Лев Вирин - Солдат удачи. Исторические повести
Скоро в закопчённом котелке поспела уха. Друзья разлили по кружкам водку.
— Будем живы! Хорошо-то как здесь, — молвил Янко. — Что-то ты смурой нынче?! На работе заколодело, али девушки не любят?
Гриша ответил не сразу.
—Есть одна кручина. Да только, как её тебе изъяснить.
— А ты попробуй.
—Шёл я с тобой за тридевять земель, от самого Кракова. Верил, приду к мудрецу Спинозе, он меня научит, как сделать мир добрее, лучше. А мудрец-то помер. И в книжках его ответа не сыщешь. Выходит, всё впустую? Да и этот поп, ван Венден, манит к себе.
Янко разлил по второй и сказал задумчиво:
—Пора бы тебе, Гриша, бредни оставить. Не мальчик уже. Мир не нам изменять. Надо о себе думать, как жизнь прожить. Свою дорогу искать. А к попу этому не ходи! Наша вера православная, от отцов и прадедов. И менять её негоже. Эх, Гриша, — вздохнул Янко грустно, — подыщи ты себе хорошую бабу, женись, детей нарожай. Дурные мысли- то и уйдут.
А Гриша заново читал Спинозу, искал ответ. Похоже было, что ван Венден не врал.
На пасху Янко женился на Марте, дочери хозяина, и стал его компаньоном. К Крещенью родился сын, потом и две дочери.
Марта оказалась заботливой и доброй женой. Хороший дом, милые дети, достаток, любимая работа — что ещё нужно человеку для счастья!
И всё же время от времени на Янко нападала тоска. Он бросал работу и уходил из дома за город. Ловил рыбу. Часами сидел один, молча, где-нибудь под липой или вязом. Вспоминал Россию.
В эти дни Марта старалась не трогать мужа и готовила его любимые кушанья. Летом он уходил в порт, приводил в дом русских мужиков, бородатых, обветренных мореходов из Архангельска. Они много пили, пели протяжные русские песни. Сперва Марта побаивалась таких гостей. Потом привыкла, даже понемногу выучилась по-русски.
Прошло несколько лет. Как-то в августе Янко вытачивал бронзовое кольцо для зрительной трубы. Звякнул колокольчик на двери. Янко подошел к прилавку. Вошли трое: двое вельмож в бархатных кафтанах и пышных париках, за ними длинный, под потолок, парень в красной, фризовой куртке, белых холщовых портах и суконной шляпе, обычном наряде плотника. Однако вельможи явно заискивали перед долговязым.
— Что угодно милостивым господам? — спросил Янко.
—Говорят, у тебя лучшие в Амстердаме судовые инструменты, — сказал высокий с каким-то странным акцентом. — Покажи-ка мне хороший квадрант.
Янко подал ему инструмент.
— Ну и что, мин херц, — сказал по-русски вельможа в голубом кафтане. — Ничего особенного. Стоило тащиться в такую даль.
— Заткнись, Алексашка, — прервал его высокий. — Ты ж в этом ни черта не понимаешь. Такого доброго прибора я ещё не видел!
«Царь Пётр!» — догадался Янко. Он уже слышал о приезде русского царя в Голландию.
—Прекрасный инструмент! — сказал Пётр. — Сколько просишь?
—Позвольте, государь, подарить Вам сей квадрант, — ответил Янко по-русски.
Пётр удивленно посмотрел на него.
—Нешто ты наш? Откуда по-русски научился?
— Я из-под Полтавы. Механикус Янко Коваль.
—Вот диво! Наш, полтавский мужик, стал Механикусом в Голландии. Да ещё и лучшим! — обрадовался царь. — Слушай, Коваль, да я ж добрых мастеров для России по всей Европе ищу. Собирайся, поедешь в Москву. Мне Механикус ох как нужен. Дом дам, плату побольше здешней. Давай!
Через месяц Янко со всем семейством отплыл на голландском корабле, идущем в Архангельск.
***Гриша не жил монахом. Подружки были. Но такой, как пражская Хеленка, он так и не встретил.
В марте Григорий гравировал карту Индии. Позвали к хозяину.
— Капитан Торвальдсон ищет помощника, — сказал Брандт. — Может быть, ты ему и подойдёшь. Зайди в таверну «Копчёный угорь», потолкуй с ним. Жалко отпускать доброго мастера, да как отказать другу.
Кнута Торвальдсона в таверне Янко угадал сразу: тощий, длинный норвежец с продубленным лицом и короткой, шкиперской бородкой. Капитан угостил Гришу добрым пивом с копчёной рыбкой и долго выспрашивал: кто, откуда и что умеет.
— У меня помер второй помощник. А плыть в Йемен без человека, хоть немного знающего арабский, никак нельзя. Опять же, бумаги писать и бухгалтерию вести я не мастер. Могу взять тебя на его место. Сорок талеров в месяц на всём готовом. Правда, опасно. В Ост- Индийской компании из четырёх отправленных кораблей домой возвращаются три. Да я ещё мечтаю на возвратном пути завернуть к югу. Тасман искал там Южный материк, не нашел. Может, нам повезёт? Так что, ежели страшно, лучше откажись сразу. Предупреждаю честно. Думай, парень.
— Да я ни разу в море не бывал, — засомневался Гриша.
—Каждый из нас когда-то выходит в море в первый раз, — засмеялся Торвальдсон. — Первые дни будешь травить, потом привыкнешь.
— Так, сходу, поменять всю жизнь?
Грише стало страшно. Но Торвальдсон ему понравился. «Сразу видно, капитан, — подумал он. — Такой не растеряется, не сробеет. Потом, путешествие к Южному материку, в неведомые страны. Здорово! И Янко верно сказал, что надо искать свою дорогу!» Согласился.
Месяца полтора Григорий сидел над бумагами, проверял груз. После Пасхи пузатый торговый корабль отплыл в океан.
1994 - 2010
ВСТРЕЧИ
Таня
Август 1938 года. Как всегда по воскресеньям, в большой коммуналке старого дома на Воронцовской шумно. Базарят бабы на кухне, поёт, разучивая свои куплеты «артист эстрады Эдик Одесский», ссорятся и бьют посуду Сукины, и во всех восьми жилых комнатах из чёрных тарелок репродукторов гремит победно голос Левитана, возвещая об очередных рекордах стахановцев.
Лидия Петровна этих шумов не слышит: привыкла — выходной. С утра она сварила обед на три дня, прибралась в комнате, постирала и развесила на крохотном балкончике своё бельишко — можно и отдохнуть, разложить на круглом, обеденном столе «Могилу Наполеона», любимый пасьянс покойного дедушки Алексея Петровича.
Тихий, робкий стук в дверь Лидия Петровна услышала сразу. Подумала, что кто-то из соседей:
— Войдите!
В двери протиснулась худая, смуглая девочка-подросток в грязном платочке.
— Я к вам, тётя Лида. Можно?
— Таня! — Лидия Петровна кинулась к племяннице, обняла, прижала к груди.
Последний месяц шли массовые аресты командиров Красной Армии, и Лидия Петровна очень боялась за сестру и за её мужа, полковника Коровина. Он служил в Забайкалье.
— Папу арестовали?
—И маму тоже, — кивнула девочка. — Она наказала мне ехать к вам, в Москву.
— Бедняжка моя, милая! Как же ты добралась одна из Читы?
— Доехала, — устало улыбнулась Таня. — Под лавками, в рабочих поездах. В Перми проводница пожалела, пустила в своё купе.
—Голодная?
—Не очень. Потерпеть можно. Мне бы помыться, тётя Лида. Боюсь, завшивела в дороге.
—Сейчас согрею воду! Вроде бы ванна свободна.
Отмыв и накормив девочку, тётя Лида усадила Таню на диван:
—Рассказывай!
— По гарнизонам уже давно шли аресты. Папа мне ничего не говорил, да я и так всё видела. Как они с мамой до рассвета ворочались, шептались, слушали. Господи! Ждать так страшно! Дошла очередь и до нас. Среди ночи подъехала машина, слышу, сапоги протопали мимо нашей двери, наверх, значит, к комдиву. Папа сразу встал, оделся. А мне мама приказала лежать. Пришли под утро. Всё в доме перевернули, забрали папу. Мама начала собираться в Читу: «Это ж нелепость какая! Я до самого главного дойду! Я всё скажу!». Мама же отчаянная. Я ей говорю: «Я одна не останусь! Поеду с тобой».
Мама никогда никого не боялась. А в этот раз, видно, даже ей стало страшно. В Чите мы сначала зашли в церковь. Мама встала на колени перед образом Пресвятой Богородицы. Молилась и плакала. Я не умею молиться, только просила: «Матерь Божья! Ты добрая. Ты всё можешь. Спаси моего папу!»
