Лев Мей - Стихотворения
Взять неволей иль волей с Югории
Серебро и меха драгоценные?
Не пришли ли товары ганзейские,
Али снова послы сановитые
От великого князя Московского
За обильною данью приехали?
Нет! Уныло гудит-поет колокол…
… Поет тризну свободе прощальную…
"Ты прости, родимый Новгород!
Не сзывать тебя на вече мне,
Не гудеть уж мне попрежнему:
Кто на бога? Кто на Новгород?
Вы простите, храмы божии,
Терема мои дубовые!
Я пою для вас в последний раз,
Издаю для вас прощальный звон.
Налети ты, буря грозная,
Вырви ты язык чугунный мой,
Ты разбей края мне медные,
Чтоб не петь в Москве, далекой мне,
Про мое ли горе горькое,
Про мою ли участь слезную,
Чтоб не тешить песнью грустною
Мне царя Ивана в тереме.
"Ты прости, мой брат назв'анный, буйный Волхов мой, прости!
Без меня ты празднуй радость, без меня ты и грусти.
Пролетело это время… не вернуть его уж нам,
Как и радость да и горе мы делили пополам!
Как не раз печальный звон мой ты волнами заглушал,
Как не раз и ты под гул мой, буйный Волхов мой, плясал.
Помню я, как под ладьями Ярослава ты шумел,
Как напутную молитву я волнам твоим гудел.
Помню я, как боголюбский побежал от наших стен,
Как гремели мы с тобою: "Смерть вам, суздальцы, иль плен! "
Помню я: ты на Ижору Александра провожал;
Я моим хвалебным звоном победителя встречал.
Я гремел, бывало, звучный: - собирались молодцы,
И дрожали за товары иноземные купцы,
Немцы рижские бледнели, и, заслышавши меня,
Погонял литовец дикий быстроногого коня.
А я город, а я вольный звучным голосом зову
То на немцев, то на шведов, то на Чудь, то на Литву!
Да прошла пора святая: наступило время бед!
Если б мог, - я б растопился в реки медных слез, да нет!
Я не ты, мой буйный Волхов! Я не пл'ачу, - Я пою!
Променяет ли кто слезы и на песню - на мою?
Слушай… нынче, старый друг мой, по тебе я поплыву,
Царь Иван меня отвозит во враждебную Москву.
Собери скорей все волны, все валуны, все струи -
Разнеси в осколки, в щепки ты московские ладьи,
А меня на дне песчаном синих вод своих сокрой
И звони в меня почаще серебристою волной: -
Может быть, из волн глубоких, вдруг услыша голос мой,
И за вольность и за вече встанет город наш родной".
Над рекою, над пенистым Волховом,
На широкой Вадимовой площади,
Заунывно гудит-поет колокол;
Волхов плещет и бьется и пенится
О ладьи москвитян острогрудые
А на чистой лазури, в подн'ебесье,
Главы зрамов святых, белокаменных
Золотистыми слезками светятся.
(1839 - 1840 г.?)
ХОЗЯИН
В низенькой светелке, с створчатым окном,
Светится лампадка в сумраке ночном:
Слабый огонечек то совсем замрет,
То дрожащим светом стены обольет.
Новая светелка чисто прибрана:
В темноте белеет занавесь окна;
Пол отструган гладко: ровен потолок;
Печка развальн'ая стала в уголок.
По стенам - укладки с дедовским добром,
Узкая скамейка, крытая ковром,
Крашеные пяльцы с стулом раздвижным
И кровать резная с пологом цветным.
На кровати крепко спит седой старик:
Видно, пересыпан хмелем пуховик!
Крепко спит - не слышит хмельный старина,
Что во сне лепечет п'од ухом жена.
Душно ей, неловко возле старика;
Свесилась с кровати полная рука;
Губы раскраснелись, словно корольки;
Кинули ресницы тень на пол-щеки;
Одеяло сбито, свернуто в комок;
С головы скатился шелковый платок;
На груди сорочка ходит-ходенем,
И коса сползает по плечу ужом.
А за печкой кто-то нехотя ворчит:
Знать другой хозяин по ночам не спит!
На мужа с женою смотрит домовой
И качает тихо дряхлой головой:
"Сладко им соснулось: полночь на дворе…
Жучка призатихла в теплой конуре;
Обошел обычным я дозором дом -
Весело хозяить в домике таком!
Погреба набиты, закрома полны,
И на сеновале сена с три копны;
От конюшни кучки сена отгребешь,
Корму дашь лошадкам, гривы заплетешь,
Сходишь в кладовые, отомкнешь замки -
Клади дорогие ломят сундуки.
Все бы было ладно, все мне по нутру…
Только вот хозяйка нам не ко двору:
Больно черноброва, больно молода, -
На сердце тревога, в голове - беда!
Кровь-то говорлива, грудь-то высока…
Мигом одурачит мужа-старика…
Знать и домовому не сплести порой
Бороду седую с черною косой.
При людях смеется, а - глядишь - тайком
Плачет да вздыхает - знаю я по ком!
Погоди ж, я с нею шуточку сшучу
И от черной думы разом отучу:
Только обоймется с грезой горячо, -
Я тотчас голубке лапу на плечо,
За косу поймаю, сдерну простыню -
Волей аль неволей грезу отгоню…
Этим не проймется, - пропадай она,
Баба-переметка, мужняя жена!
Всей косматой грудью лягу ей на грудь
И не дам ни разу наливной вздохнуть,
Защемлю ей сердце в крепкие тиски:
Скажут, что зачахла с горя да с тоски".
"Ты - краса ли моя девичья…"
Ты - краса ли моя девичья,
Ты - кова ль моя трубчатая,
Не на радость ты мне, д'евице,
Не в утеху доставалася!
Что тебе ли, русой косыньке,
Люди добрые завидуют,
За тебя ли, косу русую,
Извели меня, младешеньку,
Опоили горемычную
Зельем - лютою отравою…
Ох, не зельем извели меня,
Опоили не отравою,
А извел меня соколий глаз,
Опоила речь медовая…
(1849 г.?)
"Снаряжай скорей, матушка родимая…"
Снаряжай скорей, матушка родимая,
Под венец свое д'итятко любимое.
Я гневить тебя нынче зарекалася -
От сердечного друга отказалася…
Расплетай же мне косыньку шелк'овую,
Уложи меня на кровать тес'овую,
Пелену набрось мне на груди белые
И скрести под ней руки помертвелые;
В головах зажги свечи воску ярого
И зови ко мне жениха-то старого:
Пусть войдет старик - смотрит да дивуется -
На красу ль мою девичью любуется.
(1849 г.)
ПЕСНЯ
("Как у всех-то людей светлый праздничек…")
Как у всех-то людей светлый праздничек,
День великий - помин по родителям,
Только я сиротинка безродная,
На погосте поминок не правила.
Я у мужа веч'ор отпросилася:
"Отпусти, государь, - похристосуюсь
На могиле со свекором-батюшкой".
Идуч'и, я с дорожньки сбилася,
Во темн'ом во лесу заплуталася,
У оврага в лесу опозналася.
В том овраге могила бескрестная:
Всю размыло ее ливнем-дождиком,
Размело-разнесло непогодушкой…
Подошла я к могиле - шатнулася,
Белой грудью о землю ударилась:
"Ты скажи мне, сырая могилушка!
Таково ли легко было м'олодцу
Загубить свою душеньку грешную?
Каково-то легко было девице
Под невольный венец снаряжатися?"
(1854 г.)
ВИХОРЬ
При дороге нива…
Доня-смуглоличка
День-деньской трудится -
Неустанно жнет:
Видно, не ленива,
А - чт'о божья птичка -
На заре ложится,
На заре встает.
Против нашей Дони
Поискать красотки.
Разве что далеко,
А в соседстве нет…
Косы по ладони;
Грудь, как у лебедки;
Очи с поволокой;
Щеки - маков цвет.
Солнце так и жарит,
Колет, как иглою;
Стелется на поле
Дым, не то туман;
С самой зорьки парит -
Знать, перед грозою;
Скинешь поневоле
Душный сарафан.
Разгорелась жница:
Жнет да жнет да вяжет,
Вяжет без подмоги
Полные снопы…
А вдали зарница
Красный полог кажет…
Ходят вдоль дороги
Пыльные столпы…
Ходят вихри, ходят,
Вертятся воронкой -
Все поодиночке:
Этот, тот и тот -
Очередь заводят…
А один, сторонкой,
К Дониной сорочке
Так себе и льнет.
Оглянулась девка -
И сама не рада:
Кто-то за спиною
Вырос из земли…
На губах издевка,
А глаза без взгляда,
Волосы копною,
Борода в пыли.
Серый-серый, зыбкий, -
Он по ветру гнется,
Вьется в жгут и пляшет,
Пляшет и дрожит,
Словно бы с улыбкой,
Словно бы смеется,
Головою машет -
Доне говорит:
"Ветерок поднялся -
Славная погодка!
Светится зарница
Среди бела дня:
Я и разыгрался…
Белая лебедка,
Красная девица,
Полюби меня! "
Отскочила Доня -
Ей неймется веры,
За снопами кроясь,
Силится уйти,
А за ней погоня -
Настигает серый,
Кланяется в пояс,
Стал ей на пути:
"Чт'о ж не молвишь слова,
Чт'о не приголубишь?
Аль еще не знаешь -
Чт'о за зелье страсть?
Полюби седого: -
Если не полюбишь,
И его сконаешь,
И тебе пропасть!.."
Сам по полю рыщет,
К Доне боком-боком -
Тесными кругами
Хочет закружить:
Будто в жмурках ищет,
Будто ненароком
Пыльными руками
Тянется схватить.
Вот схватил и свистнул…
Да она рванулась: