Айн Рэнд - Атлант расправил плечи. Часть III. А есть А
Когда лишенное своих лучших рабов государство грабителей потерпит крах, когда оно превратится в хаос, как управляемые мистиками государства Востока, когда распадется на голодающие разбойничьи шайки, грабящие друг друга, а защитники морали жертвования сгинут вместе со своим высшим идеалом, в тот день мы вернемся.
Мы откроем ворота нашего города тем, кто достоин в него войти, города дымовых труб, трубопроводов, садов, магазинов и неприкосновенных жилищ. Будем действовать как пункт сбора всех аванпостов, какие вы создадите. С символом доллара как нашим гербом, символом свободной торговли и свободного разума мы пойдем в поход, чтобы снова отвоевать эту страну у бессильных дикарей, которые не поняли ее сущности, смысла, величия. Те, кто захотят присоединиться к нам, присоединятся; те, кто не захотят, будут не в силах остановить нас; орды дикарей никогда не были препятствием для людей, несущих знамя разума.
Эта страна вновь станет заповедником для исчезающего вида — разумных существ. Суть политической системы, которую мы будем строить, содержится в одной моральной предпосылке: никто не может получить никакой ценности от другого, прибегая к физической силе. Каждый будет стоять или падать, жить или умирать по своим разумным суждениям. Если человек не сможет воспользоваться им и потерпит крах, он будет единственной своей жертвой. Если он боится, что его суждение оставляет желать лучшего, ему не дадут оружия, чтобы исправить это. Если он решит исправить свои ошибки, перед ним будет пример тех, кто превосходит его, для наставления в умении думать; но подлости платить жизнью одного за ошибки другого будет положен конец.
В этом мире вы сможете подниматься по утрам с тем духом, какой бывал у вас в детстве: это дух пылкости, авантюрности и уверенности, проистекающей из того, что вы живете в разумной Вселенной. Дети не боятся природы: исчезнет ваш страх перед людьми, страх, который сковывал вашу душу, страх, который появился у вас при раннем столкновении с непонятным, непредсказуемым, противоречивым, своевольным, сокрытым, фальсифицированным, неразумным в людях. Вы будете жить в мире ответственных людей, последовательных и надежных, как факты; гарантией их качества будет система существования, где объективная реальность является мерой и судьей. Ваши добродетели будут защищены, пороки и слабости нет. Вашему добру будут открыты все двери, вашему злу нет. От людей вы будете получать не подачку, не жалость, не милосердие, не отпущение грехов, а единственную ценность — справедливость. И когда будете смотреть на людей или на себя, будете испытывать не отвращение, не подозрение, не чувство вины, а только уважение.
Таково будущее, какого вы можете добиться. Оно требует усилий, как и любая человеческая ценность. Вся жизнь представляет собой целеустремленные усилия, и единственный выбор, какой у вас есть, это выбор цели. Вы хотите продолжать битву за свое настоящее или сражаться за мой мир? Хотите продолжать борьбу, цепляясь за ненадежные выступы при скольжении в бездну, борьбу, где трудности, которые переносите, неизменны, и победы приближают вас к гибели? Или хотите предпринять борьбу, состоящую из уверенного подъема по уступам к вершине, усилиям, где трудности являются вкладом в ваше будущее, а победы неуклонно приближают вас к миру вашего морального идеала. И если вы умрете, не достигнув солнечного света, вы умрете на том уровне, куда доходят его лучи? Вот такой стоит перед вами выбор. Пусть это решают ваш разум и ваша любовь к существованию.
Последние мои слова будут обращены к тем героям, которые, возможно, все еще скрываются в мире, тем, кого держат в плену не их уклончивость, а их добродетели и отчаянное мужество. Братья по духу, взгляните на свои добродетели и на природу врагов, которым вы служите. Ваши губители удерживают вас вашими стойкостью, щедростью, простодушием, любовью: стойкостью, которая несет их бремя; щедростью, отзывающейся на их крики отчаяния; простодушием, которое неспособно постичь их зло и всегда исходит из презумпции их невиновности, отказывается осуждать их без понимания и не может понять таких мотивов, как у них; любовью, вашей любовью к жизни, заставляющей вас верить, что они — люди и тоже любят ее. Но сегодняшний мир таков, каким они хотели его видеть; жизнь представляет собой объект их ненависти. Оставьте их смерти, которой они поклоняются. Во имя вашей замечательной преданности этой земле оставьте их, не тратьте величие своей души на достижение торжества их зла. Слышишь ты меня… любимая?
Во имя лучшего в вас, не жертвуйте этим миром ради тех, кто представляет собой его худшее. Во имя ценностей, которые поддерживают вашу жизнь, не позволяйте, чтобы ваше видение человека было искажено уродливым, трусливым, безмозглым в тех, кто не достиг этого звания. Не забывайте, что подобающее состояние человека — это вертикальное положение, непреклонный разум и движение по нескончаемым дорогам. Не позволяйте своему огню гаснуть искра за искрой. Не позволяйте герою в своей душе сгинуть в одинокой борьбе за ту жизнь, которую вы заслуживаете, но достичь не смогли. Проверьте свою дорогу и природу своей битвы. Мира, которого вы хотели, можно добиться, он существует, он реален, он возможен, он ваш. Но чтобы добиться его, от вас требуется полная преданность делу и полный разрыв с миром вашего прошлого, с доктриной, что человек — это жертвенное животное, существующее ради блага других.
Сражайтесь за ценность своей личности. Сражайтесь за добродетель своей гордости. Сражайтесь за сущность человека: за его независимый, мыслящий разум. Сражайтесь за великолепную уверенность и абсолютную верность знания, что ваша мораль — это Мораль Жизни, что ваша борьба — борьба за достижение любой ценности, любого величия, любого добра, любой радости, какие только существовали на этой земле.
Вы добьетесь этого мира, когда будете готовы произнести ту клятву, которую дал я в начале своей битвы. И для тех, кто хочет знать день моего возвращения, я произнесу ее во всеуслышание: «Клянусь своей жизнью и любовью к ней, что никогда не буду жить для кого-то другого и не попрошу кого-то другого жить для меня».
ГЛАВА VIII. ЭГОИСТ
— Это не было реально, так ведь? — произнес мистер Томпсон. Когда смолк голос Голта, все молча застыли, глядя на приемник, словно в ожидании. Но теперь это была просто деревянная коробка с несколькими ручками и кружком ткани поверх утихшего динамика.
— Мы вроде бы это слышали, — произнес Тинки Холлоуэй.
— Мы ничего не могли поделать, — сказал Чик Моррисон.
Мистер Томпсон сидел на упаковочной клети. Бледное, продолговатое пятно на уровне его локтя было лицом Уэсли Моуча, расположившегося на полу. Далеко позади них, словно островок в полутьме студии, декорация гостиной, подготовленная для их передачи, стояла пустой, ярко освещенной, полукруг пустых кресел под проводами выключенных микрофонов заливал свет прожекторов, которые никто не потрудился выключить.
Взгляд мистера Томпсона блуждал от лица к лицу, словно в поиске каких-то особых вибраций, известных только ему одному. Остальные старались делать это украдкой, каждый пытался поймать взгляд других, не давая, однако, им поймать своего.
— Выпустите меня отсюда! — закричал один из молодых помощников, внезапно и ни к кому не обращаясь.
— Оставайся на месте! — рявкнул мистер Томпсон.
Звук собственного приказа и икание-стон застывшего где-то в темноте человека словно бы помогли ему вновь обрести привычное восприятие реальности. Голова его чуть поднялась.
— Кто позволил этому слу… — начал было мистер Томпсон повышающимся голосом, но умолк; вибрации, которые он уловил, представляли собой опасную панику загнанных в угол людей.
— Что скажете о случившемся? — спросил вместо этого он. Ответа не последовало.
— Ну? — Он подождал. — Ну скажите же что-то, кто-нибудь!
— Мы не должны верить этому, правда? — воскликнул Джеймс Таггерт, чуть ли не угрожающе приблизив лицо к мистеру Томпсону. — Правда?
Лицо Таггерта исказилось; черты лица казались бесформенными: между носом и ртом образовались усики из капелек пота.
— Потише, — неуверенно проговорил мистер Томпсон, чуть отстранясь.
— Мы не должны верить этому! — в категоричном, настойчивом голосе Таггерта звучало усилие оставаться в некоем трансе. — Раньше этого никто не говорил! Сказал всего один человек! Мы не должны этому верить!
— Успокойся, — сказал мистер Томпсон.
— Почему он так уверен в своей правоте? Кто он такой, чтобы идти против всего мира, против того, что говорилось веками? Кто он такой, чтобы знать? Никто не может быть уверен! Никто не может знать, что правильно! Не существует ничего правильного!
— Заткнись! — приказал мистер Томпсон. — Что ты хочешь…
