Генрих Клейст - Драмы. Новеллы

Что малые ребята.

Это странно.

Так, стало, ты ни в чем не заверяла?
Пречистой от меня не ограждалась?

Ей-богу, нет. Вот побожусь, когда
К пречистой воззову, что нет, неправда.

Стой! — Ай да тетка Марта! Не годится
Стращать послушное свое дитя.
Дай девушке одуматься — и вспомнит,
Как было все, — я говорю, как было.
О том, что будет, коль она не скажет
Положенного, — это сказ другой,
Пречистую ж советую не трогать.

Нет, полноте, судья! Кто сторонам
Дерзнет давать такие указанья?

Коль этой девке подлой не зазорно
В одно твердить, в глаза мне, что другой,
Что то не Рупрехт был, так быть ей, девке, —
Язык не повернется молвить чем.
Что до меня, то хоть не побожуся,
Что подлинно клялась, мол, но ручаюсь,
Что то слова вчерашние ее, —
Пречистую на этом призываю.

Да, девушка сама готова…

Сударь!

Что, ваша милость? Как? Не правда ль, Ева?

Сознайся-ка. Не говорила, что ли?
Не говорила мне вчера? Не говорила?

Кто ж спорит, — сказывала.

Вот вам.

Гулящая!

Впишите.

Срам какой!

О вашем поведении, судья,
Не знаю, что и думать. Расколи вы
Кувшин тот сами, вряд ли стали б вы
Усердней подозрение с себя
На парня сваливать, чем в этом деле.
Вы занесете в протокол одно
Ее сознанье в сделанном вчера
Признании, — отнюдь не в факте, писарь.
Да разве уж за девушкой черед?

Пусть не за ней черед; в таких вещах
Запутается всякий, ваша милость.
Кого спросить? Ответчика поди?
Уж не его ль? Обяжете советом.

Ответчика, конечно. Вот развязность!
Допрашивайте, говорю; кончайте.
Смотрите. То последний ваш процесс.

Последний? Как? Ответчика. Конечно!
Кого ж ты думал, старый ты судья?
Будь проклята цесарка с типуном.
Уж лучше б мор ее побрал индейский.
Все катышек лапшовый на уме.

Что? Катыш на уме? Какой?

Лапшовый.
Простите, — курице от типуна,
Да только б дрянь тот катыш проглотила,
А то не знаю просто, как и быть.

Черт побери! Возьметесь вы за дело?

Ответчик, подойдите.

Здесь, судья.
Сын Фейтов Рупрехт, гейзумский половник.

Слыхал, что показала тетка Марта
Перед судом почтенным на тебя?

Да, сударь, слышал.

Сознаешься, что ли?
Или осмелишься, как нечестивый
Безбожник, отпираться? Говори.

Что супротив ее сказать имею,
Так с позволенья вашего, судья,
Она и слова правды не сказала.

И ты готов нам это доказать?

Еще бы!

Уважаемая Марта,
Не беспокойтесь, все всплывет наружу.

Что вам за дело, сударь, до вдовы?

Мне? Боже правый! Просто долг христьянский.

Что от себя имеешь ты сказать?
Умеете ль вы, писарь, весть процесс?

Вот на!

Ну, что же, если ваша милость…

Да что глаза ты пучишь, в самом деле?
Вот остолоп! Уперся, ровно бык.
Имеешь ли сказать что?

Да, имею.

Порядком все, как было, расскажи.

Ох, сударь, только б говорить мне дали.

Он прав, судья, ведь дальше так нельзя.

О десять ночи было, почитай,
И даром, что январь, теплынь такая —
Май месяц. Говорю отцу я: «Тять,
Схожу-кось я еще маленько к Еве».
Сказать должно, мы с ней сговорены.
Крепка девчонка; встретились на жатве.
Спорится, вижу, дело у нее:
Серпом махнет — так локти и мелькают.
Вот я ей: «Хочешь?» — а она мне: «Ох.
Что квохчешь-то?» А после: «Да, хочу», — грит.

Поближе к делу. Больно расквохтался.
«Что, хочешь? — грю. Она ж мне «да» в ответ».

«Да, — говорю я. — Тять, схожу-кось к Еве
Потолковать маленько под окном».
«Что ж, сбегай, грит, да только до крылечка,
Негоже дальше». — «Знаю, не пойду».
«Что ж, грит, беги, в одиннадцать назад».

Что ж, грю, квохчи, мели, мели без меры.
Всего еще не намолол, знать?

Что ж,
Дал слово, ладно, — шапку на затылок.
Пошел уж было на мосток, да надо
Деревней ворочаться, речка вздулась.
Эх, Рупрехт, думаю, вот наказанье!
Небось у Марты дверь уж на запоре.
До десяти лишь девка на свободе.
Поздней прийти — и вовсе не попасть.

Нелепые порядки.

Что же дальше?

Ну вот, осталось липы мне пройти,
Где чаще сень. От этих лип у Марты
И в полдень — чисто в Утрехтском соборе.
Чу, издалеча скрипнула калитка.
Глядь, Ева. Не ложилась, знать, еще.
Не обознался. Ева, душегрейка
Ее. Да не одна, а с кем-то вместе.

Как? С кем еще? Ну, с кем, отгадчик, с кем же?

Почем мне знать? Спросили тоже.

То-то!
Что петлю ладить, вора не поймав?

Ну? Дальше что? — Судья, оставьте, право.
Зачем вы прерываете его?

Причастия на том бы я не принял,
Где разглядеть, ночь темная, ни зги…
Да надо вам сказать, сапожник Лебрехт,
Который призывался и уволен,
Давно за девкой по следу таскался,
Еще в ту осень. «Слушай, говорю,
Не потерплю, чтоб леший волочился.
Скажи ему, что кус-де не по нем.
Не я, коль не спущу его с приступок».
«Ревнивец», — грит, а Лебрехту — шу-шу,
Да так, ни то ни се, ни путь, ни дело.
Пришлось детине горб накостылять.

Так Лебрехтом звать парня?

Лебрехт.