Сахалин - Дорошевич Влас Михайлович

 Все, что сделано на Сахалине дельного и путного в смысле дорог, устройства поселений, сделано Ландсбергом. И Бог весть, какая бы судьба постигла сахалинскую колонию, если бы в Петербурге не разыгралось трагического qui pro quo с "угрозой" ростовщика.

 Если сейчас смотритель тюрьмы, взобравшись на гору, хвастливо вынимает из кармана маленький барометр и с видом ученого начинает "по давлению воздуха определять высоту горы", это сведение занес на Сахалин Ландсберг. Кругом все его ученики. Все сведения, которые необходимы были для борьбы с непроходимой тайгой, занес сюда он. Ученики иногда не слушались своего "учителя из ссыльно-каторжных", делали "по-своему" и немедленно же завязали. Памятниками этого "поступанья по-своему" остались покинутые, утонувшие в болоте поселья, просеки, брошенные за ненадобностью, дороги, по которым надо восемь верст ехать три с половиной часа.

 Все, что делалось "по-своему", приходилось бросать и возвращаться к планам Ландсберга. Те работы, которые предпринимал на Сахалине Ландсберг, показывают в нем ум недюжинный, знания большие и человека талантливого.

 Ландсберг на Сахалине с первого же момента обратил на себя особое внимание. Даже туда проникла весть о "знаменитом процессе", и забайкальцы не могли не заинтересоваться "вчерашним блестящим петербургским офицером, вращавшимся в высшем обществе".

 Светский, образованный, на редкость умный, еще более ловкий карьерист по натуре, Ландсберг сразу головой выделился среди всего окружающего.

 - Знаете, - рассказывают моряки, в те времена плававшие на Сахалин, - подходишь, бывало, к Дуэ. На пристани, натурально, стоят все тамошние служащие. И сразу, с первого взгляда, самый порядочный изо всех Ландсберг. Видна птица по полету.

 Но самое главное это, конечно, то, что он был сапер. Он построил им пристань, которая не рушилась, кое-как, но все-таки поправил злосчастный тоннель, и они имели возможность отправить в Петербург телеграмму об открытии кривого тоннеля, по которому никто не ездит, в котором только беглым удобно сидеть, который никому не нужен.

 - Тоннель прорыт.

 Дорога нужна, - Ландсберг показывал, как это сделать.

 Ландсберг сразу стал на Сахалине "барином" и получил от каторги эту кличку. Он распоряжался работами, командовал партиями рабочих, фактически был начальником, жил не в тюрьме, и ему говорили "вы" - почесть на Сахалине редкая.

 Но это положение, которое Ландсберг сразу занял, было и трудным положением. Безграмотные всегда ненавидели грамотных. И сахалинских служащих глубоко возмущало "привилегированное положение ссыльно-каторжного".

 - Словно ровня.

 Не знаю, какие наказания приходилось переносить Ландсбергу, об этом с ним разговор поднимать было, конечно, неловко, но ему приходилось переживать трудные минуты. Вот один из случаев. Сахалинский служащий К. особенно возмущался "привилегированностью" Ландсберга.

 - Я ему покажу "привилегированность"! - это превратилось в пункт помешательства К.

 Однажды он застал Ландсберга в кабинете одного из служащих. Сидели и разговаривали. Этого только К. и нужно было:

 - Что? Как? Сидеть в присутствии начальства? Каторжнику? Заковать в кандалы! Посадить на неделю в карцер!

 И Ландсберг в кандалах высидел неделю на хлебе и на воде, в темном карцере, а К. гордился:

 - Каково я с а м о м у Ландсбергу задал!

 С другой стороны и каторгу возмущала "несправедливость".

 - За то же сослан, что и мы. Может, еще хуже!

 Каторга ненавидела "барина", "белоручку", "подлипалу", самозванное начальство, и Ландсбергу надо было держаться очень и очень настороже. При малейшем подозрении, что он "держит руку начальства", каторга его бы убила.

 Тут уж ему помогла, быть может, светская ловкость. Он умел поддерживать отношения и с нашими и вашими. И начальство было довольно и для каторги он оставался "товарищем", подчиняющимся ее законам. Ловкость, хитрость и изворотливость все время были в ходу и пускались в дело все долгое время каторги. На Сахалине известен, например, случай, когда Ландсберг спас жизнь одному из служащих. Каторга ненавидела этого служащего, решила его убить на дорожных работах, и Ландсбергу было приказано привести его в засаду.

 Привести - рисковать головой. Ослушаться каторги - тоже рисковать головой.

 Ландсберг придумал хитрую механику. Он повез служащего в засаду, но по дороге, еще далеко от засады, экипаж "вдруг" сломался, и Ландсберг убедил начальство:

 - Пешком все равно на работы опоздаем. Вернемся лучше обратно в пост.

 И служащий был спасен и приказание каторги не нарушено: вез человека, да не довез, не по своей воле. А на следующий день Ландсберг раскассировал зачинщиков по разным работам, - разъединил, и об засаде не могло быть и речи.

 Кончив каторгу и выйдя на поселение, Ландсберг завел лавочку, в которой продается все: дуги и гармоники, ситцы и деготь, кнутовища и конфеты.

 Это какое-то уменье найтись всегда и во всех положениях. Превратившись в мелкого лавочника, блестящий гвардейский офицер сразу оказался великолепным мелким лавочником. Он повел дело отлично. Его лавочка росла и росла. Он заводил связи с торговыми фирмами.

 И когда я поехал к Карлу Христофоровичу Ландсбергу, - на мачте, около его хорошенького, чистенького домика развевался флаг пароходного общества: он представитель крупного страхового общества, у него контора транспортного общества, он агент пароходной компании.

 Лавочка у него осталась, - целый магазин! Но в ней торгуют приказчики, а он только наблюдает хозяйским оком.

 За сигарой он беседовал со мной о компании каменноугольных копей и о компании для эксплуатации рыбных промыслов, - двух крупных компаниях, которые он затевает.

 Ландсберг кончил поселенчество и крестьянство. Теперь он мещанин города Владивостока, ездит от времени до времени за границу, в Японию, - мог бы, если бы захотел, вернуться в Россию, но живет на Сахалине, в комфортабельном домике, из окон которого открывается вид на пали кандальной тюрьмы...

 Ландсберг женат на очень милой женщине, акушерке, приехавшей служить на Сахалин.

 И трудно отыскать более нежную пару. Бог весть, нашел бы он в России такое же семейное счастье, какое отыскал на Сахалине.

 Так странно смотреть на этих двух людей.

 Словно крепко охватившие друг друга, спасшиеся после кораблекрушения.

II

 В кают-компании парохода "Ярославль" было шумно и накурено. Пароход пришел в ночь, и теперь, ранним утром, кают-компания была полна служащими, явившимися принимать привезенных арестантов. Целая коллекция гоголевских типов! Капитан по очереди знакомил меня со всеми. И когда очередь дошла до сидевшего за столом, что-то очень весело и оживленно рассказывавшего человека, сказал:

 - Карл Христофорович Ландсберг.

 В поданной мне руке я почувствовал согнутый мизинец. И это прикосновение подействовало на меня, как электрический ток.

 Этот мизинец был одной из улик против Ландсберга. Он порезал его, когда резал Власова.

 - Я очень рад с вами познакомиться. Губернатор говорил мне, что вы прислали ему телеграмму.

 Он говорил очень приятным голосом, в котором звучала любезность.

 Высокий, красивый и представительный господин, в усах, с сединой в волосах, но моложавый. Ландсбергу теперь, вероятно, под пятьдесят, но на вид гораздо меньше. Он сохранил моложавое лицо и почти юношески-стройную фигуру. Он - сама предупредительность. Быть может, он даже слишком предупредителен, - в нем есть что-то заискивающее; он никогда не говорит иначе как с любезнейшей улыбкой.

 Но когда, пожимая друг другу руки, мы встретились глазами, мне показалось, что я словно нечаянно дотронулся до холодной стали.