Генри Филдинг - История покойного Джонатана Уайлда великого
Возвратимся теперь к Хартфри, которому вернули индоссированный[62] им вексель графа с сообщением, что должника нет на месте и, по наведенным справкам, он сбежал, а следовательно, за уплату отвечает теперь индоссант. Угроза этой потери встревожила бы каждого дельца, а тем более такого, для которого потеря эта должна была повлечь за собой неизбежное разорение. Мистер Хартфри был так явно опечален и расстроен, что новый владелец векселя испугался и решил не теряя времени обеспечить хоть то, что можно. Поэтому в тот же день к обеденному часу мистер Снэп получил предписание навестить мистера Хартфри и, со своей обычной пунктуальностью исполнив это предписание, отвел должника в свой дом.
Миссис Хартфри, как только узнала, что стряслось с ее мужем, совсем обезумела; но, дав излиться в слезах и жалобах первым терзаниям, она обратилась ко всем доступным мерам, чтобы добиться для мужа свободы. Она кинулась просить соседей взять его на поруки. Но так как новость дошла до их порога быстрей, чем она, миссис Хартфри никого из них не застала дома, кроме одного честного квакера, чьи слуги не посмели солгать. Однако и у него она успела не больше, потому что он, к несчастью, как раз накануне дал слово никогда и никого не брать на поруки. После многих бесплодных усилий такого рода она отправилась к мужу, чтобы утешить его хотя бы своим присутствием. Она его застала запечатывающим последнее из писем, которые он решил разослать своим друзьям и должникам. Как только он ее увидел, радость нечаянной встречи зажглась в его взоре, но ненадолго: уныние тотчас заставило его опустить глаза. Не смог сдержать он и страстных выражений скорби за нее и за детей. А она, со своей стороны, старалась всеми силами смягчить его печаль, отвлекая его от мыслей о потере и укрепляя в нем надежду на графа, который, сказала она, может быть, просто уехал в свое поместье. Она утешала его также возможностью помощи от знакомых, особенно от тех, кому Хартфри сам в свое время удружал и услужал. Наконец она заклинала мужа, если он так уважает и ценит ее, как он не раз уверял, не слишком предаваться печали и не расстраивать свое здоровье, от которого только и зависит ее счастье, – потому что, пока она с ним, уверяла миссис Хартфри, она будет счастлива и в бедности, лишь его печаль и недовольство могут омрачить ей жизнь.
Такими словами эта слабая, недалекая женщина пыталась облегчить страдания мужа, которые ей подобало бы скорее отягчать, не только в самых ярких красках расписывая лишения, но еще и попрекая его глупостью и доверчивостью, которыми он навлек на себя это несчастье, и сетуя на выпавшую ей горькую участь делить с мужем нужду.
На так называемую доброту своей жены Хартфри откликнулся самой теплой благодарностью, и они потратили еще час на сцену нежности, слишком низменную и презренную, чтобы показывать ее нашим высоким читателям. Мы будем в нашем рассказе опускать такие излияния, потому что они только принижают человеческую природу и делают ее смешной.
Некоторые посланцы – те, которым удалось получить ответ на письмо, – уже вернулись. Мы отберем из этих ответов несколько и дословно их перепишем, так как они могут послужить образцами для многих, кому представится случай, не такой уж редкий в светской жизни, отвечать на докучливые напоминания заимодавца.
ПИСЬМО IМистер Хартфри!
По поручению моего господина сообщаю Вам, что он очень удивлен той самоуверенностью, с какой Вы просите денег, которые он Вам задолжал, как Вы знаете, не так давно. Тем не менее, поскольку он после этого не намерен больше обращаться в Ваш магазин, он приказал мне уплатить Вам, как только у меня будут на руках наличные деньги; однако ввиду предстоящих неотложных платежей по более давним счетам и т. д., мне сейчас затруднительно назначить определенный срок для расплаты с Вами. Остаюсь Вашим покорным слугой,
Роджер Моркрафт.
ПИСЬМО IIДорогой сэр!
Эти деньги, как Вы справедливо отмечаете, я должен Вам уже три года, но, клянусь Вам душой, я сейчас не в состоянии уплатить ни фартинга; однако, поскольку я не сомневаюсь, что в самом коротком времени не только уплачу по этому скромному счету, но еще сделаю в Вашем торговом доме новые покупки на крупную сумму, Вы, надеюсь, не сочтете для себя неудобным предоставить эту небольшую отсрочку, дорогой сэр, искренне преданному Вам
Вашему покорному слуге
Чарлзу Кортли.
ПИСЬМО IIIМистер Хартфри!
Прошу Вас, не сообщайте моему мужу об оставшемся за мною пустяковом долге, потому что, зная, какой Вы добрый человек, я доверю Вам маленькую тайну: муж давно дал мне денег, чтобы расплатиться с Вами, а я имела несчастье потерять их за игорным столом. Можете не сомневаться, что я рассчитаюсь с Вами при первой возможности. Остаюсь, сэр, Вашей покорнейшей слугой,
Кат. Рабберс.
P. S. Пожалуйста, передайте от меня поклон миссис Хартфри.
ПИСЬМО IVМистер Томас Хартфри, сэр!
Письмо Ваше получил. Но что до упомянутой в нем суммы – сейчас ничего не выйдет.
Ваш покорный слуга
Питер Паунс.[63]
ПИСЬМО VСэр!
Я всей душой сожалею, что в настоящее время не могу исполнить Вашу просьбу, особенно после того, как Вы мне оказали столько одолжений, о чем я буду всегда вспоминать с глубокой признательностью. Я крайне огорчен Вашими несчастьями и навестил бы Вас лично, но сейчас я не совсем здоров, а кроме того, непременно должен пойти сегодня вечером в Воксхолл.[64]
Премного Вам обязанный, сэр, покорный Ваш слуга
Ч. Изи.
P. S. Миссис Хартфри и малютки, надеюсь, в добром здоровье.
Были и еще письма, но проку от них было ровно столько же; мы и эти привели читателю только для образца. Из них последнее больнее всех задело бедного Хартфри, потому что прислал его человек, которому он сам когда-то помог в беде, одолжив крупную сумму, и который сейчас, как ему было твердо известно, пребывал в полосе процветания.
Глава VIII,
в которой наш герой поднимает величие на беспримерную высоту
берем же поскорее от взоров читателя эту гнусную картину неблагодарности и представим куда более приятное изображение той самоуверенности, которой французы так справедливо присвоили эпитет блаженной. Едва успел Хартфри прочитать письма, как перед
его глазами предстал наш герой, – не с таким лицом, с каким сострадательный пастор встретит своего патрона после того, как отдаст свой голос на выборах его конкуренту; и не с таким, какое состроит врач, когда потихоньку выскользнет за дверь, узнав о смерти своего пациента; не с таким подавленным видом, какой принимает человек, когда после упорной борьбы между добродетелью и пороком он склонился перед вторым и был разоблачен в первом же своем предательстве, – нет, лицо нашего героя отражало ту благородную, смелую, великую прямоту, с какой премьер-министр уверяет своего подчиненного, что обещанное ему место еще раньше было предназначено другому. И те же огорчение и неловкость, какие сквозят при этом во взоре премьер-министра, выразил Уайлд при первой встрече с другом. И как премьер-министр распекает вас за то, что вы пренебрегли вашими собственными интересами и не попросили вовремя, – так наш герой напустился на Хартфри за его доверие к графу и, не дав ему ни слова сказать в оправдание, излил на него поток ошеломительной ругани, подсказанной как будто самыми дружескими намерениями, но такой, что и от врага не услышишь хлеще. Этим предупредительным маневром несчастному Хартфри, захоти он слегка укорить друга за неудачную рекомендацию, была отрезана всякая возможность произвести подобную попытку; так государь, вторгшийся к соседям, но атакованный в собственных владениях, вынужден бывает оттянуть все свои силы назад и защищаться на своей земле. Хартфри это и сделал, и небезуспешно, ссылаясь на видное положение графа, на его внешность, на выезд, – так что Уайлд наконец немного смягчился и сказал со вздохом:
– Я, признаться, меньше всех на свете имею право осуждать другого за такого рода неразумие, так как меня и самого провести куда как легко! Ведь и я тоже обманулся в графе, за которым, если он неплатежеспособен, у меня пропадают пятьсот фунтов стерлингов. Но лично я, – сказал он, – не собираюсь приходить в отчаянье, да и вам не советую. Многие вот так же находили для себя более удобным удалиться или укрыться на время, а впоследствии выплачивали сполна свои долги или хоть приличным образом возмещали их. В одном я не сомневаюсь: если будет произведена частичная уплата по несостоятельности, – а это, я полагаю, худшее, чего можно опасаться, – то в убытке останусь я один: потому что я почту себя обязанным по долгу чести возместить вам потерю, хотя бы вы и признали, что должны благодарить за нее главным образом собственную дурость. Тьфу? Да если бы я только мог вообразить, что есть в этом надобность, я бы вас, конечно, предостерег. Но я полагал, что та часть города, где проживал граф, уже сама по себе достаточно ясно подсказывала, как мало можно ему доверять. И на такую сумму!… Черт вас попутал, не иначе!
