Эмманюэль Бов - Холостяк
Все, за исключением Гиттара, рассмеялись. Положение было щекотливым. Он чувствовал, что всем собравшимся вокруг него он по той или иной причине не нравился. Когда он встречал их поодиночке, еще куда ни шло. Но в сборе, он чувствовал, они могли сообщить друг другу каждый свою причину и, в итоге, сплавив их в одну, доставить ему неприятностей.
Мадам Бофорт определенно держала на него зуб за то, что он покинул ее свиту. Мсье Пенне ревновал к нему свою жену. Бригитта, увещаемая всеми, не видела никакого особого смысла принимать сторону Гиттара, а Морэн, на мужскую прерогативу которого он посягнул, не мешал событиям развиваться, уверенный, что время лишь играло ему на руку. Между тем, несмотря на эту глухую злобу, ему выражали радушие. Никто словно бы не замечал ничего странного в его поведении. При этом между ними как будто бы существовало взаимное согласие. Они удостоверивались, спрашивали, чтобы находить подтверждение своим словам. Гиттара это несколько смутило, не то, чтобы ему было неприятно застать в сборе тех женщин, с каждой из которых ему довелось вести разговоры достаточно странные (поскольку ему на это было наплевать), но чувствовать недоброжелательность этой компании.
С другой стороны, он испытывал глубокую радость. Разве мадам Пенне не выразила ему истинной нежности? С какой быстротой он влюбился в Бригитту, с такой же быстротой он ее позабыл. Достаточно было одного мгновения, проведенного рядом с Клотильдой, чтобы он снова был покорен и позабыл все остальное. Между тем, существовал момент, который неприятно беспокоил Гиттара. Отправилась ли мадам Пенне на его поиски по совету этой компании, или, почувствовав грусть, испытала потребность уединиться и, в этом случае, встретила его случайно? Он взглянул на нее с надеждой, что она обнадежит его взглядом. Но та уже больше не думала о нем. Он воспользовался моментом, когда общее внимание было привлечено невероятно красивой женщиной, медленно проходившей мимо них, совершенно безразличной к восхищению, которое она вызывала, чтобы приблизиться к Клотильде. Но стоило ему сделать шаг, как она отступила. Она избегала его. Она жалела о своей недавней слабости. Вместо того, чтобы увидеть в подобном поведении женский каприз, он был им ужасно раздосадован. С новой силой нехорошие чувства нахлынули на него. Не довольствуясь тем, что она насмеялась над ним в тот день, когда ее муж сделал ему свои признания, Клотильда, в этот вечер, пробудила в нем надежды с единственной целью, чтобы обмануть их впоследствии. В этот момент он увидел улыбку на губах мсье Пенне. Он искал объяснения для ее повода. Все, казалось, были заняты праздником. Ничто ее не объясняло. Гиттар не ответил на эту улыбку, которая была адресована ему. Он бросил взгляд на Клотильду. Та с живым интересом наблюдала за праздником. Время от времени, она наклонялась к мужу, чтобы сказать ему что-то на ухо. Она снова держала себя в руках. Никогда она еще не выглядела настолько владеющей собой: это ошеломило Гиттара. Он уже не знал, какой линии поведения ему придерживаться. В то время, как ему страстно хотелось допросить Клотильду, внутренний голос призывал его к благоразумию. Но непредвиденное вмешательство мсье Пенне привнесло в его ум некоторую ясность.
— Это всегда неприятно, — сказал тот, — покидать ночную тишину ради ослепляющей и искусственной ясности общества.
Гиттару показалось, что он угадал намек на свой разговор с Клотильдой
"Однако невозможно, — подумал он, — чтобы он сказал это из ревности. Откуда ему знать, что произошло?"
В выражении лица Пенне, действительно, было что-то, что показывало, что он не ревновал, а, скорее, иронизировал. Эта ирония как раз и вызывала подозрения Гиттара. С другой стороны, мадам Пенне примерно рассказывала о манерах мсье Пенне. На какую-то секунду Гиттару показалось, что существовали иные связи, кроме тех, что были открыты взору каждого, объединявшие мадам Бофорт с четой Пенне, что все знали об этом и что это, вместо того, чтобы создавать сложности, только придавало им большую интимность. У него возникло впечатление, что все видели и знали вещи, которых он не знал, что сама невинная мадам Тьербах, проведя в Ницце всего несколько дней, уже узнала о них раньше, чем он. Что же касалось Морэна, то он производил впечатление человека, который, если и не действовал, если и не участвовал в событиях, то принимал все происходящее, всячески этому попустительствуя и даже поощряя.
— Мы провели чудесные четверть часа, не правда ли, мсье Гиттар, — сказала мадам Пенне, намекая на их встречу на террасе.
— Не сомневаемся в этом, — с понимающей улыбкой ответил полковник.
— Если бы я не встретила вас, то мне равным образом посчастливилось потеряться… — добавила мадам Бофор.
— Не подтрунивайте, милые друзья, — сказала Клотильда, на манер молодой жены, пресекающей адресованные в ее адрес шутки.
У Гиттара от смущения покраснели щеки. Он был в неприятной ситуации человека, сообщница которого разоблачает себя и который должен принять на себя ответственность. Он неуклюже защищался, не замечая того интереса, который проявляла к нему мадам Тьербах, настолько его мысли были заняты Клотильдой и всем тем, что касалось их отношений.
У Бригитты Тьербах, несмотря на ее капризную внешность, было доброе сердце. Определенная чувствительность приводила ее к тому, что она всегда принимала сторону слабых, тех, кто страдает и над кем издеваются. Воспитанная в пансионе, обладавшая красотой, которая ожидала зрелости ее души, чтобы проявиться во всей своей полноте, она — и она тоже — пережила в своей юности страдание. Оно оставило в ней такое воспоминание, что теперь она помимо своей воли вставала на сторону более слабых. Между тем, в этот вечер, она не решилась сделать этого в открытую. В то самое время, когда ее сердце тайно тянулось к несчастным, жажда удовольствий, великая гордость, непомерная любовь к наслаждениям приводили ее к тому, что она никогда не выказывала подобных чувств. Она прятала их в глубине души, и делала это только для того, чтобы ничем не повредить своим аппетитам. Таким образом, на протяжении всего разговора она хранила молчание. Но, пользуюсь моментом, когда она оказалась наедине с Гиттаром, она улыбнулась ему с величайшей любезностью, с тем, чтобы он понял, насколько она была далека от всех этих дрязг. И сделала она эта с тем большей искренностью, что видела в Гиттаре средство удовлетворить обе свои страсти. Поскольку это было для нее верхом удачи, когда она ожидать от одного и того же человека удовлетворения потребности покровительствовать и быть обожаемой. Гиттар в ее представлении воплощал это существо. Разве не был он несчастен? На эту улыбку Гиттар тоже ответил улыбкой, однако, натянутой.
Он чувствовал себя виноватым в том, что оставил эту молодую женщину ради мадам Пенне, решив, что у него было больше шансов с той стороны. Ему казалось, что, как и ее друзья, она обо всем знала, и, на этот раз, в ее улыбке он разглядел некую ловушку. Толпа непрестанно увеличивалась, окружая их. Над костюмами, вечерними туалетами, висел туман, светящийся и розовый.
Гиттар чувствовал, что его охватила подозрительность. Эта женщина, не начинает ли она того, что сделала мадам Пенне? И он, добрый малый, не окажется ли он снова в дураках, чтобы потом стать всеобщим посмешищем? Нет. Одного раза достаточно. Но мадам Тьербах вела себя все более и более убедительно.
— Дорогой мсье Гиттар, — сказала она, — я замечаю, что вы похожи на моего мужа. Вы не созданы для того, чтобы вращаться в свете. Это доставляет вам одни только неприятности.
Хотя Гиттара и тронули эти слова, он не желал поддаваться. Один раз его поймали. Он не хотел второго раза. Разве мадам Пенне говорила ему не с той же искренностью? Весь мир ломает комедию. Он уже давно догадывался об этом, но никогда еще не понимал этого с такой ясностью. Казалось, в этот раз все объединились против него, и, подобно трезвому игроку, который, когда удача отворачивалась, более не упорствует, он не желал верить те в новые возможности, что ему открывались. И с холодом ответил он мадам Тьербах, даже сдерживая себя, чтобы не упрекнуть ее в том, что она вела себя, как и остальные, лицемерно. Но Бригитта, подобно большинству людей, когда они находятся в сознании того, что пытаются быть великодушными, ни секунды не предполагала, что это дурное настроение было обращено против нее. Она отнесла его на счет разочарований.
— Но вы выглядите сердитым, мсье. Что с вами такое?
— Ничего, со мной ничего… — холодно ответил Гиттар.
Такой ответ обезоружил добрую мадам Тьербах. Она была слишком великодушна, чтобы на мгновение представить, что Гиттар воображал, будто она была неискренна. Она предположила, что как любая чувствительная натура, он не сразу открывал свою душу. И потому, не боясь быть неискренней, она продолжила:
