Гарольд Роббинс - Саквояжники (Охотники за удачей, Первопроходцы)
— Я так устал, Джонас, — прошептал он. — Пожалуйста, оставь меня в покое, мне очень жаль, но я уже ни на что не годен.
Он выскользнул из моих объятий и растянулся на полу. Подошедшая рыжеволосая девушка громко закричала, и музыка внезапно смолкла. Вокруг нас мгновенно собралась толпа. Слезая со стула, я почувствовал, что меня прижимают к стойке бара, и поднял взгляд на здоровяка в синем пиджаке.
— В чем дело? — поинтересовался он.
— Оставь его, Джо, — раздался позади голос Вайтала. Вышибала бросил взгляд через плечо.
— А-а, это ты, Сэм, — давление на мою грудь ослабло.
Я посмотрел на лежащего Эймоса. Дженни опустилась перед ним на колени, расстегивая воротник рубашки и развязывая галстук. Я наклонился.
— Он не умер?
— Нет, но у него сильный жар, думаю, лучше отвезти его домой.
— Хорошо. — Я вынул из кармана бумажку в сто долларов и бросил ее на стойку бара. — Это с меня за угощение. — Я оглянулся и увидел рыжеволосую девицу. Она смотрела на меня, и по ее щекам текла смесь слез и туши. Я достал еще одну стодолларовую бумажку и сунул ей в руку. — Перестань плакать и вытри слезы.
Наклонившись, я, поднял Эймоса на руки и направился к двери. Он был на удивление легким. Вайтал получил у гардеробщицы наши пальто и вышел вслед за мной на улицу.
— Он живет в нескольких кварталах отсюда, — сказал детектив, помогая мне усаживать Эймоса в машину.
Это был грязный серый дом. Перед дверью, возле открытых мусорных ящиков, стояли две кошки и злобно смотрели на нас своими желтыми, глазами. Это место совсем не подходило для больного человека.
Шофер выскочил из автомобиля и открыл заднюю дверцу, я протянул руку и захлопнул ее.
— Назад, в отель, — бросил я водителю.
Обернувшись, я посмотрел на Эймоса, лежащего на заднем сидении. Я никак не мог отделаться от мысли, что если бы все повернулось немного по-другому, там сейчас лежал бы мой отец.
9
Доктор вышел из комнаты, покачивая головой. Следом за ним шла Дженни.
— Завтра утром, когда он проснется, все будет в порядке. Кто-то подсыпал ему в выпивку амитал натрия, — сказал доктор.
— Что?
— Это такой наркотик, который грабители обычно подсыпают в выпивку жертве, — пояснила мне Дженни.
Я улыбнулся, предчувствие не обмануло меня. Вайталу ничего другого не оставалось. Он видел, что мне очень нужен Эймос, и я получил его.
— Он сильно истощен, — добавил доктор. — Слишком много виски и слишком мало еды. У него была температура, но небольшой уход все поправит.
— Спасибо, доктор, — сказал я, поднимаясь.
— Не стоит благодарности, мистер Корд. — Завтра утром я зайду взглянуть на него. Мисс Дентон, давайте ему эти таблетки каждый час.
— Хорошо, доктор.
Доктор откланялся и ушел. Я посмотрел на Дженни.
— Минутку, ты не должна сидеть всю ночь около этого пьяницы.
— Мне это несложно, я не впервые буду ухаживать за пациентом.
— За пациентом?
— Конечно, — Дженни удивленно посмотрела на меня. — Разве я не говорила тебе, что закончила школу медицинских сестер?
Я покачал головой.
— Колледж медицинских сестер Святой Марии в Сан-Франциско, — сказал она, — в тысяча девятьсот тридцать пятом. Год проработала в клинике, потом уволилась.
— А почему уволилась?
— Слишком устала от этой работы, — ответила Дженни с непроницаемым лицом.
Я не стал расспрашивать ее дальше, в конце концов это было ее личное дело.
— Что ты будешь пить? — спросил я, направляясь к бару.
Дженни покачала головой.
— Ничего, спасибо. Послушай, нет смысла нам обоим торчать тут всю ночь. Почему бы тебе не лечь и не отдохнуть немного?
Я в недоумении посмотрел на нее.
— Все будет в порядке, посплю утром. — Она подошла ко мне и поцеловала в щеку. — Спокойной ночи, Джонас. Спасибо тебе, я думаю, что ты очень хороший человек.
Я рассмеялся.
— А ты думала, что я позволю тебе разгуливать по Чикаго в твоем легком пальтишке?
— Я не из-за пальто, хотя и из-за него тоже, — быстро сказала она. — Просто я слышала, что он наговорил тебе, а ты все равно привез его сюда.
— А что мне оставалось делать? Не мог же я оставить его лежать там?
— Конечно, нет, — согласилась она. — А теперь иди спать.
Я повернулся и пошел в спальню. Это была дурная, сумасшедшая ночь. Во сне Эймос вместе с моим отцом бегали за мной по комнате, и каждый требовал, чтобы я сделал именно то, что он хочет. Но я не мог их понять — они несли какую-то тарабарщину. Потом Дженни, а может быть, и Рина, вошла в комнату, одетая в белое форменное платье, и они оба принялись бегать за ней. Я пытался остановить их, и, наконец, мне удалось вытолкнуть ее из комнаты и закрыть дверь. Я поднял ее на руки, но оказалось, что это плачущая Моника. Затем кто-то прижал меня к стене, и я увидел перед собой лицо вышибалы из «Парижа». Он начал светить мне в лицо лампой, и свет становился все ярче, ярче и ярче.
Я открыл глаза и прищурился. В окно вовсю светило солнце, было восемь часов утра.
Дженни сидела в гостиной, перед ней стоял кофейник и тарелка с тостами.
— Доброе утро. Хочешь кофе? — спросила она.
Я кивнул, подошел к комнате Эймоса и заглянул внутрь. Он лежал на спине и спал сном младенца. Я закрыл дверь, вернулся к дивану и сел рядом с Дженни.
— Ты, должно быть, устала? — спросил я, беря чашку с кофе.
— Немного. Но в какой-то момент усталость проходит и силы восстанавливаются. — Она посмотрела на меня. — Он много говорил о тебе.
— Да? Надеюсь, ничего хорошего?
— Он ругал себя за то, что расстроил твою женитьбу.
— Каждый из нас приложил к этому руку, и его вины здесь не больше, чем, скажем, моей или Моники.
— Или Рины Марлоу?
— Ну уж никак не Рины, — быстро возразил я и взял сигарету. — Главным образом, это произошло из-за того, что мы с Моникой были слишком молоды.
Дженни подняла чашку и отхлебнула кофе.
— Может быть, ты пойдешь немного отдохнешь? — спросил я.
— Я, пожалуй, подожду прихода доктора.
— Ложись спать, я тебя разбужу, когда он придет.
— Хорошо, — сказала Дженни и направилась в спальню, но потом вернулась и взяла с дивана норковое манто.
— Оно тебе не понадобится, — сказал я, — я нагрел тебе постель.
Дженни уткнулась лицом в мех.
— Как здорово.
Она ушла в спальню и закрыла за собой дверь. Я налил себе еще чашку кофе и вдруг почувствовал, что голоден. Сняв телефонную трубку, я заказал двойную порцию ветчины с яичницей и кофейник кофе.
Когда я завтракал, в комнату вошел Эймос. На нем было одеяло, в которое он завернулся, словно в тогу. Он подошел к столу и посмотрел на меня.
— Кто украл мою одежду?
При дневном свете он выглядел не так плохо, как вчера вечером.
— Я ее выкинул, — ответил я. — Садись завтракать.
Он продолжал стоять и молчал, потом через некоторое время осмотрелся.
— А где девушка?
— Спит. Она всю ночь просидела возле тебя.
Эймос задумался.
— Я вырубился? — это прозвучало скорее как утверждение, чем вопрос, поэтому я промолчал. — Похоже, что так, — сказал он, кивая головой. Потом тяжело вздохнул и поднял руку к лицу, при этом одеяло почти слетело на пол.
— Кто-то подсыпал мне наркотик, — в его голосе прозвучали обвинительные нотки.
— Поешь немного, в этой пище много полезного.
— Я хочу выпить, — сказал он.
— Наливай, бар вон там.
Эймос прошлепал к бару, налил себе порцию и резко опрокинул ее в горло.
— Ох, — крякнул он и налил себе еще. Его серое лицо слегка порозовело. Он вернулся к столу с бутылкой виски и сел в кресло напротив меня. — Как ты меня разыскал?
— Это было легко, мы просто проследили за фиктивными чеками.
Эймос налил себе очередную порцию виски, но оставил стакан на столе. Внезапно глаза его наполнились слезами.
— Было бы не так страшно, если бы это был кто-нибудь другой, а не ты, — произнес он, беря стакан. Я промолчал, занятый едой. — Ты не знаешь, что такое состариться, теряется чутье.
— Но ты не потерял его, — сказал я, — ты его выбросил, как хлам. Ты даже не поинтересовался моим предложением. Так что можешь и дальше пить.
Эймос посмотрел на меня, потом на стакан, наполненный янтарной жидкостью. Рука его дрожала, и несколько капель виски пролилось на скатерть.
— А с чего это вдруг ты превратился в моего доброжелателя?
— Ошибся, — ответил я, беря чашку с кофе и улыбаясь. — Я совсем не изменился и по-прежнему считаю тебя первым в мире засранцем. Что касается меня, то я и близко бы к тебе не подошел, но Форрестер хочет, чтобы ты управлял нашим канадским заводом. Этот дурень не знает тебя так, как знаю я, и все еще считает тебя величайшим инженером.
— Роджер Форрестер? — спросил Эймос и снова поставил виски на стол. — Он испытывал мой «Либерти-5», который я сконструировал сразу после войны. Он сказал, что это лучший самолет, на котором ему приходилось летать.
