Мигель Унамуно - Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро
Повесть «Авель Санчес» (Abel Sanchez. Una historia de pasiόn), которая, наряду с трагедией «Другой» (1926), является одним из кульминационных моментов в развитии каинской темы в творчестве Унамуно, была впервые опубликована в 1917 году. Для второго издания, 1928 года, Унамуно написал предисловие, в котором рассказал о создании повести и о том, какой прием нашла она у читателей в Испании и за рубежом.
В «Авеле Санчесе» Унамуно переходит от глобальных обобщений, от вневременной интерпретации библейской легенды к «истории одной страсти», к человеческому документу, к исповеди. «В моей повести, — писал он об «Авеле Санчесе» в прологе к роману «Тетя Тула» (1920), — мне хотелось добраться до таких подвалов и тайников человеческого сердца, спуститься в такие катакомбы души, в которые большинство людей боится войти» (перев. А. Шадрина). Это перенесение точки зрения автора со всеобщего на личностное сказалось в первую очередь в том, что «вечный» миф оказался в «Авеле Санчесе» заглубленным в историческую почву, повествование, внешне лишенное каких-либо бытовых атрибутов, — по сути, выросшим из «трагической повседневной жизни… маленьких городков», из которой Унамуно, по его собственному признанию (в одном из писем за 1917 год), «извлек материал для создания образа Хоакина Монегро, современного Каина-мученика». Зависть же — та самоубийственная страсть, которая испепелила душу Хоакина, предстала в повести не только как извечная раздвоенность человеческой психики, как распадение целостного «я» на «каинчика» и «авельчика», но и как социальное явление, как «национальная проказа». Еще в 1909 году в статье «Испанская зависть» Унамуно писал: «Зависть! Вот она, эта ужасная язва нашего общества, вот истинная гангрена испанской души… Именно зависть, кровь Каина, более чем что-либо еще, сделала нас вечно недовольными, бунтующими и воинственными… Этот отвратительный рак зависти породил, в свою очередь, другую болезнь — манию преследования, манию считать себя жертвой. Одно из наихудших лукавств, порождаемых завистью, умение принизить даже в похвале… Когда слышишь, как кто-то чрезмерно хвалит другого, следует обязательно задать вопрос: «Против кого направлена эта похвала?» «Анатомия» зависти, данная в статье, полностью соответствует основным чертам характера Хоакина Монегро, но в образе Хоакина зависть перевоплотилась в трагическую страсть, оказалась облагороженной пафосом страдания. И здесь Хоакин — Каин имеет предшественника — Каина из одноименной трагедии великого английского поэта Байрона, о которой идет речь и в самой повести Унамуно. Поэтому критики нередко связывают замысел «Авеля Санчеса» с байроновским «Каином». Сам Унамуно в прологе ко второму изданию «Авеля Санчеса» решительно отвергал существование какого-либо литературного прототипа его повести. Действительно, образ байроновского Каина-богоборца весьма отличается от Каина «мученика» Унамуно. Но существует и важная точка, в которой произведения Байрона и Унамуно соприкасаются: это проблема бессмертия, затронутая в трагедии Байрона и составляющая центральный нерв повести Унамуно. Испанский писатель — устами героя — сам выделил ту сцену из первого акта «Каина», в которой Люцифер — ангел зла, угадывая тайные помыслы героя, сулит человеку бессмертие.
…Но ты живешь и будешь жить: не думай,
Что прах земной, что плоть твоя есть сущность.
Прах твой умрет, а ты вовек пребудешь
Тем, чем ты был…
(Перев. И. Бунина)
Эти слова Байрона могут быть поставлены эпиграфом ко всей «Истории одной страсти».
Повесть «Авель Санчес» в переводе Н. Томашевского была впервые опубликована на русском языке в книге: Мигель де Унамуно, Назидательные новеллы, ГИХЛ, М.—Л., 1962.
85
Стр. 208. В институте, на подготовительных курсах, которые они посещали… готовясь к сдаче экзаменов на бакалавра. — См. прим. к стр. 69 (см. коммент. 51, 52 — верстальщик).
86
Стр. 210. Оскар Уайльд (1856–1900) — английский писатель, поэт и драматург, произведения которого полны эффектных парадоксов и афоризмов.
87
Стр. 215. Джоконда — Монна Лиза, супруга флорентийца Франсиско дель Джокондо, которую обессмертил великий итальянский художник эпохи Возрождения Леонардо да Винчи (1452–1519), написав ее портрет, являющийся одним из шедевров мирового искусства.
88
Стр. 244. …подобно тому, как Мильтон любовался Сатаной… — Джон Мильтон (1608–1674) — английский поэт, автор поэмы «Потерянный рай», в которой развита тема личности, восстающей против самого бога. Образ Сатаны — ангела, отпавшего от бога, — в поэме Мильтона привлекает своим трагизмом и человечностью.
89
Стр. 256. Прокурадор — судейский чиновник.
90
Стр. 265. …эту разновидность Иакова… — Иаков — библейский персонаж, младший из сыновей-близнецов патриарха Исаака, брат Исава. Будучи любимцем своей матери, Иаков хитростью добился от престарелого слепого отца благословения на первородство и стал родоначальником «народа Израилева».
91
Стр. 278–279. …и всякий человек, подобно Иову, всего лишь порождение противоречия. — Иов — персонаж библейской «Книги Иова», великий праведник и терпеливец, восставший, однако, против установлений бога. В образе Иова писатель видел исконный конфликт веры и разума, присущий, по его мнению, человеческой природе.
92
Стр. 283. …именно Платону, а не самому Сократу, удалось… изложить сократовское учение. — Сам Сократ ничего не писал, а проповедовал свое учение на улицах и площадях. Философия Сократа дошла до нас в изложении его учеников, в первую очередь в сочинениях Платона.
93
РАМОН ДЕЛЬ ВАЛЬЕ-ИНКЛАН
ТИРАН БАНДЕРАС
Роман «Тиран Бандерас» — согласно мнению большинства критиков, одно из наиболее совершенных произведений Валье-Инклана — явился плодом долгих размышлений писателя над судьбами испанской нации и народов латиноамериканских стран, в которых Валье-Инклан видел как бы «чистую сущность» Испании. Начало работы над «Тираном Бандерасом» (окончательная редакция романа относится к 1927 году) можно пометить 1923 годом, основываясь на письмах Валье-Инклана, в которых нашел свое отражение замысел будущего произведения.
Исторические хроники и собственные наблюдения над жизнью латиноамериканских народов, фантастические домыслы и газетные статьи и интервью, фигуры известных политических деятелей и маски персонажей народных празднеств — вот тот «материал», из которого возник «Тиран Бандерас».
Намерение Валье-Инклана создать обобщенный образ латиноамериканского диктатора и выявить некоторые черты развития революционного процесса в бывших испанских колониях увенчалось полным успехом. Более того, как выяснилось со временем, символика романа имеет и универсальный, выходящий за пределы одного континента смысл. Однако правы те критики, которые прежде всего сопоставляют фантастическую Санта-Фе с Мексикой времен диктатуры Порфирия Диаса. Валье-Инклан горячо любил эту страну и дважды посещал ее — первый раз в 1892 году, как раз во времена правления Диаса, когда прожил в ней около года, второй раз — незадолго до начала работы над «Тираном», в 1921 году, приглашенный президентом Альваро Обрегоном на празднование столетия со дня провозглашения независимости страны. Мексиканский диалект составляет большую часть того языкового «вавилона», который сотворил Валье-Инклан на страницах романа, облик Санта-Фе в наибольшей степени приближен к мексиканскому пейзажу, и, главное, разительно сходство Ниньо Сантоса — Тирана Бандераса с Порфирио Диасом. Таким образом, «Тиран Бандерас» соприкасается с «мексиканской темой», берущей начало в творчестве Валье-Инклана еще со времен создания «Летней сонаты» (1903). Но в гротескном «Тиране» опровергается та романтическая интерпретация латиноамериканской действительности, которая в значительной степени еще существует в «Сонате».
Литературными источниками некоторых эпизодов и образов «Тирана Бандераса» (например, эпизода убийства тираном своей дочери, описания похода Филомено Куэваса и др.) послужили две хроники XVI века, повествующие о восстании авантюриста Лопе де Агирре против Филиппа II, — «Экспедиция на реку Мараньон» Торибио де Ортигеры и «Правдивое донесение обо всем происшедшем в походе в Омагуа и Дорадо» Франсиско Васкеса. Но, кроме непосредственного обращения к материалу хроник, Валье-Инклан отталкивался и от той интерпретации событий восстания Агирре, которую им дал писатель Сиро Вайо — один из «поколения 98-го года», авантюрист и близкий друг Валье-Инклана — в историческом романе «Мараньонцы» (1913).
