Кемаль Орхан - Брошенная в бездну
Вот они хватают её за руки и хотят выбросить из дому. Она плачет, умоляет пощадить… Но всё напрасно!
Вдруг слышится барабанный грохот… Она просыпается в холодном поту. В дверь стучат кулаками. Назан вскакивает, бежит. Свекровь!
– Что случилось? Чего ты вопишь на весь дом?
Покраснев до корней волос, Назан опускает голову.
– Значит, это был кошмарный сон? Она кричала…
– Я совершала намаз и вдруг слышу – кто-то кричит. Подумать только, из-за тебя мне пришлось прервать молитву…
– Что тут происходит? – просыпаясь, спросил Мазхар.
– Кто вас знает! Твоя жена голосила на весь дом, словно её рвут на части.
– Кого?
– Я же сказала – твою жену.
– Ах, это ты кричала, Назан?
– Да, наверно, я со сна, – тихо пролепетала Назан, готовая провалиться сквозь землю. – Мне снилось…
Мазхар взял с комода сигареты, закурил. Он тоже провёл неспокойную ночь. Ему пригрезилась Жале. Он был ещё весь во власти сна и даже не слыхал, как шипела мать:
– Безумная женщина! Орёт, словно её режут. Виданное ли это дело?
Мазхар продолжал курить.
«Ах, вот как! – рассердилась Хаджер-ханым. – Я стою у его постели, а он даже не предложит мне сесть!»
Возвратясь в свою комнату, Хаджер-ханым хлопнула дверью. В утренней тишине, казалось, грянул орудийный выстрел.
Вскоре из её комнаты послышались громкие вопли и проклятья. Хаджер-ханым выла, словно раненый зверь.
Мазхар вскочил с кровати.
– Что за утро! Чего она опять хочет?
– Да ослепит тебя аллах на оба глаза, – кричала Хаджер-ханым, – да сделает он тебя нищим! Стоять тебе возле мечети с протянутой за подаянием рукой! Пусть взыщет с тебя аллах за труды мои! Будь ты проклят!
У Мазхара лопнуло терпение. Загасив сигарету, он бросился в комнату матери.
– Что с тобой? Кто тебя обидел ни свет ни заря?
Хаджер-ханым скинула с ног шлёпанцы и запустила их в сына.
– Вон отсюда, бессовестный! Чтоб тебя скрючило!
Шлёпанцы стукнулись о косяк двери возле самой головы Мазхара.
– Несчастный! Ведь я твоя мать. Жену сможешь найти и другую – женщин сколько угодно. А мать у тебя одна! Будь ты хоть падишахом, а не адвокатом, всё равно вот эти руки стирали твои пелёнки…
– Да в чём же, наконец, я провинился?
– Он ещё спрашивает! Я стояла чуть не у самых твоих ног, говорила с тобой, а ты? Словно меня там и не было!
«Так вот оно что!» – горько усмехнулся про себя Мазхар. А он-то думал, что совершил какой-то серьёзный проступок.
– Клянусь аллахом, когда ты вошла, я ещё не совсем проснулся. Я не мог прийти в себя от удивительного сна… Прости меня!
Хаджер-ханым немного смягчилась.
– Конечно, я знаю, что ты виноват не столько сам сколько… Одним словом, ты находишься под влиянием… – Она понизила голос: – Закрой-ка дверь и присядь вот сюда. Я долго не решалась, всё говорила себе: «Не вмешивайся! Это ни к чему хорошему не приведёт». Но… болит у меня душа…
Прикрыв дверь, Мазхар сел рядом с матерью. Под глазами Хаджер-ханым растеклась тушь. Она посмотрела на сына долгим взглядом и наконец сказала:
– Мазхар! Такой матери, как я, больше нет!
– Да я и не сомневался…
– Нет, ты послушай! Бывало, палец ушибешь, а у меня уже сердце колет… Всегда обо всём подумаю, всё предусмотрю до мельчайших подробностей.
– Ну, это известно, дорогая.
– Помолчи, не перебивай меня! Сейчас услышишь то, о чём тебе ничего не известно.
Мазхар умолк.
– Вот вчера отправился ты на прогулку с женой и сыном. Хорошо! А обо мне подумал? Сидела я здесь в одиночестве, перебирала чётки и молила аллаха: да сделает он так, чтобы люди не осудили тебя… Все меня спрашивают: «Уважает ли тебя сын?» Я отвечаю: «Слава аллаху!» Но если бы я сказала, что мой сын вовсе и не думает ни о ком, кроме своей жены и ребёнка, тебя попросту освистали бы.
Говоря всё это, мать не сводила с него глаз. Мазхару было не по себе от этого неотступного взгляда, но он сдерживался, ожидая, чем всё это кончится.
Хаджер-ханым вновь принялась за свое:
– Я всё тебе скажу начистоту. Вот сижу со вчерашнего дня без еды. А ты, мой сын, даже не поинтересовался, как я себя чувствую, может, хочу есть или пить?
– Дорогая мамочка! Какой об этом может быть разговор? Ведь мы одна семья, мой дом – твой дом. Разве нас что-нибудь разделяет?
– Да, разделяет! Разделяет твоя жена, моя невестка. Я никогда не прикасаюсь без спроса к твоему добру. Ну к чему мне твоё добро? Не приведи аллах, чтобы довелось протянуть руку к чужому.
Мазхар промолчал.
– И вот ещё что должна я тебе сказать, – продолжала Хаджер-ханым таинственным тоном. – Утром отправляешься в контору и возвращаешься только вечером, а знаешь ли ты, что в это время творится в твоём доме?
– А чего знать-то?
– Ишь ты! Я здесь по целым дням бываю, да и то всего не знаю.
– Да чего это «всего»?
– Ну, к примеру, штучек, которые здесь выкидывают. У меня, сынок, ушки на макушке. И друзей много. Уважают меня…
– Ничего не понимаю.
– Ты под влиянием злых чар, сын мой, околдовали тебя!
– Что за чепуха!
– Чепуха! Хороша чепуха! Смотри, как бы тебе не пришлось раскаяться в своих словах. Что там ни говори, а мир-то на заклинаньях ходжей держится…
– Ну, хватит!
– Неверие, сын мой, до добра не доведёт! От неверия все беды! Послушай меня, Мазхар, ведь недаром говорится, что такого друга, как мать, да такого города, как Багдад, нигде на земле не сыщешь… Пока ты сидишь там у себя в конторе, жена-то деньги колдунам раздаёт.
– О чём ты, никак в толк не возьму?
– Чего тут не понимать: околдовали тебя…
– Да кто же? Уж не Назан ли этим занимается?
– Конечно!
– Послушай, мама, ведь ты не хуже меня знаешь, что Назан – робкое, бессловесное создание. С утра до вечера торчит дома – стирает, скребёт полы…
– Уж мне ли не знать, чем она занимается. Неряха она и грязнуля, какой свет не видывал! Целый день ничего не делает, а перед твоим приходом принимается за работу. Хозяйство у неё запущено. Куда ни взглянешь, сердце кровью обливается… А знаешь, почему она сейчас вопила во всё горло? Потому что джины, с которыми она якшается, вцепились ей в горло. Не веришь? Думаешь, всевышний ткнёт пальцем в глаза: вот он грешник?
Мазхар уже не слушал мать. Он не придавал никакого значения её болтовне о колдовских чарах. Но неужели Назан, его жена, занимается всей этой чертовщиной?.. Подумать только: его робкая, безответная Назан в обществе каких-то ворожей и шарлатанов! И всё так ловко скрывать от мужа!
Он спросил, как же Назан ухитряется с ними встречаться.
– Что поделаешь, сын мой, не доглядела. Я ведь женщина больная, ноги у меня ревматические… Где уж мне угнаться за ней? Мало ли кто к нам приходит! Бух в дверь! Кто там? Молочник. Трах! Кто там? Зеленщик. Не проходит и часа, чтобы в дверь кто-то не постучал. Она тут же вниз! И шу-шу-шу!..
– А от кого ты узнала, что она занимается такими делами? – перебил Мазхар.
– Я поклялась этому человеку, что не скажу никому ни слова… Если хочешь сам убедиться, будь повнимательней. Посмотри, не припрятано ли что в твоей одежде? Может, там какой амулет зашит… Ведь эти колдовские средства разные бывают… Тут не только амулеты. Она может подмешать в еду жало скорпиона, а то и ещё какую-нибудь дрянь. Ты и не узнаешь…
Мазхар злился всё больше и больше. У него вновь разболелась голова. Что делать? Ведь у него в руках никаких доказательств. И что он мог сказать Назан? Нужно поймать её с поличным. А уж тогда он изобьёт её и вышвырнет на улицу…
Хаджер-ханым по лицу сына поняла, что ей удалось пробить брешь, – Мазхаром овладели сомнения.
– Ах, сын мой! Я так терзалась: если сказать обо всём, будет скандал, люди осудят. А не сказать – душа горит. Ну, посмотри сам на свою жену. Не женщина, а метёлка! Служанка несчастная! Ты спрашиваешь, почему я не беру на прогулку невестку. Дитя моё! Да как могу я взять её с собой? Мне стыдно. Она к тому же и двух слов связать не может. А вокруг столько женщин – пышных, как сдобное тесто. – Хаджер-ханым уголком глаза взглянула на сына. – Стройные, как газели, сладкие, как рахат-лукум. Губы у них – кораллы, зубы – жемчуг!.. И все женщины, все жёны чиновников города восхищены тобой!
Мазхар самодовольно улыбнулся.
– Нет, что там ни говори, а Назан тебе не пара.
– Что поделаешь, раз уж так случилось… – робко проговорил он.
– Сколько раз я тебе твердила: «Сын мой, дитя моё! Прогони эту девку, пока не поздно!» Отвязались бы от неё – и дело с концом! Да не послушал ты материнского совета. Пожалел её. А думаешь, она не нашла бы себе пару? На слепого бакалейщика и слепой покупатель найдётся…
Мазхар глубоко вздохнул и поднялся.
«Значит, жёны чиновников восхищаются мной?» Он вспомнил, как Жале, прищурив свои огромные зелёные глаза, сказала: «Ох, Мазхар-бей! Нет такой женщины, которая не захотела бы стать вашей рабой!» и ему почему-то стало вдруг очень легко. Головная боль прошла. «А что если отправиться сейчас в контору и пригласить туда Жале?» Эта мысль заставила Мазхара мгновенно забыть обо всех огорчениях и тревогах. Он обнял мать и расцеловал её в обе щеки.
