Ромен Роллан - Жан-Кристоф. Книги 1-5
Кристоф очень дружил с Динером, когда им было лет по пятнадцати[46]. Он питал к нему тогда ту детскую дружбу, которая опережает любовь и сама уже является любовью. Динер тоже любил его. Пухленький, робкий и уравновешенный Отто был покорен бурной независимостью Кристофа и старался подражать ему изо всех сил, что получалось смешно, — Кристофа это раздражало и в то же время льстило ему. В ту пору они строили грандиозные планы, которые должны были перевернуть мир. Потом Динер отправился путешествовать для пополнения коммерческого образования, и они больше не виделись. Однако Кристоф получал о нем вести от земляков, с которыми Динер не порывал связи.
С Сильвеном Коном у Кристофа были иные отношения. Они познакомились совсем еще малышами, в школе, где юркий, как обезьяна, Кон подстраивал Кристофу разные штуки, а тот в отместку колотил его. Кон не защищался; он безропотно позволял швырять себя на землю и тыкать лицом в пыль и только хныкал, но тут же снова с неутомимым коварством принимался за свои проделки, пока наконец Кристоф не напугал шалуна всерьез, пригрозив его убить.
Кристоф вышел из дому рано. По дороге он завернул в кафе позавтракать. Он решил пользоваться любым случаем, чтобы говорить по-французски, как бы при этом ни страдало его самолюбие. Раз ему предстояло жить в Париже, может быть, долгие годы, надо было как можно скорее приспособиться к условиям тамошней жизни и преодолеть неприязненные чувства. Поэтому он твердо решил не обращать внимания на официанта, насмешливо слушавшего его тарабарщину, храбро строил тяжеловесные и неуклюжие фразы и повторял их до тех пор, пока его наконец не поняли.
Он пустился на поиски Динера. Как и обычно, когда им овладевала какая-нибудь мысль, он не видел ничего вокруг. Во время этой первой прогулки Париж произвел на него впечатление старого и неопрятного города. Кристоф привык к городам молодой Германской империи, одновременно и очень старым и очень юным, в которых ощущается гордость неизрасходованной силы. И его неприятно поразили разрытые тротуары, грязные мостовые, людская толчея, беспорядочное движение экипажей всех сортов и видов — от почтенных конных омнибусов до паровых и электрических трамваев, ларьки на тротуарах, карусели с деревянными лошадками (или, вернее, с деревянными уродцами) на площадях, уставленных статуями мужчин в сюртуках, — словом, все это неряшество средневекового города, приобщенного к благам всеобщего голосования, но неспособного отделаться от своей старой нищенской натуры. Вчерашний туман сменился мелким пронизывающим дождем. Во многих лавках горел газ, хотя было уже больше десяти часов.
Поблуждав в лабиринте улиц, прилегающих к площади Победы, Кристоф добрался наконец до магазина на Банковской улице. При входе ему показалось, будто в глубине длинной и темной лавки стоит Динер, окруженный служащими, и разбирает какие-то тюки. Но Кристоф был немного близорук и не полагался на свое зрение, хотя оно редко обманывало его. Когда Кристоф назвал свое имя встретившемуся ему приказчику, в кучке людей, разбиравших товар, засуетились и после минутного совещания от нее отделился молодой человек, который сказал по-немецки:
— Господин Динер ушел.
— Ушел? Надолго?
— Полагаю, что да. Он только что вышел.
Кристоф с минуту подумал, потом сказал:
— Хорошо, я подожду.
Удивленный служащий поспешно прибавил:
— Он вряд ли вернется раньше, чем через два-три часа.
— Ничего, — спокойно отвечал Кристоф. — Мне в Париже делать нечего. Я могу ждать хоть целый день, если понадобится.
Молодой человек с недоумением покосился на него, думая, что он шутит. Но Кристоф уже позабыл о своем собеседнике. Он спокойно уселся в уголок, спиной к входной двери, с таким видом, точно собирался здесь заночевать.
Приказчик снова удалился в глубь магазина и стал шептаться с товарищами; с комическим замешательством они обсуждали, как бы отделаться от назойливого посетителя.
После нескольких минут всеобщей растерянности дверь в контору открылась, и показался г-н Динер. У него было широкое красное лицо с фиолетовым шрамом, пересекавшим щеку и подбородок, светлые усы, гладко причесанные на боковой пробор волосы, золотое пенсне, золотые запонки в манишке, а на толстых пальцах — кольца. В руках он держал шляпу и зонтик. Он непринужденно подошел к Кристофу. Замечтавшийся на стуле Кристоф подскочил от изумления. Он схватил Динера за руки и огласил магазин таким шумным ликованием, что приказчики фыркнули, а Динер покраснел. У него имелось немало оснований воздерживаться от возобновления прежних отношений с Кристофом, и он решил сразу же поставить друга детства на место, подавив его внушительностью своей особы. Но едва только встретился он глазами с Кристофом, как снова почувствовал себя маленьким мальчиком. Гнев и стыд овладели им. Он торопливо пробормотал:
— Пройдем в кабинет… там будет удобнее разговаривать.
Кристоф вспомнил его всегдашнюю осторожность.
Но и в кабинете, дверь которого Динер тщательно затворил, Кристофу не было предложено сесть. Не садясь сам, хозяин начал тяжеловесное объяснение:
— Очень рад… А я как раз собирался уходить… Они думали, что я уже ушел… Но мне надо идти… В моем распоряжении одна минута… Неотложное дело…
Кристоф понял, что приказчик солгал ему, и солгал по сговору с Динером, чтобы спровадить его. Кровь бросилась ему в голову, но он сдержанно и сухо сказал:
— Успеется.
Динера передернуло. Он был возмущен такой бесцеремонностью.
— Как это успеется? — вскричал он. — Дела…
Кристоф посмотрел ему прямо в лицо:
— Неправда.
Пухлый немчик опустил глаза. Он ненавидел Кристофа за то, что так смалодушничал перед ним. Он что-то досадливо пробормотал. Кристоф перебил его:
— Вот что. Ты знаешь…
(Это «ты» покоробило Динера, который тщетно старался с первых же слов воздвигнуть барьер между собой и Кристофом обращением на «вы».)
— … Ты знаешь, почему я здесь?
— Да, знаю, — отвечал Динер.
(Ему было известно из писем о выходке Кристофа и о возбужденном против него деле.)
— Значит, — продолжал Кристоф, — тебе известно, что я нахожусь здесь не ради удовольствия. Мне пришлось бежать. У меня нет ни гроша. Мне надо как-то жить.
Динер ждал просьбы. И выслушал ее со смешанным чувством удовлетворения (ибо она снова давала ему превосходство над Кристофом) и неловкости (ибо он не решался дать почувствовать Кристофу это превосходство так, как бы ему хотелось).
— Ах, как досадно, как досадно! — с важностью произнес он. — Жить здесь трудно. Все так дорого. У нас огромные расходы. Столько служащих…
Кристоф презрительно перебил его:
— Я не прошу у тебя денег…
Динер был сбит с толку. Кристоф продолжал:
— Хорошо идут твои дела? Покупателей много?
— Недурно, слава богу… — осторожно ответил Динер. Он боялся быть откровенным.
Кристоф бросил на него яростный взгляд и продолжал:
— У тебя много знакомых в немецкой колонии?
— Много.
— Так вот расскажи им обо мне. Среди них наверное есть любители музыки. У них есть дети. Я хочу давать уроки.
Динер совсем смутился.
— Это еще что? — удивился Кристоф. — Уж не сомневаешься ли ты в моих познаниях?
Он просил об услуге таким тоном, точно сам ее оказывал. Динер, который если бы и оказал Кристофу услугу, то лишь ради удовольствия дать почувствовать другу, что он его осчастливил, твердо решил, что и пальцем не шевельнет ради него.
— О, у тебя знаний в тысячу раз больше, чем нужно… Только…
— Ну?
— Видишь ли, это трудно, ужасно трудно из-за твоего положения…
— Моего положения?
— Да… Понимаешь, эта история, этот процесс… Вдруг все это разгласится… Мне это неудобно. Это может привести к большим неприятностям для меня.
Он замолчал, увидев, что лицо Кристофа перекосилось от гнева, и поспешно добавил:
— Я не из-за себя… Сам-то я не боюсь… Будь я один… Но дядя… Фирма принадлежит ему, без него я здесь — ничто.
Все больше и больше пугаясь лица Кристофа и неминуемой с его стороны вспышки, Отто закончил скороговоркой (ибо, в сущности, он был неплохой человек; в нем боролись скупость и тщеславие; он не прочь был оказать услугу Кристофу, но по дешевке):
— Хочешь пятьдесят франков?
Кристоф побагровел. Он шагнул к Динеру с таким видом, что тот одним прыжком оказался у двери и широко распахнул ее, готовясь позвать на помощь. Но Кристоф вплотную приблизил к нему налившееся кровью лицо и зычно крикнул:
— Свинья!
Он оттолкнул его и двинулся к выходу, где строем стояли приказчики. На пороге он брезгливо плюнул.
