Кемаль Орхан - Брошенная в бездну
– Ты собираешься уходить, сын мой? Я всегда хотела бы видеть тебя таким, как сейчас. Да сбудутся желания твои!
Мазхар возвратился в спальню. Назан одевала только что проснувшегося Халдуна.
– Пойди и поцелуй руку бабушке, – сказал Мазхар сыну строгим голосом.
Халдун посмотрел на мать. Мазхар перехватил его взгляд и вспыхнул:
– Я тебе сказал, пойди и поцелуй бабушке руку! Чего же ты ждёшь?
Он схватил сына за шиворот и вытолкал из спальни.
Назан не понимала, что случилось. Ясно одно: опять всё обернулось против неё. Она осторожно, бочком, вышла из комнаты. Мазхар с отвращением поглядел ей вслед. «Невежественна, как базарная торговка! Впрочем, разве можно было ожидать чего-нибудь другого от голодранки из Сулеймание?»
Он передёрнул плечами, чувствуя, что никогда не был так несправедлив, но почему-то его не мучили угрызения совести. И он повторил уже вслух: «Базарная баба! Голодранка!»
Мазхар быстро оделся и, прихватив давно забытую трость с серебряным набалдашником, вышел из дому. Назан грустно смотрела ему вслед из окна. Вот муж пересёк улицу и замедлил шаги. В двери противоположного домика показался Рыза-эфенди. Мазхар сделал ему знак следовать за собой. Тот засеменил за ним, держась немного поодаль и подобострастно улыбаясь. Вскоре они свернули за угол и скрылись из глаз.
Назан отошла от окна. Что же случилось с мужем? Ведь он пошёл успокоить мать, но они, кажется, опять повздорили.
– Видно, у тебя совсем нет дела по утрам!
Назан вздрогнула и залилась краской.
– Быть может, ты уже выстирала бельё? Молока купила? Полы подмела? Ах, нет?! Так чего же ты слоняешься без дела? Не успел муж за порог, а она сразу к окну!
Назан, как всегда, молча ушла в кухню. Но злоба так и распирала Хаджер-ханым. Она подошла к дверям кухни и зашипела:
– А ты, наверно, себя не помнишь от радости? Думаешь, что у меня с сыном пошли нелады? Так запомни раз и навсегда, что твоё колдовство теперь не поможет! Лучше образумься, не то Мазхар поставит тебя на своё место.
– О чём это вы? – не поняла Назан.
Но Хаджер-ханым не удостоила её ответом. Смерив невестку презрительным взглядом, она важно удалилась.
Назан чуть было не рассмеялась: колдовство! Это она-то занимается колдовством? Махнув рукой, Назан решила больше не думать об этом. Но как ни старалась, слова свекрови всё время вертелись у неё в голове. Какая-то смутная тревога проникла в её сердце. Она глубоко вздохнула и задумалась, но тут же спохватилась: пора приступать к делам.
В этот момент в кухню вбежал Халдун.
– Бабушка велела надеть мне новый костюмчик!
– Она хочет взять тебя на прогулку?
– Да. Но мне не хочется.
– Т-с-с! Молчи!
В дверях вновь появилась Хаджер-ханым.
– Почему ты уговариваешь мальчишку не ходить со мной?
– Зачем бы я стала это делать, мама?
– Девка! не смей называть меня «мамой»!
Назан потупилась, молча взяла Халдуна за руку и повела в спальню переодеваться.
– Ну, что ты там застряла, как ишак в болоте? – раздался через некоторое время недовольный голос Хаджер-ханым.
Назан не выдержала:
– Это уж вы слишком!
– Как ты сказала? Дерзить? Мне?
– Вы сами вынудили меня. С утра только и слышу оскорбления и проклятья…
– Ах ты, голодранка! Совсем обнаглела. Тебя не то что ругать, избить мало. – Хаджер-ханым сжала кулаки и двинулась на невестку.
Назан стало дурно. Она в изнеможении опустилась на сундук и разразилась рыданиями.
– Ах ты, дрянь безродная! – продолжала поносить её свекровь. – В какую семью затесалась! Протри-ка глаза! Да известно ли тебе, что мой род идёт прямёхонько от султанского двора? Мне везде почёт и уважение. А мой сын? Ну разве ты ему пара? Он мог бы взять девушку из знатной семьи, а ты прилипла к нему, как смола. Околдовала ты его, околдовала, не иначе. Да ещё, наверно, эта старая ведьма, твоя тётка, помогла…
Наконец Хаджер-ханым вспомнила, что собиралась на прогулку.
– Халдун! Возьми свитер и иди ко мне! – крикнула она на ходу, направляясь в свою комнату.
– Хорошо, бабусенька!
Щедро накладывая на лицо белила и румяна, Хаджер-ханым бормотала, стоя перед зеркалом: «Я женщина тонкого воспитания! Да где ж понять это дуре неотёсанной, выросшей в трущобе!»
Назан тихо плакала, сидя в спальне на сундуке.
Вскоре она услыхала постукивание каблуков Хаджер-ханым. Спускаясь по лестнице, свекровь жеманно говорила:
– Дитя моё, дай ручку!
Они вышли на улицу.
Увидя Хаджер-ханым, соседка Наджие распахнула окно:
– Счастливого пути, ханым-эфенди! Далеко ли собрались?
– Погулять хотела, да помешали… Не обошлось у нас сегодня без скандала. Послала я Халдуна сказать матери, что мы уходим на прогулку. И знаешь, что она сделала? Стала уговаривать мальчишку: «Не ходи с бабушкой!» Я, конечно, разозлилась и помянула о колдовстве. А она покраснела до корней волос, мнется, но не отрицает. Была бы не виновата, так не молчала бы! Чувствует за собой вину, чертовка! Меня не проведёшь!
– Ваша правда, ханым-эфенди! Я, пожалуй, зайду к вашей невестке, попробую что-нибудь разузнать.
– Спасибо, дочь моя! Только смотри, будь осторожна – не догадалась бы.
– Ну что вы, Хаджер-ханым!
– Хорошо. Я пойду в город, а ты беги к нам.
– Счастливого пути, тетушка!
Наджие долго глядела вслед старухе. Она не верила ни одному её слову. Но разве это имело значение? Поправив перед зеркалом волосы, она, как была, в узкой короткой ночной рубашке перебежала через улицу.
По частому дробному стуку в наружную дверь Назан догадалась, что пришла Наджие.
Пришлось подняться и пойти открыть дверь.
– Назан-ханым, – сладеньким голосом запела Наджие, – как поживаешь, сестрица, что поделываешь?
Назан украдкой утёрла заплаканные глаза и, стараясь не показать, как ей тяжело, сказала:
– Ничего. Убираю вот комнаты. Заходи.
– Уж и не знаю, подниматься мне или не стоит?
Однако она тут же оставила у порога свои такуньи[8] и, перескакивая через две ступеньки, быстро поднялась по лестнице.
– Да ты, кажется, плакала?
Назан отвернулась, покусывая губы. Она готова была разрыдаться вновь.
Не получив ответа, Наджие продолжала:
– Что это опять случилось с твоей свекровью? В такую рань прибежала ко мне и давай тебя поносить… Вот кукла размалёванная! Хоть бы сына постыдилась. Чем ты ей опять не угодила, скажи, ради аллаха?
– Не знаю, – вздохнула Назан.
– Будь у меня такая свекровь, я б её придушила. Пусть бы мне потом в аду гореть, всё равно придушила бы! И голодранкой тебя называет и колдуньей… Ты скажи мужу, не будь дурой!
Назан прислонилась к стене и зарыдала.
– Перестань, сестрица! Слезами дела не поправишь! Лучше расскажи обо всём мужу.
– Он и слушать не станет.
– Неужели так любит мать?
– Не знаю!
– Я хочу тебе дать один совет – последи за мужем. Раз он так предан матери, значит, это неспроста. Кто знает, может, она его околдовала?..
– Околдовала?
– Ну да… разве ты никогда не слыхала об этом? Колдуны всё могут, даже человека ишаком сделать. Сильная штука – колдовство! Если женщина научится напускать чары, ей ничего не стоит привязать к себе мужчину. Пара пустяков!.. Сама-то я не пробовала. У моего мужа нет ни матери, ни сестры, к чему мне колдовство? Но тебе стоит попытаться. Надо только достать амулет. Ведь он хороший человек, твой муж! Спасибо ему, устроил моего Рызу в бар. Очень хороший человек! Если бы не свекровь, жили бы вы душа в душу!
– Да ведь всё из-за пустяков. Прицепится к чему-нибудь и пошла… Ты же видишь, я по целым дням из дому ни на шаг, живу, как в тюрьме. А вот, всё-таки…
– Так не годится. А почему бы тебе, сестрица, не попробовать выжить её из дому?
– Да куда там! Это невозможно…
– Нет на свете невозможного. Был бы топор, а с ним и в густом лесу дорогу пробьёшь… Неужто не обидно тебе слушать её брань? Даже у меня душа болит! И как она тебя только не обзывает – и потаскушкой, и оборванкой!.. Но ведь ты не кто-нибудь, а жена солидного адвоката… Он-то сам как к тебе относится?
– Вроде хорошо. Но…
Назан хотела сказать, что из-за свекрови у них часто бывают размолвки, но сдержалась.
– Говори, сестрица, говори! Не бойся! – подбадривала её Наджие. – Облегчи душу! Я умею держать язык за зубами. Ведь ты молода, да и я не стара. Мы поймём друг друга. Мне кажется, когда свекровь впутывается между вами, твой муж сразу становится другим? Небось, кричит на тебя?
– Ещё как!
– Скажи, а утром, когда он хочет пойти к матери пожелать ей доброго утра, ты его из ревности не пускаешь?
– Помилуй аллах! Какая может быть ревность?
– А когда свекровь звала на прогулку ребёнка, ты подговаривала его отказаться?
– Неправда! Клянусь аллахом, неправда!
– Ну вот! Значит, она просто наговаривает на тебя. Великая сплетница эта Хаджер-ханым! Клянусь аллахом, когда она умрёт, земля её не примет!.. Нет-нет, напрасно ты терпишь, сестрица. Возьмись за дело, а люди помогут. У меня на примете есть одна старушка, дальняя родственница со стороны матери. Зовут её Хюсне, славная такая, добрая. Но злых свекровей ненавидит – сама смолоду натерпелась от своей. Иная свекровь, говорит Хюсне, жалит страшней скорпиона. Если, говорит, придёт ко мне страдалица, которую замучила свекровь, так уж я найду средство, чтобы ей помочь… А дело-то в том, что у Хюсне есть один знакомый ходжа. Тоже старичок, ему лет под девяносто. Этот ходжа всё может. Напустит на человека чары, так тот побежит, словно ишак, которого подстёгивают плеткой. Ты не думай, что ходжа этим ради денег занимается. Просто любит помогать несчастным. Он дорого не возьмёт. Хочешь попытать счастья? Хюсне тебя никогда не выдаст, она умеет держать язык за зубами. Её хоть задуши, слова лишнего не скажет… Ну как, согласна?
