Эрнест Хемингуэй - Иметь и не иметь
Глава одиннадцатая
Было около половины десятого, когда Краснобай пришел к Фредди. Сразу можно было сказать, что он здорово хватил у Ричарда, потому что, когда он выпьет, он становится нахальным, а тут вид у него был здорово нахальный.
– Ну, дружище, – говорит он Гарри.
– Я вам не дружище, – ответил ему Гарри.
– Я желаю поговорить с вами, дружище.
– Где? В вашей приемной за баром? – спросил его Гарри.
– Да, за баром. Кто-нибудь там есть, Фредди?
– Кто там будет при таких законах. Скажите-ка, это запрещение после шести часов – надолго?
– А вы бы меня наняли, чтобы похлопотать на этот счет, – говорит Краснобай.
– Пусть вас черт нанимает, – отвечает ему Фредди. И Гарри с адвокатом уходят за бар, туда, где кабинеты и где стоят ящики с пустыми бутылками.
На потолке горела одна электрическая лампочка, и Гарри заглянул во все кабинеты, где было темно, и убедился, что там никого нет.
– Ну? – сказал он.
– Они хотят послезавтра вечером, – сказал ему Краснобай.
– Что они задумали?
– Вы понимаете по-испански, – сказал Краснобай.
– Но вы им этого не сказали?
– Нет. Вы же знаете, что я вам друг.
– Вы и отца родного не задумались бы продать.
– Бросьте это. Посмотрите, какое дело я вам даю в руки.
– С каких это пор вы такими делами занимаетесь?
– Мне нужны деньги. Я должен выбраться отсюда. Я тут совсем запутался. Вы же это знаете, Гарри.
– Кто этого не знает.
– Вы слыхали, как они там добывают деньги на революционные надобности – киднапинг и тому подобное?
– Слыхал.
– Ну так и тут в том же роде. Они считают, что это ради идеи.
– Так-то так. Но ведь это здесь. В родном городе. Ведь знаешь всех служащих.
– Никто не пострадает.
– С этими молодцами ни за что не поручишься.
– Я думал, вы настоящий мужчина.
– Я-то настоящий мужчина. Насчет этого можете не беспокоиться. Но я рассчитываю еще пожить здесь.
– А я нет, – сказал Краснобай.
Господи, подумал Гарри. Он сам сказал это.
– Я хочу выбраться отсюда, – сказал Краснобай. – Когда вы думаете вывести лодку?
– Сегодня.
– Кто вам будет помогать?
– Вы.
– Где вы ее думаете поставить?
– Там, где всегда ставлю.
Вывести лодку оказалось совсем не трудно. Все было очень просто, как и рассчитывал Гарри. Ночной сторож делал обход каждый час, а остальное время он сидел у внешних ворот старого Военного порта. Они на ялике пробрались к причалу, перерезали канат, и когда начался отлив, лодка, буксируемая яликом, легко вышла в море. Дорогой, когда она скользила по каналу, Гарри проверил моторы, и оказалось, что они в порядке, только головки разъединены. Он проверил запас бензина, и оказалось, что еще есть около полутораста галлонов. Бензин не выкачивали из баков, и все, что осталось от последнего переезда, было цело. Перед выходом он тогда наполнил оба бака, а выгорело совсем немного, потому что море было бурное и ехать пришлось очень медленно.
– Дома у меня в баке есть бензин, – сказал он Краснобаю. – Я могу перелить его в бутыли и привезти на машине, а Элберт может привезти еще, если понадобится. Лодка будет стоять на реке как раз там, где проходит шоссе. Они могут подъехать на машине.
– Они хотят, чтоб вы ждали их у самого Портер-Дока.
– Как же я могу поставить там лодку, прямо на виду?
– Не можете. Но я думаю, что они не согласятся на машине.
– Ну, хорошо, тогда я ее пока поставлю на реке, заправлю и сделаю все, что требуется, а потом перегоню. Вы можете привезти их на моторке. А пока мне нужно ее туда поставить. У меня еще дел куча. Вы идите на ялике к берегу, берите машину и приезжайте за мной к мосту. Я буду на шоссе часа через два. Оставлю ее и приду на шоссе.
– Я приеду за вами, – ответил ему Краснобай, и Гарри, приглушив мотор так, что лодка бесшумно двигалась по воде, развернулся на буксире и повел ялик туда, где виднелись огни сторожевой шхуны. Он выключил мотор и придержал ялик, пока Краснобай пересаживался.
– Значит, часа через два, – сказал он.
– Хорошо, – сказал Краснобай. Сидя у штурвала, медленно подвигаясь в темноте вперед, стараясь не попасть в полосу света от причальных огней, Гарри думал о том, что Краснобаю приходится все-таки потрудиться за свои деньги. Интересно, сколько он думает получить. Интересно, как он вообще спутался с этими молодцами. Плут он большой, но в свое время из него мог выйти толк. И он неплохой адвокат. Но меня прямо в дрожь бросило, когда он сам это сказал. Он просто сам накликал это на себя. Чудно, как это человек может накликать что-нибудь. Когда я услышал, как он сам накликает на себя, мне даже страшно стало.
Глава двенадцатая
Придя домой, он не стал зажигать свет, он снял внизу башмаки и в носках поднялся по каменной лестнице. Он разделся и, оставшись в одной рубашке, лег в постель, прежде чем проснулась его жена. Она окликнула в темноте: «Гарри», – и он сказал: «Спи, спи,старуха».
– Гарри, в чем дело?
– Собираюсь в рейс.
– С кем?
– Ни с кем. Может быть, с Элбертом.
– На какой лодке?
– Я взял свою лодку.
– Когда?
– Только что.
– Ты попадешь в тюрьму, Гарри.
– Никто не знает, что я взял ее.
– Где она?
– Спрятана.
Лежа неподвижно в постели, он почувствовал на своем лице ее ищущие губы и потом прикосновение ее руки, и он повернулся и крепко прижался к ней.
– Ты хочешь?
– Да. Сейчас.
– Я спала. Помнишь, как мы делали это во сне?
– Слушай, тебе не мешает культяпка? Тебе не противно?
– Ты глупый. Мне даже нравится. Все, что твое, мне нравится. Положи ее сюда. Нет, сюда. Вот так. Правда, мне нравится.
– Точно ласт у морской черепахи.
– Ты вовсе не черепаха. А верно, что они это делают целых три дня?
– Верно. Слушай, ты потише. Мы разбудим девочек.
– Они не знают, какой ты у меня. Они никогда не узнают, какой ты у меня. Ох, Гарри, если б тебе не надо было уезжать. Если б тебе никогда не надо было уезжать. Скажи, ты со многими женщинами спал – кто лучше всех?
– Ты.
– Неправда. Ты всегда говоришь мне неправду.
– Правда. Ты лучше всех.
– Я уже старая.
– Ты никогда не будешь старая.
– И я болела.
– Если женщина хорошая, это не имеет значения.
– Положи культяпку сюда. Вот так. Так. Так.
– Мы слишком шумим.
– Мы говорим шепотом.
– Я должен уйти до рассвета.
– Ты спи. Я разбужу тебя. Когда ты вернешься, мы повеселимся. Поедем в Майами и остановимся в гостинице, как когда-то. Совсем как когда-то. В таком месте, где нас никто никогда не видел. Знаешь что? Давай поедем в Новый Орлеан?
– Может быть, – сказал Гарри. – Ладно, Мария, мне теперь надо спать.
– Поедем в Новый Орлеан?
– Отчего не поехать. Только сейчас мне надо слать.
– Ну, спи. Ты мой сладкий. Спи, спи. Я разбужу тебя. Не беспокойся.
Он уснул, вытянув на подушке обрубок ампутированной руки, а она еще долго лежала и смотрела на него. Свет уличного фонаря падал в окно, и его лицо было освещено. Я счастливая, думала она. Глупые девочки. Они не знают, что у них будет. Я знаю, что у меня есть и что у меня было. Я счастливая женщина. Он говорит, как у морской черепахи. Я рада, что это случилось с рукой, а не с ногой. Я бы не хотела, чтоб он потерял ногу. Почему это нужно было, чтоб он потерял руку? Чудно все-таки, но мне это не мешает. С ним мне ничего не мешает. Я счастливая женщина. Таких мужчин больше нет. Кто не пробовал, тот не знает. У меня их было много. Я счастливая, что мне достался такой. Может ли быть, что черепахи чувствуют то же, что и мы? Может ли быть, что они все время это чувствуют? Или, может быть, самке это больно? Черт знает, о чем только я думаю. Как он спит, совсем как маленький. Лучше мне не спать, чтобы вовремя разбудить его. Господи, я бы это могла всю ночь, если б мужчины были иначе устроены. Я бы хотела так: всю ночь, и совсем не спать. Совсем, совсем, совсем не спать. Совсем-совсем. Только подумать, а? В моем возрасте. Я еще не стара. Он сказал, что я все еще хорошая. Сорок пять, это еще не старость. Я на два года старше его. Как он спит, точно маленький мальчик.
За два часа до рассвета они уже возились в гараже у бака с бензином, наливали и закупоривали бутыли и устанавливали их в багажнике машины. Гарри прицепил к правой руке крючок и очень ловко двигал и поднимал оплетенные ивовыми прутьями бутыли.
– Ты позавтракать не хочешь?
– Когда вернусь.
– Даже кофе не хочешь?
– А есть?
– Есть. Я поставила на плиту, когда мы выходили.
– Ну, принеси сюда.
Она принесла кофе, и он выпил его в темноте, присев на колесо машины. Она взяла чашку и поставила ее на стеллаж.
– Я поеду с тобой, помогу тебе перетаскивать бутыли, – сказала она.
– Ладно, – ответил он, и она села с ним рядом, крупная женщина с длинными ногами, крупными руками, крупными бедрами, все еще красивая, в шляпе, низко надвинутой на крашеные золотистые волосы. В предрассветной темноте и прохладе они ехали по шоссе сквозь туман, тяжело нависший над равниной.
