона? И эта высшая воля, вышедшая из схватки Материи с Богом, и этот Бог, что превыше Бога, может ли все это оставаться вечно, не желая того, чего желал Он, допуская, что Вечность может разделиться на два времени? Где бы ни был Бог, разве не погибает вовсе Его интуитивный разум, если Он не познал свою последующую мысль? Кто же прав из этих двух Вечностей? Будет ли это несотворенная Вечность или Вечность сотворенная? Если бы Он постоянно желал видеть мир таким, какой он есть, тогда эта новая необходимость, впрочем гармонирующая с идеей суверенного разума, предполагает со-вечность материи. Будет ли Материя со-вечной по божественной воле, обязательно и в любое время похожей на самое себя, или со-вечной сама по себе, могущество Бога, которое может быть только абсолютным, погибает вместе с Его Свободной Волей; Он всегда определил бы в себе ту важнейшую причину, которая была бы сильнее Его. Не означает ли быть Богом потерю способности отделить себя от своего творения как в последующей, так и в предыдущей вечности? Является ли эта сторона проблемы изначально неразрешимой? Рассмотрим ее следствия. Вынужденный создать мир любой вечности, Бог кажется необъяснимым, но Он таковым и является, будучи в вечном единстве со своим творением. Вынужденный жить в вечном единении со своим творением, Бог так же унижен, как и в своем первом положении созидателя. Можете представить себе Бога, лишенного своей зависимости или независимости по отношению к собственному творению? Может ли Он разрушить его, не отказываясь от самого себя? Исследуйте, сделайте выбор! Разрушит ли Он его однажды или никогда не разрушит, оба условия фатальны для атрибутов, без которых Он не мог бы существовать. Не является ли мир своего рода испытанием, переходной формой, которая будет разрушена? Не был бы в таком случае Бог непоследовательным и беспомощным? Непоследовательным: разве не должен Он еще до начала эксперимента знать его результат и почему медлит разрушить то, что разрушит позже? Беспомощным: почему созданный Им мир несовершенен? Если же несовершенное творение опровергает способности, которые человек приписывает Богу, вернемся тогда к поставленному вопросу! Предположим, что творение совершенно. Идея созвучна с идеей абсолютно разумного Бога, который не мог ни в чем ошибаться; но почему тогда наступает деградация? И почему приходит возрождение? К тому же совершенный мир обязательно неразрушим, его формы не могут погибнуть; мир никогда не продвигается вперед и не отступает, он вращается в вечном круге, из которого никогда не вырвется, не так ли? Следовательно, Бог будет зависеть от своего творения; оно Ему, следовательно, со-вечно, что заставляет вернуться к одному из условий, наиболее враждебных Богу. Будучи несовершенным, мир признает продвижение, прогресс; совершенный же мир неподвижен. Если же невозможно признать Бога прогрессивного, которому неведом в любой вечности результат Его творения, то существует ли вообще неизменный Бог? Не является ли это триумфом Материи? Не является ли это самым большим из всех отрицаний? Рассмотрим первую гипотезу: Бог погибает по своей слабости. По второй гипотезе, Он погибает в силу своей инерции. Таким образом, с точки зрения замысла сотворения мира, для любого добросовестного ума предполагать, что Материя — современница Бога, значит пытаться отрицать Бога. Вынужденные выбирать, чтобы управлять нациями, между двумя сторонами этой проблемы, целые поколения великих мыслителей предпочли Материю. Отсюда — догма двух принципов Магии, перешедшей из Азии в Европу в виде Сатаны, воюющего с Вечным отцом. Но не подрывает ли божественный авторитет эта религиозная формула и вытекающие из нее бесчисленные обожествления? Каким другим именем назвать верование, дающее Богу в соперники олицетворение зла — соперника, которого его всемогущий разум толкает на извечную борьбу без какой-либо надежды на победу? Закон вашей статики гласит, что две равные и противонаправленные силы взаимоуничтожаются.
Не хотите ли теперь обратиться ко второй стороне проблемы? Итак, Бог существовал всегда — один, единственный.
Не будем воспроизводить предшествующую аргументацию, которая особенно наглядна, когда речь идет о расколе Вечности на две временные составляющие: несотворенное и сотворенное время. Оставив также в стороне вопросы, поднятые ходом или неподвижностью миров, ограничимся проблемами, связанными со второй темой. Если сначала существовал один лишь Бог, то мир происходил бы от Него, а Материя исходила бы тогда из Его сущности. Следовательно, Материи больше нет! Все формы — покрова, под которыми скрывается Божественный Разум. В таком случае Мир — Вечен, но тогда Мир есть Бог! Не является ли, однако, этот тезис еще более фатальным, чем предшествующий, для всего того, что человеческий разум приписывает Богу? Может ли быть объяснима вышедшая из Бога, постоянно связанная с ним Материя в ее нынешнем состоянии? Как поверить в то, что Всемогущий, исключительно милосердный по своей сути и по своим способностям, мог породить вещи, совершенно на него не похожие, в то, что Он не во всем и не везде похож на самого себя? Значит ли это, что в Нем есть и плохие стороны, от которых Он мог бы однажды избавиться? Предположение не столько оскорбительное или язвительное, сколько ужасное, так как заключает в себе оба принципа, неприемлемость которых доказана предыдущим тезисом. Бог должен быть один, Он не может разделиться, не отказываясь от самого важного из своих постулатов. Значит, невозможно признать часть Бога, которая не была бы Богом? Эта гипотеза показалась настолько преступной романской церкви, что та ввела понятие евхаристии — догмата веры о вездесущности в малейших частицах святого причастия. Как же можно в таком случае представить себе всемогущий разум, который не побеждал бы? Как соединить его, не требуя немедленной победы, с Природой? А эта Природа ищет, комбинирует, переделывает, умирает и возрождается; ее старания в момент созидания гораздо активнее, чем при всеобщем слиянии; она страдает, стонет, не ведает, вырождается, творит зло, ошибается, уничтожает самое себя, исчезает, снова возрождается? Как оправдать почти всеобщее игнорирование божественного начала? Каков смысл смерти? Почему гений зла, этот царь земной, был порожден Богом — воплощением доброты по своей сути и по своим качествам, который не мог вроде бы произвести ничего, что не отвечало бы Ему самому? Но если от этого неумолимого вывода, ведущего нас первоначально к абсурду, обратиться к подробностям, какую же цель можно поставить перед миром? Если все есть Бог, то все есть, взаимно, следствие и причина; или, скорее, не существует ни причины, ни следствия: все — Едино, как Бог, и вы не замечаете ни старта, ни финиша. Могла ли быть реальная цель оборотом все более тонкой Материи? В каком бы направлении ни развивался этот процесс, не был ли детской игрушкой механизм этой Материи, вышедшей из Бога и возвращающейся к Богу? Почему бы ему быть грубым? В какой форме Бог есть в наивысшей степени Бог? Кто прав — Материя или Дух, если никто из них не мог быть неправым? Кто сможет распознать Бога в этом извечном Промысле, в котором Он сам бы разделял себя на два Естества: одно ничего не ведает, а другое ведает все? Можете представить себе Бога, развлекающего самого себя в человеческом виде? Смеющегося над собственными усилиями, умирающего в пятницу, чтобы воскреснуть в воскресенье, продолжающего эти шутки из века в век и всегда понимающего для чего? Не объясняющего себе — Творению то, чем занимается Он — Создатель. При выборе из невозможного Бог из предшествующей гипотезы, беспомощный из-за силы своей инерции, кажется более вероятным, чем тот глупо ухмыляющийся Бог, уничтожающий самого себя в момент, когда две части человечества противостоят друг другу с оружием в руках. Как ни комично высшее выражение второй стороны проблемы, она была принята половиной человеческого рода, народами, создавшими себе смешные мифологии. Эти страстные нации отличались последовательностью: у них все было Богом, даже Страх с его низостями, даже Преступление с его вакханалиями. Принимая пантеизм — религию нескольких гениев человечества, как узнать, кто прав? Дикарь, свободно живущий в пустыне, одетый в свою наготу, величественный и неизменно правый в любых своих действиях, слушающий солнце, беседующий с морем? Цивилизованный человек, чьи самые большие утехи идут от лжи, который уродует и торопит природу, чтобы положить ружье на плечо, которому разум понадобился лишь для того, чтобы приблизить час своей смерти и заработать болезни от всех своих удовольствий? Когда лопата чумы, лемех войны или дух пустыни прошелся, все стирая на своем пути, по одному из уголков земного шара, кто оказался сильнее нубийского дикаря или целителя из Фив? Ваши сомнения идут по нисходящей, они охватывают все — и цель, и средства.
