Лев Мей - Стихотворения
Вот схватил и свистнул…
Да она рванулась:
"Аль серпа хотелось?
На тебе, лови!"
Серп блеснул и свистнул…
Пыль слегка шатнулась
Да и разлетелась…
Только серп к крови…
С призраком пропали,
Словно вихорь шаткий,
И девичьи грезы…
Отчего ж потом
Мать с отцом видали,
Как она украдкой
Утирала слезы
Белым рукавом?
Отчего гурьбою
Сватов засылали;
А смотрен ни разу
Не пришлось запить?..
Думали семьею,
Думали-гадали
И решили: "с глазу! " -
Так тому и быть…
Зимка проскрипела,
И весной запахло;
Зелен'я пробили
Черный слой земли…
Доня все хирела,
Сохнула и чахла…
Знахари ходили,
Только не дошли.
Рожь поспела снова…
Светится зарница…
Ходят вдоль дороги
Пыльные толпы…
Только нет седого.
И другая жница
Вяжет вез подмоги
Полные снопы.
"Эхма! Жалко Домны! " -
Всем селом решали:
Этакой напасти
Где избыть серпом!
Старики-то скромны -
Видно не учили:
"От беды да страсти
Оградись крестом".
(7 сентября 1856 г.)
ПЕСНЯ ("Ох, вы, годы мои, годы торопливые…")
(Ек(атери(не Ив(ановне( Э-вой)
Ох, вы, годы мои, годы торопливые,
Торопливые вы годы и спешливые,
Как ни с долей, ни с удачей вы не зналися,
Из огня да прямо в полымя кидалися!..
Да спасибо же вам, б'естолочь бедовая,
Что за вас и полюбила чернобровая -
Полюбила, приласкала, приголубила,
Чарку молодца бездольного пригубила.
(17 августа 1856 г.)
Ох, пора тебе на волю, песня русская,
Благовестная, победная, раздольная,
Погородная, посельная, попольная,
Непогодою-невзгодою повитая,
Во крови, в слезах крещеная-омытая!
Ох, пора тебе на волю, песня русская!
Не сама собой ты спелася-сложилася:
С пустырей тебя намыло снегом-дождиком,
Нанесло тебя с пожарищ дымом-копотью,
Намело тебя с сырых могил метелицей…
(1856 г.)
РУСАЛКА
(Софье Григорьевне Мей)
Мечется и плачет, как дитя больное
В неспокойной люльке, озеро лесное.
Тучей потемнело: брызжет мелкой зернью -
Так и отливает серебром да чернью…
Ветер по дуброве серым волком рыщет;
Молния на землю жгучим ливнем прыщет;
И на голос бури, побросавши прялки,
Вынурнули с'о дна резвые русалки…
Любо некрещеным в бурю-непогоду
Кипятить и пенить жаркой грудью воду,
Любо им за вихрем перелетным гнаться,
Громким, звучным смехом с громом окликаться!..
Волны им щекочут плечи наливные,
Чешут белым гребнем косы рассыпные;
Ласточки быстрее, легче пены зыбкой,
Руки их мелькают белобокой рыбкой;
Огоньком под пеплом щеки половеют;
Ярким изумрудом очи зеленеют.
Плещутся русалки, мчатся вперегонку,
Да одна отстала - отплыла в сторонку…
К берегу доплыла, на берег выходит,
Бледными руками ивняки разводит;
Притаилась в листве на прибрежье черном,
Словно белый лебедь в тростнике озерном…
Вот уж понемногу н'епогодь стихает;
Ветер с листьев воду веником сметает;
Тучки разлетелись, словно птички в гнезды;
Бисером перловым высыпали звезды;
Месяц двоерогий с неба голубого
Засветил отломком перстня золотого…
Чу! переливаясь меж густой осокой,
По воде несется благовест далекой -
Благовест далекой по воде несется
И волною звучной прямо в сердце льется.
Видится храм божий, песнь слышна святая,
И сама собою крест творит десная…
И в душе русалки всенощные звуки
Пробудили много и тоски и муки,
Много шевельнули страсти пережитой,
Воскресили много были позабытой…
Вот в селе родимом крайняя избушка;
А в избушке с дочкой нянчится старушка:
Бережет и холит, по головке гладит,
Тешит алой лентой, в пестрый ситец рядит…
Да и вышла ж девка при таком уходе:
Нет ее красивей в целом хороводе…
Вот и бор соседний - так грибов да ягод
За одну неделю наберешься н'а год;
А начнут, под осень, грызть орехи белки -
Сыпь орех в лукошки - близко посиделки.
Тут-то погуляют парни удалые,
Тут-то насмеются девки молодые!..
Дочь в гостях за прялкой песни распевает,
А старуха дома ждет да поджидает;
Огоньку добыла - на дворе уж ночка -
Долго засиделась у соседей дочка…
Оттого и долго: парень приглянулся
И лихой бедою к девке подвернулся;
А с бедою рядом ходит грех незванный…
Полюбился парень девке бесталанной,
Так ей полюбился, словно душу вынул,
Да и насмеялся - разлюбил и кинул.
Позабыл голубку сизокрылый голубь -
И остались бедной смех мирской да прорубь…
Вспомнила русалка - белы руки гложет;
Рада б зарыдала - и того не может;
Сотворить молитву забытую хочет -
Нет для ней молитвы - и она хохочет…
Только, пробираясь не село в побывку,
Мужичок проснулся и стегает сивку,
Лоб и грудь и плечи крестно знаменует,
Да с сердцов на хохот окаянный плюет.
(1849 - 1856 гг.)
ПРЕДАНИЕ
ПРЕДАНИЕ - ОТЧЕГО ПЕРЕВЕЛИСЬ ВИТЯЗИ
НА СВЯТОЙ РУСИ
(сибирская сказка)
Выезжали на Сафат - реку, на закате красного солнышка,
Семь удалых русских витязей,
Семь могучих братьев названных:
Выезжал Годенко Блудович, да Василий Казимирович,
Да Василий Буслаевич, -
Выезжал Иван - гостинный - сын, -
Выезжал Алеша-Попович - млад, -
Выезжал Добрыня - м'олодец, -
Выезжал и матерой казак,
Матерей казак Илья Муромец.
Перед ними раскинулось поле чистое, -
А на том на поле старый дуб стоит,
Старый дуб стоит, кряковястый.
У того ли дуба три дороги сходятся:
Уж как первая дорога ко Нову-городу, -
А вторая-то дорога к стольному Киеву, -
А что третия дорога ко Синю морю далекому…
Та дорога прямоезжая, прямоезжая дорога, прямопутная:
Залегла та дорога ровно тридцать лет, -
Ровно тридцать лет и три года.
Становилися витязи на распутии,
Разбивали бел-полотнян шатер,
Отпускали коней погулять по чисту полю.
Ходят кони по шелковой траве-мураве,
Зеленую траву пощипывают,
Золотою уздечкой побрякивают,
А шатре полотняном витязи опочив держ'ат.
Было так - на восходе красного солнышка,
Вставал Добрыня-молодец раньше всех,
Умывался студен'ой водой,
Утирался тонким п'олотном,
Помолился чудну образу.
Видит Добрыня за Сафат-рекой бел-полотнян шатер:
В том ли шатре залег Татарченок,
Злой Татарин-бусурманченок -
Не пропускает он ни конного, ни пешего,
Ни езжалого доброго молодца.
Седлал Добрыня своего борзого коня;
Клал на него потнички,
А на потнички коврички,
Клал седельце черкасское,
Брал копейце урзамецкое,
Брал чингалище булатное, -
И садился на добра коня.
Под Добрыней конь осержается:
От сырой земли отделяется,
Выходы мечет по мерн'ой версте,
Выскоки мечет по сенн'ой копне.
Подъезжает Добрыня ко белу шатру
И кричит звучным голосом:
"Выходи-ка, Татарченок, злой Татарин бусурманченок:
Станем мы с тобой смертный бой держать!"
Вт'апоры выходит Татарин их бела шатра
И садится на добра коня.
Не два ветра в поле слеталися,
Не две тучи в небе сходилися, -
Слеталися-сходилися два уд'алые витязя…
Ломалися копья их острые,
Разлетались мечи их булатные:
Сходили витязи с добрых коней
И хватались в рукопашный бой.
Правая ножка Добрыни ускользнула,
Правая ручка Добрыни удрогнула, -
И валился он на сыру землю.
Скакал ему Татарин на белы груди,
Порол ему б'елы груди,
Вынимал сердце с печенью.
Было так - на восходе красного солнышка,
Встал Алеша-Попович раньше всех,
Выходил он на Сафат-реку,
Утирался тонким п'олотном,
Помолился чудну образу.
Видит он коня Добрынина:
Стоит борзый конь, только н'е весел, -
Потупил он очи во сыру землю:
Знать, тоскует он по хозяине,
Что по том ли Добрыне-молодце.
Садился Алеша на добра коня, -
Осержался под ним добрый конь,
Отделялся от сырой земли,
Метал выходы по мерной высоте,
Метал в'ыскоки в сенной копне.
Что не бель во полях забелелася -
Забелелася ставка богатырская;
Что не синь во полях засинелася -
Засинелись мечи булатные;
Что не крась во полях закраснелася -
Закраснелася кровь с печенью.
Подъезжает Алеша ко белу шатру -
У того ли шатра стоит Добрыня-молодец,
Очи ясные закатилися,
Руки сильные опустилися,
На бел'ых грудях запеклася кровь.
И кричит Алеша зыным голосом:
На честной бой, на побраночку! "
Отвечает ему татарченок:
"Ох-ты, гой еси Алеша-Поповаич - млад!
Ваши роды неуклончивы,
Неуклончивы ваши роды, неустойчивы -
Что не стать тебе со мной бой побеждать".
Как в'озговорит на то Алеша-Попович млад:
