Толстой Л.Н. - Полное собрание сочинений. Том 83
13 Аделаида Дмитриевна Иванова, сестра Л. Д. Урусова.
14 В АТБ сохранилось письмо в траурной рамке С. Л. Урусова из Парижа от 2 декабря (20 ноября) 1885 г.; в нем он по просьбе Толстого описывает последние дни жизни отца — Л. Д. Урусова.
15 Написано Толстым поперек письма А. Л. Толстого, который писал: «Милая мама, скажи Мише [Кузминскому], что Голубой околел. Что Миша мне не пишет? Мы ездили на коньки, на коньках были Толстые, Гурьян Иваночь и Оболенские и Алеша. Прощай, милая Мама, целую тебя и всех».
* 346.
1885. Декабря 15—18. Москва.
За послѣднія 7, 8 лѣтъ всѣ наши1 разговоры съ тобой кончались послѣ многихъ мучительныхъ терзаній — однимъ, съ моей стороны по крайней мѣрѣ: я говорилъ: согласія и любовной жизни между нами быть не можетъ до тѣхъ поръ, пока — я говорилъ — ты не2 придешь къ тому, къ чему я пришелъ или по любви ко мнѣ или по чутью, к[оторое] дано всѣмъ, или по убѣжденію <не довѣривши мнѣ> и не пойдешь со мной вмѣстѣ. Я говорилъ: пока ты не придешь ко мнѣ, а не говорилъ: пока я не приду къ тебѣ, п[отому] ч[то] это невозможно для меня. Невозможно потому, что то, чѣмъ живешь ты, это то самое, изъ чего я только что спасся, какъ отъ страшнаго ужаса, едва не приведшаго меня къ самоубійству. — Я не могу вернуться къ тому, въ чемъ я жилъ, въ чемъ нашелъ погибель и что призналъ величайшимъ зломъ и несчастіемъ. А ты можешь попытаться придти къ тому, чего ты еще не знаешь, и что въ общихъ чертахъ — именно жизнь не для своихъ удовольствий (не о твоей жизни говорю, а о жизни дѣтей), не для своего самолюбія, а для Бога или для другихъ — всегда всѣми считалось лучшимъ и что такъ и отзывается и въ твоей совѣсти. Всѣ наши споры за послѣдніе года всегда кончались однимъ этимъ. Вѣдь стоитъ подумать, отчего это такъ. И если ты подумаешь искренно и главное спокойно, то тебѣ будетъ ясно, отчего это такъ. — Ты издаешь съ такимъ стараніемъ мои сочиненія, ты такъ хлопотала въ П-б-гѣ и горячо защищала запрещенныя статьи. Да чтожъ тамъ написано въ этихъ статьяхъ? Въ первой изъ нихъ, въ Исповѣди, написанной въ 79 году, но выражающей чувства и мысли, въ к[оторыхъ] я жилъ года два тому назадъ — слѣдовательно, безъ малаго 10 лѣтъ тому назадъ. Вотъ что я писалъ. Писалъ не для публики, а то, что я выстрадалъ, то, къ чему я пришелъ не для разговора и красивыхъ словъ, а пришелъ, какъ ты знаешь, <если ты не будешь въ раздр[аженіи]> я приходилъ ко всему, къ чему я приходилъ искренно и <серьезно> съ тѣмъ, чтобы дѣлать то, что я говорилъ. Вотъ что я писалъ: 56, 57, 58, 59 стр. отчеркнуты...........3
Вѣдь ты знаешь, что все это я не писалъ для красоты слога, а что это было то, къ чему я пришелъ, спасаясь отъ отчаянія. (Ради Бога не говори, что это сумашествіе, что тебѣ нельзя поспѣвать за всякими фантазіями и т. п. Я прошу тебя не говорить этаго, чтобы не развлекаться отъ предмета. Предметъ этотъ теперь я, о тебѣ я буду говорить послѣ, и я хочу тебѣ представить себя въ томъ настоящемъ4 состояніи, въ какомъ я нахожусь, живу и умру, прилагая всѣ свои силы къ тому, что[бы] сказать одну правду передъ Богомъ.) Такъ вотъ лѣтъ безъ малаго 10 съ того же времени, какъ ссоры <не изъ за мелочей, а> между нами всѣ стали кончаться тѣмъ, что я говорилъ, что мы не сойдемся, пока не придемъ къ одному взгляду на жизнь, съ того времени5 моя жизнь пошла не въ однихъ мысляхъ6 (въ душѣ я всегда тянулъ къ тому же) совсѣмъ въ другую сторону, чѣмъ она шла прежде и шла такъ и все идетъ дальше и дальше по тому же направленію и въ мысляхъ, к[оторыя] я для себя болѣе и болѣе уясняю и выражаю, какъ умѣю ясно и точно и въ дѣлахъ жизни, к[оторыя] все ближе и ближе7 выражаютъ то, во что я вѣрю. Здѣсь, чтобы говорить о себѣ, я долженъ сказать о твоемъ отношеніи къ моей измѣнившейся вѣрѣ и жизни. Я буду говорить о тебѣ не для того, чтобы обвинять — я и не обвиняю, я понимаю, мнѣ кажется <всѣ> твои мотивы и не вижу въ нихъ дурнаго, но я долженъ сказать то, что было, для того, чтобы было понятно то, что вышло; и потому, душа моя, выслушай ради всего святаго спокойно, что я буду говорить. Я не обвиняю и не могу, не за что, и не хочу, хочу напротивъ твоего соединенія со мной и любви и потому не могу желать дѣлать тебѣ больно, но, чтобы объяснить свое положеніе, долженъ сказать о тѣхъ несчастныхъ недоразумѣніяхъ, кот[орыя] привели насъ къ теперешнему разъединенію въ соединеніи, къ этому мучительному для насъ обоихъ состоянію.
Ради Бога воздержись и прочти спокойно, на время отложивъ мысль о себѣ. О тебѣ, о твоихъ чувствахъ и твоемъ положеніи я буду говорить послѣ, но теперь необходимо тебѣ, чтобы понять свое отношеніе ко мнѣ, понять меня, мою жизнь, какая она есть, а не такою, какою бы ты хотѣла, чтобы она была. То, что я говорю тебѣ о томъ, что мое положеніе въ семьѣ составляетъ мое постоянное несчастіе, есть фактъ несомнѣнный, я его знаю, какъ знаютъ зубную боль. Можетъ быть я самъ виноватъ, но фактъ есть и, если8 тебѣ мучительно знать, что я несчастливъ (я знаю, что тебѣ мучительно), то надо не отрицать боль,9 не говорить, что ты самъ виноватъ, а подумать, какъ отъ нея избавиться — отъ боли, к[оторая] болитъ во мнѣ и заставляетъ страдать тебя и всю семью. Боль оттого, что я почти 10 лѣтъ тому назадъ пришелъ къ тому, что единственное спасеніе мое и всякаго человѣка въ жизни въ томъ, чтобы жить не для себя, а для другихъ и что наша жизнь нашего сословія вся устроена для жизни для себя,10 вся построена на гордости, жестокости, насиліи, злѣ и что потому11 человѣку въ нашемъ быту, желающему жить хорошо, жить съ спокойною совѣстью и жить радостно, надо не искать какихъ нибудь мудреныхъ далекихъ подвиговъ, а надо сейчасъ же, сію минуту дѣйствовать, работать, часъ за часомъ и день за днемъ, на то, чтобы измѣнять ее и идти отъ дурнаго къ хорошему; и въ этомъ одномъ счастье и достоинство людей нашего круга, а между тѣмъ ты и вся семья идутъ не къ измѣненію этой жизни, а съ возрастаніемъ семьи,12 съ разростаніемъ эгоизма ея членовъ къ усиленію ея дурныхъ сторонъ. Отъ этаго боль. Какъ ее вылѣчить? Отказаться мнѣ отъ своей вѣры? Ты знаешь, что это нельзя. Если бы я сказалъ на словахъ, что отказываюсь, никто, даже ты, мнѣ бы не повѣрилъ, какъ, если бы я сказалъ что 2 × 2 не 4. Чтоже дѣлать? Исповѣдовать эту вѣру на словахъ, въ книжкахъ, а на дѣлѣ дѣлать другое? Опять и ты не можешь посовѣтовать этаго. Забыть? нельзя. — Что же дѣлать? Вѣдь въ томъ то и дѣло, что тотъ предметъ, к[оторымъ] я занятъ, къ к[оторому], можетъ быть, я призванъ, есть дѣло13 нравственнаго ученія. A дѣло нравственнаго ученія отличается отъ всѣхъ другихъ тѣмъ, что оно измѣняться не можетъ, что не можетъ оставаться словами, что оно не можетъ быть обязательнымъ для однаго, а не обязательнымъ для другаго. — Если совѣсть и разумъ требуютъ, <и> мнѣ14 ясно стало то, чего требуютъ совѣсть и разумъ, я не могу не дѣлать того, что требуютъ совѣсть и разумъ и быть покоенъ, — не могу видѣть людей, связанныхъ со мной любовью, знающихъ то, чего требуютъ разумъ и совѣсть и не дѣлающихъ этаго, и не страдать. —
Какъ ни поверни, я не могу не страдать! живя тою жизнью, к[оторою] мы живемъ. И никто, ни ты не скажешь, чтобы причина, заставляющая меня страдать, была ложная.15 Ты сама знаешь, что, если я завтра умру, то то, что я говорилъ, будутъ говорить другіе, будете говорить сама совѣсть въ людяхъ, будетъ говорить до тѣхъ поръ, пока люди не сдѣлаютъ, или хоть не начнутъ дѣлать того, чего она требуетъ. — Такъ что, чтобы уничтожить нашъ разладъ и несчастіе, нельзя вынуть изъ меня причину16 моего страданія, п[отому] ч[то] она не я, а она <истина> въ совѣсти всѣхъ людей, она и въ тебѣ. — И стало быть остается разсмотрѣть другое: нельзя ли уничтожить то несоотвѣтствіе нашей жизни требованіями совѣсти? Нельзя ли измѣненіемъ формъ нашей жизни уничтожить то страданіе, к[оторое] я испытываю и передаю вамъ? — Я сказалъ, что я спасся отъ отчаянія тѣмъ, что пришелъ къ истинѣ. Это кажется очень гордымъ утвержденіемъ для тѣхъ людей, к[оторые] какъ Пилатъ17 говорятъ: что истина? но гордости тутъ нѣтъ никакой. Человѣкъ не можетъ жить, не зная истины. Но я хочу сказать то, что готовъ несмотря на то, что всѣ мудрецы и святые люди міра на моей сторонѣ и что ты сама признаешь истиной тоже, что я признаю, я готовъ допустить, что то, чѣмъ я жилъ и живу, не истина, а только мое увлеченіе, что я помѣшался на томъ, что знаю истину и не могу перестать вѣрить въ нее и жить для нея, не могу излѣчиться отъ моего сумашествія. Я готовъ допустить и это, и въ этомъ случаѣ остается для тебя то же18 положеніе: такъ какъ нельзя вырвать изъ меня того, чѣмъ я живу и вернуть меня къ прежнему, то, какъ <прожить со мной наилучшимъ образомъ?> уничтожить тѣ страданія, мои и ваши, происходящiя отъ моего неизлѣчимаго сумашествія?
Для этаго, признавая мой взглядъ истиной или сумашествіемъ (все равно), есть одно только средство: вникнуть въ этотъ взглядъ, разсмотрѣть, понять его. И это то самое, по несчастной случайности, о к[оторой] я говорилъ, не только никогда не было сдѣлано тобой, а за тобой и дѣтьми, но этаго привыкли опасаться. Выработали себѣ пріемъ забывать, не видать, не понимать, не признавать существованія этаго взгляда, относиться къ этому, какъ къ <литературны[мъ]> интереснымъ мыслямъ, но не какъ ключу для пониманія человѣка.19
