Кальман Миксат - Том 2. Повести
Вначале это не вызвало удивления. Заурядный случай. Приходят четверо, пятеро и один за другим берут деньги; но затем приходит шестой и вкладывает сумму вдвое большую, чем выданная пятерым. Это — нормальное кровообращение в организме золотого тельца.
Но если нет ни конца, ни края, если дверь то и дело открывается и люди заходят только затем, чтобы забрать деньги, — то это начинает становиться странным.
Площадка перед пультом казначея была вся заполнена людьми, и когда отворяли дверь, можно было видеть, что и коридор забит до отказа.
Бойкий Арнольд Ракоци в страхе бросился к председателю.
— Удивительные вещи происходят, — доложил он, запыхавшись. — Кажется, весь мир примчался сюда, чтобы взять свои деньги из банка. Это неестественно, господин председатель. Что нам делать?
— Э, чепуха, — пренебрежительно бросил Колоши. — Что делать? Платите. Наш банк устойчив, как скала, и оттого, что на несколько человек больше, чем обычно, заберет свой капиталец…
В этот момент в соседнем помещении, где помещалась выплатная касса, послышался страшный треск, вслед за которым поднялся дикий шум, так что можно было подумать, что там сражаются индейцы.
Колоши содрогнулся.
— Сходите посмотрите, что там происходит. Ракоци выбежал из кабинета и тут же вернулся; выходил он розовощеким юнцом, а вошел бледный и растерянный.
— Вкладчики вне себя от возбуждения и нетерпения. Они выломали дверь, господин председатель!
Тут уж и Колоши побелел как мел и выбежал за дверь взглянуть на происходящее. Казначей утихомиривал толпу дрожащим, но любезным голосом:
— Подождите, прошу вас, господа, пока дойдет до вас очередь. Так нельзя. Никакой беды не случилось, прошу покорно. Всем будет выплачено, всем, всем.
Колоши моментально оценил положение, как опытный полководец в минуту опасности.
Бегите в ратушу за полицейскими, которые поддержали бы здесь порядок, и попытайтесь по дороге собрать информацию о том, чем вызвана эта история.
Потом он обратился по-французски к казначею:
— За этим кроется какой-то маневр. Дьявольская затея. Достаточно ли у нас наличных денег?
— До известной степени.
— Не следует пугаться. Нужно позаботиться о восполнении. Я займусь этим.
— Оплачивать ли суммы, положенные как срочные вклады? — спросил казначей.
— Пока — да, из тактических соображений, дабы вернуть к нам доверие, поколебленное подлым и загадочным образом.
Колоши обнаружил большое присутствие духа, и все же он сидел как на иголках, пока не прибыли полицейские, которые стали допускать клиентов к решетке кассы по одному.
Вслед за ними вернулся и Арнольд Ракоци; лицо его было в поту, но имело важное и загадочное выражение.
Председатель позвал его к себе в кабинет.
— Узнали что-нибудь?
— Все.
— Ну же! — нетерпеливо притопнул ногой председатель.
— Все это проделки разбойника Апро, сапожника.
Колоши выругался:
— Черт побери! Я сразу должен был бы догадаться! Ведь он угрожал мне… Что же он сделал?
— Он выставил сегодня утром в витрине своей лавки вкладную книжку нашего банка на две тысячи форинтов и объявление, что книжка срочно продается за полторы тысячи.
Председатель нервно покусывал усы.
— Вот как?.. Гм… Какая невероятная изобретательность заключена в этой косматой голове! Да он просто поджег нас! И надо же еще, что книжка эта — мой подарок. Я готов сам себе надавать пощечин. Ну и хитрая же бестия!
На память ему пришли слова сапожника: «Теперь очередь вашего благородия спуститься на ступеньку ниже. И тогда мы все же где-нибудь встретимся».
— Так нет же, не встретимся! — проворчал он про себя. — И я не спущусь на ступеньку ниже.
— Не прикажете ли чего-либо, господин председатель.
— Ну, и что стало дальше с этой книжкой? — спросил Колоши.
— У витрины собралась толпа, родилось подозрение, по городу разнеслась зловещая весть, и вот здесь, в соседней комнате, как вы изволили видеть, — продолжение этой истории. По дороге мне повстречался начальник телеграфного отделения: он сказал мне, что они не справляются с отправкой телеграмм, в которых все извещают своих знакомых, живущих окрест, что их деньги в опасности.
— Дьявольщина! Это нехорошо, — проговорил председатель, мрачно глядя перед собой. — Такое потрясение может просто-напросто разорить нас, если мы смело не выступим против него. А где сейчас эта книжка?
— Все там же, в витрине, и сейчас на нее глазеют.
— Сходите быстренько туда с каким-нибудь практикантом и выкупите ее. Первое дело в хирургии — это извлечь из тела пулю, причинившую рану. Но захватите с собою также двух солидных свидетелей, из заинтересованных лиц, чтобы они сами увидели, как бессовестно мистифицировал их сапожник. Постойте, постойте, Ракоци! Погодите, я напишу телеграмму в Будапешт, в Кредитный банк. Ночью я выеду в столицу, ибо заранее можно предвидеть, что нам понадобится поддержка. По дороге отправьте и телеграмму.
Колоши испортил четыре или пять бланков, прежде чем сформулировал текст. А какие дрожащие, косые вышли буквы, словно писала их сама его мятущаяся душа!
Умная мысль была взять с собою двух свидетелей; оба сразу же нашлись: честный Унош Херенци, известный тем, что любил во всем доискиваться правды, но никогда не находил ее, и Болдижар Хортян, уникум в своем роде: он был с теми, кто поносил банк, и с теми, кто верил в него.
А все-таки ловко замыслил это Ференц Колоши. Видно, от шампанского ум у человека варит иначе, чем от грошового вина. Вот и сейчас — перед какой дилеммой поставит он сапожника! Если тот отдаст книжку за тысячу пятьсот форинтов, тогда он форменный осел, ибо его шутка обойдется ему в пятьсот форинтов. Если же не отдаст за полторы тысячи — значит, сам распишется в том, что он отъявленный негодяй, одурачивший весь город. Более того, его, пожалуй, удастся привлечь еще к суду за понесенный банком ущерб.
Эх, Ракоци! Эх, Херенци и Хортян! Трудным орешком будет для вас Иштван Апро!
Пришли они к нему, но хозяина не оказалось дома. Коловотки сказал, что он ушел добрый час назад к следователю, куда его вызвали в качестве свидетеля.
— Мы подождем его, — заявил Ракоци.
Было уже далеко за полдень, когда Апро вернулся с весьма самодовольным видом. Для этого у него были все основания, так как сегодня он одержал одну из самых крупных побед в своей жизни.
Обстоятельства дела, разбиравшегося в суде как уголовное, вкратце сводились к следующему: инценский помещик Гаспаар Маньяи в прошлом году в день святого Михаила продал на городской ярмарке на несколько тысяч форинтов своих волов; когда он возвращался домой, на него напали неизвестные злоумышленники, ограбили и убили; был убит также и его кучер.
Маньяи закупил у почтеннейшего Апро несколько пар сапог; они тоже пропали из брички. Эти сапоги навели на след полицию, посчитавшую, что она опознала их на молодом мяснике из Брашова по имени Янош Драгер, который богател на глазах: опознала вследствие того, что ушки сапог были сделаны из холщовой ленты особого цвета и качества, которую употреблял Апро, купивший ее прямо в английской лавке в Карлсбаде.
Мясника начали допрашивать; вначале он смутился перед лицом следователя, но затем привел местного сапожника Яноша Блока, который показал, что сапоги эти шил он. И действительно, у него оказалась такая же холщовая лента, как у Апро, вернее, та же самая, ибо выяснилось, что ровно полтора года назад он получил ее взаймы от Апро.
Но поскольку почтеннейший Апро тоже опознал сапоги и утверждал, что это его работа, у следователя, который приехал из Брашова, чтобы свести их на очной ставке, разыгрался сегодня подлинный соломонов суд.
Следователь предъявил вышеупомянутый corpus delicti.
— Кто опознает эти сапоги?
— Я! Я! — в один голос ответили оба сапожника.
— Вы могли бы поклясться в том? — спросил следователь Блока.
— Тысячу раз.
— Вот видите, Апро, — произнес следователь. — А что, если вы ошибаетесь…
— Нет у меня такой привычки — ошибаться.
— Значит, и вы готовы поклясться в том же?
— Разумеется.
Следователь растерянно почесал затылок.
— Я не могу привести вас к присяге, ибо один из вас присягнул бы ложно.
Почтеннейший Апро передернул плечами.
— Вы помните, Блок, кому вы продали сапоги?
— Нет, не помню.
— А вы, Апро?
— Я продал их господину Маньяи, я помню это и утверждаю.
— Подумайте, Апро, взвесьте свои слова, ибо это ваше показание может стоить кое-кому жизни.
— Я привык продумывать и взвешивать все, что говорю. Следователь не знал, что и делать с этими свидетелями, он качал головой, играл своим аметистовым кольцом, а потом вдруг сердито воскликнул:
— Черт бы побрал двух завравшихся плутов! С ними невозможно докопаться до истины.
