Эдвард Форстер - Комната с видом
Догадки возницы, пусть даже правильные, редко что-то значат для господ. Фаэтон был наиболее сильным противником мисс Бартлетт, но и наименее опасным. Скоро они вернутся в город, и он, как свидетель, больше не будет угрожать благополучию британских дам. Конечно, неприятное чувство останется — ведь дуэнья видела его черноволосую голову в кустах — вдруг он будет болтать об этом по тавернам? Но, в конце-то концов, какое нам дело до таверн? Важно только то, что происходит в фешенебельных гостиных. Завсегдатаи гостиных — вот о ком беспокоилась мисс Бартлетт, сидя рядом с Люси и время от времени ловя на себе инквизиторский взгляд мистера Эгера. Они продолжили разговор об Алессио Бальдовинетти.
Как-то внезапно стемнело, и пошел дождь. Дамы жались друг к другу под ненадежным зонтиком. Сверкнула молния. Мисс Лавиш нервно вскрикнула. Следующая молния заставила вскрикнуть Люси. Мистер Эгер попытался успокоить ее, высказав профессиональную точку зрения:
— Мужество, мисс Ханичерч, мужество и вера! Я нахожу в страхе людей перед природными явлениями что-то кощунственное. Неужели вы всерьез думаете, будто все эти тучи, всё это электричество созданы специально для того, чтобы уничтожить вас или меня?
— Н-нет, конечно.
— Если говорить об электричестве, наши шансы на то, что в нас не попадет разряд, достаточно велики. Из всей поклажи только стальные ножи способны притягивать молнию, да и те находятся во второй карете. В любом случае, мы находимся в гораздо большей безопасности, чем если бы шли пешком. Мужество! Мужество и вера!
Люси почувствовала ласковое прикосновение руки мисс Бартлетт к ее руке.
Временами потребность в сочувственном жесте так велика, что нам нет дела до того, что он означает и чем придется расплачиваться впоследствии. Мисс Бартлетт одним движением мышц добилась большего, чем всеми расспросами, выяснениями и нотациями.
Она повторила этот жест, когда обе кареты резко остановились на полдороге.
— Мистер Эгер, — окликнул его мистер Биб, — требуется ваша помощь в качестве переводчика.
— Где мой сын? — выкрикнул мистер Эмерсон. — Спросите вашего возницу, в какую сторону он пошел! Мальчик мог заблудиться. Его могли убить!
— Ступайте туда, мистер Эгер, — сказала мисс Бартлетт. — Нет смысла расспрашивать нашего возницу, он не знает. Просто окажите бедному мистеру Эмерсону моральную поддержку, а то он сойдет с ума.
— Может, в моего мальчика ударила молния! — верещал несчастный старик. — Его убило!
— Типичное явление, — презрительно уронил капеллан, выходя из кареты. — Перед лицом реальной опасности все эти бунтари сразу ломаются. Становятся совершенно невменяемыми!
— Что он знает? — шепотом спросила Люси у кузины, как только они остались одни. — Я имею в виду мистера Эгера: что ему известно?
— Ничего, дорогая. Но вот этот, — она указала на Фаэтона, — видел и знает все. Может, нам следует... — она достала свой кошелек. — С низшими классами только так можно поладить.
Дотронувшись до спины возницы справочником, она протянула ему франк и прошептала: «Silenzio!» Он поблагодарил и взял. День кончился не хуже, чем все предыдущие. И только Люси почувствовала себя разочарованной.
На дороге случилась авария. Молния ударила в провода, и одна трамвайная штанга рухнула. Не остановись они вовремя, могли быть столкнуться. Мисс Бартлетт и Люси усмотрели в этом небесное знамение. В смятении они вышли из кареты и обнялись. Быть незаслуженно прощенным не менее приятно, чем даровать прощение.
Пожилые участники экспедиции быстро пришли в себя. Мисс Лавиш прикинула, что даже если бы они продолжали двигаться, вероятность столкновения была минимальной. Мистер Эгер прибегнул к сдержанной молитве. И только итальянцы еще долго взывали к святым и дриадам. Что касается Люси, то она нашла утешение в обществе мисс Бартлетт.
— Шарлотта, милая, поцелуй меня. Еще раз. Ты одна меня понимаешь. Ты предупреждала... А я... возомнила себя взрослой.
— Не плачь, дорогая. У нас еще будет время...
— Я была такой непослушной, такой упрямой — ты даже не представляешь... Там, у реки... Но ведь его не убила молния? С ним ничего не случилось?
Эта мысль не давала Люси покоя. На самом деле гроза на проезжей части опаснее, чем в лесу, но она так близко соприкоснулась с опасностью, что ей показалось — другие тоже.
— Полагаю, ничего. Будем молиться и надеяться на лучшее.
— На самом деле он просто... как и в прошлый раз... просто был застигнут врасплох. Меня так и вынесло на ту полянку с фиалками. Нет, если быть до конца честной, тут есть и моя вина. У меня возникли глупые мысли. Небо казалось золотым от солнца, а земля — голубой от фиалок. На мгновение он показался мне персонажем из сказки.
— Какой сказки?
— О богах... о героях... Ну, словом, обычные девичьи фантазии...
— А потом?
— Шарлотта, но ведь ты же видела, что потом...
Мисс Бартлетт не ответила. От ее цепкого взора действительно почти ничего не ускользнуло.
Всю обратную дорогу Люси вздрагивала и тяжело вздыхала — никакая сила не могла бы удержать эти вздохи.
— Я должна научиться быть абсолютно честной и правдивой. Это трудно...
— Не волнуйся, моя прелесть. Подожди, пока совсем не успокоишься. Мы поговорим об этом перед сном в моей комнате.
Наконец они въехали в город. Люси поразило, как быстро успокоились остальные. Гроза миновала, и мистер Эмерсон уже не так сильно тревожился о сыне. К мистеру Бибу вернулось доброе расположение духа, а мистер Эгер успел «поставить на место» мисс Лавиш. Только Шарлотта осталась прежней — на ее лице были написаны понимание и любовь.
Роскошь откровенного признания сделала Люси почти счастливой, и это чувство владело ею весь вечер. Она не столько анализировала случившееся, сколько подыскивала подходящие слова для его описания. Все ее ощущения, моменты беспричинной радости и недовольства собой — все будет выставлено напоказ перед кузиной. И они вместе, в чудесном единении, распутают и объяснят все от начала до конца.
«Наконец-то, — думала Люси, — я пойму самое себя и перестану сходить с ума из-за сущих пустяков».
В гостиной, после ужина, мисс Алан попросила ее сыграть. Она отказалась. Музыка показалась ей глупым, детским занятием. Она сидела рядом с мисс Бартлетт, пока та с героическим терпением слушала рассказ мисс Алан о пропавшем багаже. А по окончании рассказала похожую историю, случившуюся с ней самой. Эта задержка чуть не довела Люси до истерики. Тщетно пыталась она наводящими вопросами заставить кузину сократить рассказ и таким образом приблизить финал. Только поздно вечером мисс Бартлетт отыскала, наконец, свой багаж и произнесла своим обычным тоном мягкого упрека:
— Ну вот, дорогая, я готова отправляться в Бедфорд. Идем в мою комнату, я расчешу тебе волосы.
У себя в спальне Шарлотта тщательно заперла дверь, подвинула к Люси плетеное кресло и спросила:
— Ну, что же нам теперь делать?
Люси не была подготовлена к такому вопросу. Ей не приходило в голову, что нужно что-то делать. Все, на что она рассчитывала, это подробная исповедь, честное и полное обнажение души.
— Что будем делать? — повторила мисс Бартлетт. — Потому что теперь, моя прелесть, все зависит от тебя.
По темным стеклам бежали струйки дождя. В комнате было холодно и сыро. Свеча, стоявшая на комоде, рядом со шляпой мисс Бартлетт, бросала зловещие тени на запертую дверь. За окном прогрохотал трамвай. Люси больше не плакала, но ей было невыразимо грустно. Она подняла глаза к потолку, где грифоны и фаготы казались призраками.
— Дождь льет уже четыре часа подряд, — пробормотала она, но мисс Бартлетт не позволила отвлечь себя от главного.
— Как заставить его молчать?
— Возницу?
— Ну что ты! Мистера Джорджа Эмерсона.
Люси заметалась взад-вперед по комнате.
— Я тебя не понимаю.
На самом деле она прекрасно поняла, но у нее пропало желание откровенничать.
— Как ты думаешь добиться, чтобы он не болтал?
— Мне кажется, он и не собирается.
— Хотелось бы надеяться, но, к несчастью, я хорошо знаю этот тип. Эти люди редко держат свои подвиги при себе.
— Что значит подвиги? — больше всего на Люси подействовало множественное число.
— Бедняжка, неужели ты думаешь, что у него это впервые? Сядь и выслушай меня. Я всего лишь анализирую его собственные слова. Помнишь, на днях за обедом он поспорил с мисс Алан — мол, если кто-то нравится, может нравиться и кто-то другой?
— Да, — неуверенно пробормотала Люси. Тогда эта реплика доставила ей удовольствие.
— Я не ханжа и далека от того, чтобы обвинить его в разврате, но ему не хватает утонченности. Если хочешь, отнесем это на счет наследственности или плохого воспитания. Но так мы не продвинемся с ответом на вопрос: что нам теперь делать?