Лао Шэ - Сказители
Возле стола на треноге стоял барабан, который Баоцин с такими трудностями привез за несколько тысяч ли. На столе – единственная барабанная палочка чуть длиннее палочек для еды и вишнево-красные кастаньеты с черными кистями. Декоративное полотнище, которое по традиции подвешивается к столу спереди, было из зеленого шелка с вышитыми на нем красными и белыми лотосами. И еще были три больших иероглифа: Фан Сюлянь.
Полог над дверью медленно приподнялся.
– Не волнуйся, не волнуйся, береги голос, – напутствовал Баоцин. Полог отвели в сторону, и спокойно вышла Сюлянь в красивом одеянии, словно прелестная фея.
Она постояла немножко, ожидая тишины. Затем подняла свое круглое личико, лукаво улыбнулась.
На ней был длинный, с разрезом, халат из черного крепа. Короткие рукава обрамлял белый орнамент. На руке блестели маленькие часики. Две косички были перевязаны красными атласными лентами и свисали на грудь. Красные ленты прекрасно гармонировали с подкрашенными губами. Каждый ее шаг был похож на танец.
С каким-то особым обаянием легко ступая по сцене, она плавно подошла к барабану, взяла палочку и сыграла вступление к сказу. Сяо Лю тут же заиграл на трехструнке. Сюлянь вслед за мелодией внезапно ударила два раза по барабану и не торопясь определила ритм и темп исполнения. Ее взгляд был направлен прямо на барабан. Улыбка еще оставалась на лице. Казалось, она только что вспомнила какую-то шутку и стремилась изо всех сил сдержаться, чтобы не засмеяться. Барабан и трехструнка заиграли вместе. Сюлянь улыбнулась и глянула на слушателей. Она застенчиво и тихо произнесла: «Хочу предложить уважаемой публике отрывок из сказа «Западный флигель» – и вслед за этим стала энергично бить по барабану.
Как гласит крылатое выражение – «в сказах на гражданскую тему следует опасаться «Западного флигеля», на военную тему – «Перехвата на реке», а на полугражданскую-полувоенную тематику – «Шэньтоу закалывает Тана». «Западный флигель» – наиболее трудный сказ из всех сказов под большой барабан. Лишь три-четыре самых известных сказителя решаются его исполнять. Историю о том, как Цуй Инин посылает свою служанку Хуннян к Чжан Шэну, чтобы рассказать ему о своей любви, знает каждый. Однако большие отрывки текста сказа и сложная мелодия зачастую пугают, и сказители не осмеливаются исполнять этот сказ. Рифма в нем основана на пекинском произношении. Если исполнитель владеет им и не лишен хорошей дикции, то сказ получится живой, чистый и прозрачный, словно росинки на листе лотоса. Но если певец не имеет этих речевых достоинств, то провал процентов на восемьдесят обеспечен. '
Вступление к сказу Сюлянь начала очень тихо, так, что сидевшие по обеим сторонам зала спиной к сцене вообще ничего не услышали. Когда она спела первую строку, все они невольно обернулись, чтобы посмотреть, кто это поет такое сложное произведение. Ее голос не был сильным, однако к нему нельзя было придраться. На одном дыхании Сюлянь спела длинную-предлииную фразу, будто нанизала целую связку жемчужин – каждый слог был такой округлый, такой зримый, такой гладкий:
Красавица Инин занемогла слегка. Не нужен ей ни гребень, ни румяна. Занемогла, лежит поверх постели. Вы поглядите на нее. Она задумчива, удручена, не может думать ни о чае, ни о пище. И одинока так, совсем как
сирота. И взгляд застыл, как будто в забытьи. Холодная, от всех отрешена, измученная вечною тоской, несчастная, унылая, печальная. Совсем одна. Молчит, не проронит ни слова, голову склонив, в покоях женских ароматных все томясь. И талия ее совсем иссохлась. И смотрит, словно сливами, огромными глазами, головку слабою рукою подперев.
От начала и до конца Сюлянь пела очень сдержанно, будто совсем и не думала о том, чтобы расположить к себе слушателей. Однако в каждом сложном месте она была на высоте. Она не походила на некоторых исполнителей, которые при встрече с трудным отрезком мелодии, где много переходов, старались как бы незаметно их проскочить. Она постепенно ускоряла темп, однако держалась непринужденно и легко. Сюлянь пела очень живо, полная чувства, как бы сама получая от этого удовольствие. В самом конце она взяла высокую ноту, внезапно оборвала аккомпанемент барабана и кастаньет и закончила представление. Осторожно положив барабанную палочку и кастаньеты на стол, она низко поклонилась, – отчего атласные ленточки на косичках почти коснулись поверхности барабана, – повернулась и медленно направилась в сторону кулис, а у самого занавеса побежала, как школьница, дождавшаяся звонка с урока.
Лишь когда она ушла со сцены, раздались аплодисменты. Слушатели, сидевшие в передних рядах, не понимали, о чем она поет. Аплодисменты последовали с обеих сторон от людей понимающих. И хотя голос ее еще не окреп, они все же аплодировали, понимая, как нелегко такой молоденькой девушке справиться с подобным сложным отрывком.
Сяо Лю знал, что выбранный Сюлянь отрывок – самый трудный для исполнения, и был рад уже тому, что сам нигде не ошибся. Когда Сюлянь закончила петь, он глубоко вздохнул, поправил одежду и следом за ней ушел со сцены.
Некоторые слушатели встали, как бы собираясь уходить. Они испытывали разочаровайие – Сюлянь на них ни разу не взглянула. Хуже было то, что они вообще ничего не поняли.
К столу прикрепили новое полотнище. Теперь на нем были изображены аист, два оленя и цветным шелком вытканы два крупных иероглифа: Цинъчжу, Слушатели снова уселись. Можно и подождать, поглядеть, может, Циньчжу будет получше.
Сначала на сцену вновь вышел Сяо Лю. На этот раз при настройке инструмента он особенно громко пробовал струны. Аккомпанируя Сюлянь, он больше думал о том, как бы не сбиться, а теперь решил показать все, на что способен. Настроив трехструнку, Сяо Лю с нетерпением ждал выхода Циньчжу. Глаза его не отрывались от полога двери, ведшей за сцену.
Наконец из-за полога появилась Циньчжу. Наклонив голову, она поспешила к стойке барабана, как будто торопилась быстрее спеть свой отрывок и заняться чем-то более важным.
Она и так была высокого роста, а тут еще надела туфли на высоком каблуке. С собранными на голове локонами она походила на рослую иностранку, одетую в длинный красный китайский халат. Циньчжу была слегка загримирована, в ушах, на пальцах и на кистях пошловато поблескивали украшения с фальшивыми камнями, которые она позаимствовала у матери.
Удивительное это место – сцена! Она может дурнушку превратить в красавицу. Циньчжу выглядела достаточно заурядно, однако артистические манеры плюс жеманство создавали впечатление девушки броской и шикарной. Столичные повадки и некоторая странность поведения позволили ей сорвать аплодисменты еще при выходе на сцену.
Подумаешь, что там музыка! В барабан она стучала громко, пела неуверенно, часто сбиваясь с ритма. Сяо Лю изо всех сил наигрывал на трехструнке, даже слегка откинулся назад и от напряжения закусил нижнюю губу.
Барабан, кастаньеты и трехструнка звучали одновременно, отчего у людей гудела голова. Однако слушатели внимательно следили за представлением, будто давно уже привыкли к такому шуму.
Циньчжу очень быстро почувствовала свой успех и тут же стала готовить почву для того, другого ремесла. Сначала она кокетливо глянула на одного, потом повернулась и состроила глазки другому. После первого отрывка она объявила, что теперь «преподнесет» публике особый номер под названием «Тетушка Ду Шинян в гневе бросает в реку сундук с драгоценностями». Зал оживился, и снова зазвучали аплодисменты.
Голос ее был пронзительным, сильным, но с некоторой хрипотцой на излете звука. Она скорее надрывала голос как могла, а не пела. Допусти она в тексте ошибку, никто бы этого не заметил, так же, как никто не обращал внимания на то, о чем она пела. Мужчины ловили бросаемые ею взгляды, им нравилось ее кокетство. Для Циньчжу это было гораздо важнее, чем четкая дикция.
Попадал ли в лад аккомпанемент Сяо Лю, тоже было не суть важно. Он старался вовсю, высоко подняв локти. Один изо всех сил играл, другая что есть мочи кричала. Поэтому, даже если кое-где и сбивался ритм, они все равно прекрасно друг друга дополняли. Слушатели взирали на все это затаив дыхание.
Такая свистопляска длилась минут двадцать, пока Циньчжу не закончила свой номер. Опустив голову; она несколько раз пробежала взглядом по рядам. Затем, умышленно виляя задом, медленно покинула сцену. За ее спиной раздался гром аплодисментов.
