Эрнест Хемингуэй - По ком звонит колокол
— Никогда, — сказал Пабло. — Входи. Они увидят тебя. — Солнце еще не добралось до входа в пещеру. Сейчас оно освещало поляну у ручья, и Роберт Джордан знал, что в темной утренней тени деревьев и густой тени, падавшей от скалы, разглядеть кого-нибудь трудно, но для их спокойствия он вошел в пещеру.
— Много их, — сказала женщина.
— Будет еще больше, — сказал Роберт-Джордан.
— Откуда ты знаешь? — подозрительно спросил Пабло.
— За такими всегда летят истребители.
И тотчас же послышался тонкий, подвывающий гул, и Роберт Джордан насчитал пятнадцать «фиатов», летевших на высоте пяти тысяч футов, растянувшись клином из маленьких клинышков по три, точно стая диких гусей в полете.
Лица у всех были серьезные, и Роберт Джордан спросил:
— Вы никогда не видели столько самолетов сразу?
— Никогда, — сказал Пабло.
— В Сеговии их немного?
— Там никогда много не было, больше трех сразу не увидишь. Ну, еще истребители, тех иногда бывает по шестерке. Или три «юнкерса», больших, трехмоторных и с каждым по истребителю. А таких мы никогда не видали.
Скверно, подумал Роберт Джордан. Совсем скверно. Не зря сюда гонят такое количество самолетов. Надо послушать, не началась ли бомбежка. Но нет, наши еще не могли подтянуть сюда войска для наступления. Конечно, они начнут только сегодня вечером или завтра, не раньше. Пока там, конечно, ничего не началось.
Гул постепенно затихал вдалеке. Роберт Джордан взглянул на часы. Сейчас они уже перелетели линию фронта, первые — во всяком случае. Он включил секундомер и смотрел, как стрелка обегает циферблат. Нет, пожалуй, еще нет. Вот теперь. Да. Теперь уже наверное. Эти «111» делают двести пятьдесят миль в час. Тут им лету пять минут, не больше. Сейчас они уже давно миновали ущелье и летят над Кастилией; в свете утреннего солнца она расстилается под ними, красновато-желтая, исчерченная белыми полосками дорог и пятнами деревушек, и тени «хейнкелей» скользят по земле, как тени больших акул по песчаному дну океана.
Глухих ударов бомб, бум-бум-бум, не было слышно. Только тикали часы в тишине.
Они полетели на Кольменар, к Эскуриалу, а может быть, к аэродрому в Монсанарес-эль-Реаль, подумал он, туда, где над озером стоит старый замок и в камышах водятся утки, а чуть подальше настоящего аэродрома устроен ложный аэродром с бутафорскими самолетами, у которых пропеллеры вертятся на ветру. Вот туда они скорей всего и полетели. Но ведь они не могут знать про наступление, сказал он себе, и сейчас же что-то в нем возразило — а почему не могут? Знали же они про все прежние наступления.
— Как ты думаешь, видели они лошадей? — спросил Пабло.
— Они не лошадей искали, — сказал Роберт Джордан.
— Но они их видели?
— Разве только если им было поручено их искать.
— Но они могли их увидеть?
— Едва ли, — сказал Роберт Джордан. — Разве если верхушки деревьев уже освещало солнце.
— Там с самого утра солнце, — горестно сказал Пабло.
— У них есть дела поважнее, чем высматривать твоих лошадей, — сказал Роберт Джордан.
Уже восемь минут прошло с тех пор, как он засек время, а бомбежки все не было слышно.
— Что ты все смотришь на часы? — спросила женщина.
— Слушаю, куда полетели самолеты.
— О! — сказала она.
Когда прошло десять минут, он перестал смотреть на часы, зная, что теперь уже слишком далеко и ничего услышать нельзя, даже если положить минуту на прохождение звука.
Он повернулся к Ансельмо и сказал:
— Мне нужно поговорить с тобой.
Они с Ансельмо отошли на несколько шагов от пещеры и остановились под сосной.
— Que tal? — спросил его Роберт Джордан. — Как дела?
— Хороши.
— Ты уже поел?
— Нет. Никто еще не ел.
— Тогда поешь и чего-нибудь захвати с собой. Мне нужно установить наблюдение за дорогой. Ты пойдешь и будешь отмечать все, что проходит и проезжает по дороге в ту сторону и в эту.
— Я не умею писать.
— И не нужно. — Роберт Джордан вырвал из записной книжки два листка бумаги и ножом отрезал кусочек от своего карандаша, с дюйм длиной. — Вот смотри, это будут танки. — Он нарисовал нечто вроде танка. — Теперь на каждый танк ставь под этим палочку, а когда поставишь четыре рядом, пятую ставь поперек, вот так.
— У нас тоже так считают.
— И прекрасно. Теперь смотри: квадратик и два колеса — это будут грузовики. Если пустые, ставь кружочек. Если с людьми, ставь черточку. Отмечай все орудия. Большие — так. Маленькие — так. Отмечай легковые машины и отдельно санитарные. Вот так, два колеса и квадрат с крестиком. Пехоту отмечай по ротам, вот так, видишь? Маленький квадратик и рядом значок. Кавалерию отмечай вот так, смотри. Как будто лошадь. Квадрат на четырех ножках. Это будет отряд в двадцать человек. Понятно? На каждый отряд — палочку.
— Да. Это ты ловко придумал.
— Смотри дальше. — Он нарисовал два больших колеса, обведя их дважды, и ствол в виде короткой черточки. — Это противотанковые пушки. Они на резиновом ходу. Тоже отмечай. Это зенитные. — Он нарисовал два колеса и ствол, торчащий кверху. — Тоже отмечай. Понятно? Ты такие пушки видел?
— Да, — сказал Ансельмо. — Чего тут не понять. Все ясно.
— Возьми с тобой цыгана, пусть он посмотрит, где ты будешь сидеть, чтобы можно было потом сменить тебя. Выбери хорошее, безопасное место, не слишком близко, но так, чтобы тебе было удобно и хорошо видно. Сиди там, пока тебя не сменят.
— Понятно.
— Ну вот. И когда ты придешь, я буду знать обо всех передвижениях по дороге. На этом листке отмечай то, что идет туда, а на этом — то, что идет оттуда.
Они вернулись к пещере.
— Пошли сюда Рафаэля, — сказал Роберт Джордан и стал у дерева, ожидая. Он видел, как Ансельмо вошел в пещеру и как упала за ним попона. Через минуту из пещеры выскочил цыган, отирая рукой губы.
— Ну как? — спросил цыган. — Повеселился сегодня ночью?
— Ночью я спал.
— Тем лучше, — сказал цыган и ухмыльнулся. — Папиросы есть?
— Слушай, — сказал Роберт Джордан, опуская руку в карман за папиросами. — Я хочу, чтобы ты вместе с Ансельмо отправился к посту, откуда он будет наблюдать за дорогой. Там ты его оставишь, хорошенько заметив место, так чтобы ты мог проводить туда меня или того, кто пойдет ему на смену. Потом ты выйдешь на склон, с которого видна лесопилка, и посмотришь, нет ли там перемен.
— Каких перемен?
— Сколько там сейчас людей?
— Восемь. Так было, когда я последний раз смотрел.
— Ну вот, посмотришь, сколько сейчас. И проследи, через какой интервал сменяются часовые у моста.
— Интервал?
— Ну, сколько времени часовой проводит на посту и когда происходит смена.
— А у меня часов нет.
— Возьми мои. — Он отстегнул ремешок.
— Вот так часы! — сказал-Рафаэль восхищенно. — Чего тут только нет. Такие часы, верно, сами читать-писать умеют. Сколько тут разных цифр. Это всем часам часы.
— Не балуйся с ними, — сказал Роберт Джордан. — Ты время узнавать умеешь?
— А как же! Двенадцать часов дня — это когда есть хочется. Двенадцать часов ночи — это когда спать хочется. Шесть часов утра — это когда опять есть хочется. Шесть часов вечера — это когда пить хочется. Если повезет, то и напьешься. Десять часов вечера — это когда…
— Заткнись, — сказал Роберт Джордан. — Нечего балагурить. Я хочу, чтобы ты проверил, когда сменяются часовые не только на лесопилке и у маленького моста, но и у большого моста, и в домике дорожного мастера.
— Это что-то очень много, — засмеялся цыган. — Может, ты лучше кого другого пошлешь?
— Нет, Рафаэль. Это очень важно. Ты должен сделать все очень осторожно и постараться, чтоб тебя не заметили.
— Еще бы мне не стараться, — сказал цыган. — Зачем ты мне это говоришь, чтоб я старался? Думаешь, мне жизнь надоела?
— Будь хоть немножко посерьезнее, — сказал Роберт Джордан. — Это ведь серьезное дело.
— Ты меня просишь быть посерьезнее? После того как ты себя показал этой ночью? Ты должен был убить человека, а ты чем занялся? Вместо того чтобы сделать одним человеком меньше, ты решил сделать одним больше. И это когда мы видели столько самолетов, что им ничего не стоит перебить нас всех с дедами и прадедами и нерожденными внучатами на сто лет вперед, а заодно и всех коз, кошек и клопов. Полное небо самолетов, и они ревут так, что от их рева у твоей матери молоко бы в грудях свернулось, — а ты меня просишь быть посерьезнее? Я даже слишком серьезен.
— Ну ладно, — сказал Роберт Джордан и, засмеявшись, положил цыгану руку на плечо. — Слишком серьезным тоже быть не надо. Иди кончай свой завтрак и отправляйся.
— А ты? — спросил цыган. — Что ты будешь делать?
— Я пойду к Глухому.
— После этих самолетов ты тут во всей округе живой души не встретишь, — сказал цыган. — Многих, должно быть, в пот бросило, когда они пролетали.
— У них есть дела поважнее, чем выслеживать партизан.
