Редьярд Киплинг - Сталки и компания
– «Поподробнее» не обязательно, но наша позиция – оскорбленная невинность, точно так же, как тогда, когда сержант учуял, что мы курили. Если бы я не сообразил купить перец и посыпать им нашу одежду, нас бы точно вычислили. Кинг целую неделю являл чудеса остроумия. Называл нас в классе юными таксидермистами.
– Да, Кинг ненавидит Общество естествознания, потому что Крошка Хартопп – его президент. А все, что происходит в колледже, должно прославлять Кинга, – сказал Мактурк. – Но, знаете, только полный осел мог решить, что мы проводим время, набивая чучела, как какая-нибудь малышня.
– Бедный старый Кинг! – воскликнул Жук. – Он и так непопулярен в учительской, а за Яйцекролика ему просто намылят шею. Вот это да! Здорово! Отлично! Так и надо! Видели бы вы его лицо, когда влетел камень! А земля из горшочка!
И снова пять минут они изнемогали от хохота. Придя в себя, они наконец добрались до комнаты Абаназара, где их с почетом приняли.
– В чем дело? – спросил Сталки, быстро почувствовав что-то новое в обстановке.
– Ты сам прекрасно знаешь – ответил Абаназар. – Вас исключат, если поймают. Кинг же сумасшедший маньяк.
– Кто? Кого? Что? Исключат за что? Только за то, что играли на барабане?! Нас уже выгнали за это из комнаты.
– Вы что, ребята, хотите сказать, что это не вы напоили Яйцекролика и подкупили его, чтобы он бросал камни в кабинет Кинга?
– Подкупили? Нет, клянусь, мы этого не делали, – ответил Сталки облегченно, потому что ужасно не любил врать. – Что за примитивный ум, Киса! Мы были внизу и принимали ванну. А что, Яйцекролик побил камнями Кинга? Сильный, редкий человек Кинг? Потрясающе.
– Ужасно! У Кинга просто пена идет изо рта. Вот звонок на молитву. Пошли.
– Постой-ка, – проговорил Сталки бойким энергичным голосом, продолжая беседу, когда они спускались по лестнице. – А за что Яйцекролик побил камнями Кинга?
– Я знаю, – сказал Жук, когда они проходили мимо открытой двери Кинга. – Я был у него в кабинете.
– Тише ты, осел! – прошипел Китайский император.
– Да он уже ушел на молитву, – сказал Жук, заметив тень преподавателя на стене. – Яйцекролик был всего лишь слегка пьян и ругался на лошадь, Кинг стал чего-то ему выговаривать в окно, а потом, конечно, тот стал бросать камни в Кинга.
– Ты хочешь сказать, – сказал Сталки, – что это начал Кинг?
Кинг был за ними, и каждое хорошо взвешенное слово неслось стрелой вверх по лестнице.
– Могу поклясться, – сказал Жук, – что Кинг ругался как грузчик. Просто отвратительно. Хочу написать об этом отцу.
– Лучше сообщи об этом Мейсону, – предложил Сталки. – Он знает, как ранимо наше сознание. Подожди-ка. Мне надо завязать шнурок.
Остальные устремились вперед, им не хотелось ввязываться в готовящуюся сцену. И Мактурк подвел итоги военных действий.
– Видите ли, – начал он, прислонившись к перилам, – сначала он набрасывается на младших, потом он набрасывается на старших, а потом он набрасывается на тех, кто постарше, потом на человека, который не имеет отношения к колледжу и в результате получает, ну и поделом ему тогда... Простите, сэр, я не заметил, как вы спускались.
Черная мантия пронеслась мимо них как грозовая туча, оставив позади стоящую со скрещенными руками троицу, а труппа Аладдина двигалась по коридору на молитву, распевая без всякого умысла:
Эй, Пэт, следи за крошкой! Эй, Пэт, последи, не стой!
Заверни его в пальто, а то он устроит вой!
Эй, Пэт, следи за крошкой! Посиди с ним, не забудь!
Будет он всю ночь лягаться и не сможет он уснуть! Эй, Пэт, следи за крошкой!
ИСПОРЧЕННАЯ ИНТЕРЛЮДИЯ
Незамужняя тетка Сталки прислала ему две книги с надписью «Любимому Арти в день его шестнадцатилетия», Мактурк сказал, что их нужно заложить, а Жук, вернувшись из Байдфорда, бросил их на подоконник пятой комнаты и сообщил, что Бастабл может дать девять пенсов за обе.
– «Эрик, или Мало-помалу» почти такая же скучища как «Сент-Уинифред». И потом, обойдется твоя тетя. И к тому же у нас практически кончились патроны, дорогой Арти.
Сталки попытался встать, чтобы сцепиться с ним, но Мактурк уселся Сталки на голову, называя его «мальчик, чистый сердцем», и сидел так, пока не был объявлен мир. Поскольку у них была большая задолженность по латинской прозе, поскольку был солнечный июльский день и поскольку они должны были пойти на матч по крикету, то они решили возобновить свое интимное и мучительное знакомство с книгами.
– А, вот! – воскликнул Мактурк. – «Порка ужасно подействовала на Эрика. Он не испытывал ни раскаяния, ни сожаления», – отметь это себе, Жук, – «а стыд и яростное негодование. Он горел...» О, несчастный Эрик! Давай посмотрим то место, где он собирается выпить.
– Подождите-ка. А вот еще один пример. «Шестая, – говорит он, – это образцовая школа из всех частных школ». Но и эта школа, – Сталки постучал по позолоченной обложке книге, – не может избавиться от пьянства и воровства среди учеников, которые выкидывают по ночам малышню из окон и вообще... и вообще делают что захотят. Боже! Что мы упустили, надо было поступать в Сент-Уинифред!..
– Мне очень жаль, что мальчики моего класса так мало интересуются соревнованиями, – мистер Праут, если хотел, мог двигаться совершенно бесшумно, хотя, по мнению мальчишек, это не относилось к числу достоинств. Он без стука (еще один грех) распахнул дверь их комнаты и подозрительно взглянул на них.
– Мне очень жаль, что вы валяетесь в комнате.
– Мы были на улице все время после обеда, – устало произнес Мактурк.
Одно соревнование похоже на другое, а их «забавой» на этой неделе была стрельба по кроликам из тренировочных пистолетов.
– Я совершенно не вижу мяча. У меня на тренировке разбились очки. Я играл бы еще хуже, чем малышня, сэр.
– Видимо, ваше призвание еда. Еда и пиво. А почему вас троих совершенно не интересует честь школы?
Они столько раз слышали эту фразу, что она навязла у них в зубах. «Честь школы» была слабым местом Праута, и они знали, как зацепить его за живое.
– Если вы прикажете нам спуститься, сэр, конечно же, мы пойдем, – произнес Сталки с убийственной вежливостью.
Но Праут был настороже. С ним уже происходило подобное на одном из матчей, когда на виду у всех посетителей эта троица стояла около получаса, и подкупленная малышня показывала на них как на жертв тирании Праута. А Праут был человеком ранимым.
В бесконечных мелких союзах, образующихся в учительской, друзья-преподаватели Кинг и Макрей внушали ему, что спасение в играх, и только в играх. Мальчишки, которые не привлечены к игре, потеряны для общества. Нужно приучать их к дисциплине. Сам по себе Праут был благожелателен, но он никогда не был предоставлен сам себе, и мальчишки с дьявольской проницательностью молодости всегда знали, кому они обязаны за его рвение.
– Нам спуститься вниз, сэр? – спросил Мактурк.
– Не хочу приказывать вам то, что любой благоразумный мальчик сделал бы с радостью. Мне очень жаль, – и с этими словами он удалился, пошатываясь с неясным ощущением, что бросил доброе семя на бесплодную почву.
– А какой смысл в том, что он предложил? – спросил Жук.
– Да он свихнулся. Кинг пилит его в учительской за то, что он не может держать нас в узде, Макрей бормочет о «дисфиплине», а бедный Топтун сидит между ними и пот льет с него градом. Я слышал на днях, как Оки (дворецкий в учительской) говорил в подвале об этом Ричардсу (прислуге Праута), когда я пришел разжиться у них хлебом, – сказал Сталки.
– И что же сказал Оки? – спросил Мактурк, отбрасывая «Эрика» в угол.
– Он сказал: «Да разве ж они были б такими, если б не эти болтуны. Половина из них считает, будто у нас и ушей нет. Говорят про старого Праута, что он там сделал или не сделал со своей ребятней. А как же они станут хорошими, если ему достается». Вот так сказал Оки, а Ричардс страшно разозлился. У него за что-то зуб на Кинга. А знаешь почему?
– Потому что Кинг говорит о Прауте в классе, делая намеки и все такое, только половина ребят такие ослы, что даже не понимают, о чем он говорит. А помнишь, он говорил про «легкомысленный класс» во вторник? Он имеет в виду нас. Говорят, что он высказал совершенно ужасные вещи своим ученикам, высмеивая Праута.
– Ладно, мы здесь не для того, чтобы влезать в их дрязги, – сердито сказал Мактурк. – Кто пойдет мыться после переклички? Кинг устроит перекличку на крикетном поле. Пошли. – Турок схватил соломенную шляпу и направился к выходу.
Они добрались до павильона на сером побережье Пебблриджа как раз перед самой перекличкой и, не задавая вопросов, поняли по голосу и поведению Кинга, что его класс на пути к победе.
– Ага! – воскликнул он, оборачиваясь и демонстрируя свое ироническое отношение. – А вот наконец-то мы видим самый цвет «легкомысленного класса». Вы, похоже, считаете, что крикет ниже вашего достоинства. – Одетая во фланелевые костюмы толпа захихикала. – И, судя по тому, что я увидел сегодня утром, многие в вашем классе разделяют эту точку зрения. А позвольте спросить, что собираются делать благородные персоны до полдника?
