Владислав Бахревский - Свадьбы
- Мой главнокомандующий, я пришел к тебе с немецкими полковниками. У них есть план, - начал Василий Лупу.
- Позови своих немцев! - воскликнул Дели Гуссейн- паша в нетерпении.
Немцы прибыли. Главнокомандующий выхватил из их рук план.
- Вести земляной вал?.. - усмехнулся. - Что ж, падишах Мурад IV возвел вал и взял Багдад за сорок дней.
- Мы предлагаем сделать еще двенадцать подкопов, - сказали полковники. Их было двое.
- Будем копать, - согласился Дели Гуссейн-паша.
- Стенобитными пушками надо сбить башни и уничтожить казачьи пушки, - подсказали немцы.
- Мы будем палить, пока есть порох, - опять согласился главнокомандующий. - Мы не дадим этой своре головорезов ни одной минуты покоя… Ты в добрый час прибыл, великий господарь. Немецкий полк передай мне, сам становись во главе своего войска, против бастиона. Тебе покажут!
Глава пятая
Атаманы Черкасского городка решили на своем кругу в Азов не идти.
- Не хотим умирать за камень. Умрем за свои щепки!
Гонцом в Черкасский городок приезжал сподвижник
Дмитрия Гуни старик Крошка, запорожец, в 1638 году поднявший саблю на польских панов. Послушав казаков, Крошка усмехнулся:
- Вот так же и на Украине у нас. Были бы вместе - была бы каменная крепость, а мы каждый за себя, и получилась у нас не крепость, а шалаш от дождя. Щепы хотите? Будет вам щепа. За турками дело не станет.
На Крошку заругались, но он был не из пугливых.
Подскочил тут к нему казак седоусый, Петька Поспешай.
- Гей, атаман. Возьми меня с собой в Азов от позора. С сыном пойду.
- Спасибо тебе, - сказал Крошка, - Азову каждый человек ныне дорог. Мало в Азове людей, а сила идет против него несчетная. Только я, казак, не в Азов иду, а к себе, за Пороги, хочу войско привести в помощь славному казачьему городу. Азов запорожцев приютил в плохую годину, и мы его не оставим в беде.
Пригрозили атаманы черкасские Петьке Поспешаю, казаки в бока ему потыркали, но отпустили с миром.
А Петька Поспешай и в семнадцать лет Поспешаем был, когда сбежал из Переславля-Залесского, и в пятьдесят Поспешаем остался. Голова седая, а лицо мальчишеское, круглое, глаза смешливые: гляди и гляди за ним. Человек Петька не злой, а как выставит себя перед всеми, покашляешь. Степенные люди сторонились шутолома.
Вот и опять Петька пошутил.
Ощипал живого петуха, один хвост ему оставил, прокрался на двор атамана, посадил петуха на крышу и веревочкой к трубе привязал. Бегает петух по крыше атамановых хором, щипаными крыльями машет, орет по-дурному, а народ тут как тут. Хохот! Валятся от хохота. При всех лезть на крышу петуха гонять - лучше головой в прорубь. Пришлось атаману из пищали пальнуть. Слава господу, глаз не подвел.
Послал атаман верных людей огородами за Петькиной душой, а у Поспешая дома двери настежь. Баба его на полу сидит и убивается:
- В Азов убежал. Сам бы - черт с ним, с дураком! Детей потащил. Семке семнадцать, казак уже, а Васятке двенадцать весен…
Петька Поспешай и впрямь сам-треть летел на конях к Азову. Васятку он с собой брать пе хотел, зря жена грешила. Васятке велено было, как подойдут к Азову, вернуться с конями домой да мать беречь, покуда казаки за казачью славу бьются.
Человек предполагает, а располагает судьба.
Ночевали в стогу сена. Проснулись старшие от Васяткиных кулаков.
К их стогу ехал турок. Поводья бросил. В седле, как на печи, сидит, уютно ему, покойно трубочку табаком заряжает, песенку мурлычет. А за этим турком, чуть дальше, еще турки на арбах: за сеном приехали.
Опамятовались казаки, скатились со стога, на коней и драпать.
Поспешай скачет и ругается на чем свет стоит: растерялся, старый осел, надо было стог-то поджечь, а потом уж и улепетывать.
Турки казаков увидали, но не погнались.
Поспешай с сыновьями сделал круг, укрыл ребят в овраге, а сам на разведку поехал. Вернулся скоро и все в затылке чесал.
- Много турок в степи. Одного Васятку нельзя отпускать.
- Так берите меня в Азов, - обрадовался Васятка.
- Берите! Турки окружили город, через Дон мы с Семкой вплавь пойдем.
- Так и я вплавь.
- Не просто вплавь, а с камышинкой.
- Так и я с камышинкой. Впервой, что ли?
- То-то и оно, что впервой. Под Азовом не шутку шутят - война. - Отец серьезно и печально посмотрел на детей. - Теперь что назад идти страшно, что вперед. Впереди войско свое, а позади атаман-дурак и город-трус.
Весь следующий день отсиживались в камышах, а ночью много не проехали. Костров в степи как пожар.
На разъезд напоролись. Хорошо, Поспешай по-татарски знал, брехнул, что они люди мансуровских мурз. Темно, не видно… Пропустили. Но ехать дальше было нельзя. Бросили лошадей и - пешком к Дону. Плыть наугад не рискнули. Решили подождать, пока рассветет.
Рассвело. И увидели казаки, что расположились они в двадцати шагах от турецкого лагеря.
Разделись, одежду и сабли в кожаные мешки: Васяткину одежду отец себе взял. Мешки привязали на грудь. По камышинке срезали. Поспешай показал сыновьям на Водяную башню и шепнул:
- Туда гребите, да потихоньку. Здесь течением сносит. Как бы раньше времени не выплыть, из воды не высовывайтесь. Турки увидят, кликнут корабль да и выловят, как сомов.
Обнялись, и один за другим под воду, булькнуло трижды и - тишина.
Камышинку на большой реке не видать, да мало ли что по реке плывет.
Мехмед устанавливал в траншее огромную пушку “пасть дракона”, такими пушками ломали стены крепостей. Обладатель восьми голов, удачливый Юрем хвастливо тыкал пальцем в стену, где между зубцами стояли казаки.
- Вон мой тимар ходит. Чик-чик, и Юрем - тимариот.
- Казаки не купчишки, - мрачно и зло откликнулся Мехмед.
- Я же не спрашиваю, каких ты баранов выдал за воинов, белых или черных, когда отличился в прошлой войне…
Мехмед поднял правой рукой Юрема в воздух, покрутил и, не зная, как унять бешенство, сунул его головой в “пасть дракона”.
Притихшие воины Мехмеда захохотали.
- Теперь ты понял, как честно добывают тимары? - кричали они Юрему, выпавшему из жерла пушки.
Юрем не придумал ничего лучшего - стал кланяться Мехмеду, а тот махнул на него рукой и уставился на реку.
- Смотрите-ка!
Из реки выскочили три голых существа, белые, как люди, но с толстыми черными животами. Пустились к воротам крепости.
- Су кызлары! - в ужасе закричал Юрем.
- Кожа у них как снег, и глаза, кажется, голубые, но это не морские дэвы, - усмехнулся Мехмед. - Это дэвы усатые.
- Казаки? Но зачем они приплыли в осажденный город?
- Для того, чтобы среди нас было больше тимариотов.
Пушку наконец установили. Пушкари зарядили орудие,
дали пристрелочный выстрел. Ядро врезалось в зубец на стене, и зубец выпал.
- Ай да “пасть дракона”! - Мехмед нежно оглаживал пушку по лоснящемуся, как щеки беев, стволу.
И тут из воды выскочил еще один голыш и пустился к Азову, и Азов отворил ради одного ворота.
- Не много ли усатых дэвов спешит в Азов, - рассердился Мехмед. - Чего смотрят разъезды?
Он пошел доложить алайбею о том, что видел. Встревоженный алайбей доложил выше, и наконец эта неприятная весть коснулась ушей Дели Гуссейн-паши. Главнокомандующий засмеялся:
- Чем больше разбойников соберется в Азове, тем лучше. Чем ловить их по степи, прихлопнем сразу всех. Пусть плавают. Только глупцы могут искать себе погибели, которая есть Азов. Что нам одиночки против этого?
И Дели Гуссейн-паша указал на густое облако пыли. Это подходили анатолийские войска и следом за ними конница хана Бегадыра.
Хан Бегадыр явился под стены Азова с пятьюдесятью тысячами. Он подарил главнокомандующему арабского коня под седлом, унизанным жемчугом, золотую цепь и меч с огромными алмазами на рукоятке.
- Добро пожаловать, хан мой, - приветствовал его Дели Гуссейн-паша, стоя возле своего шатра, - да будет неодолимой твоя борьба за веру. Милости просим. В добрый час прильни к моему лицу, ибо ты, могущественный государь, борец за веру, выполняя повеление падишаха Османов, явился на войну, подобно разрушительной грозе.
Дели Гуссейн-паша повязал голову хана драгоценным шахским тюрбаном, подарил ему трех арабских скакунов, саблю из тянутой стали в драгоценных ножнах, соболью шубу и пару белья - штаны и рубаху. Ханская свита была одарена драгоценными халатами.
На четвертый день турки вновь подошли к Азову. Казаки встали на стены, но ни пушек, ни пищалок, ни барабанов.
- Они копают! - удивились казаки.
Осип Петров поднялся на стену, долго рассматривал работающих янычар, подозвал пушкаря.
- А ну-ка пальни!
Ядро не дотянуло до турок саженей пять.
- На стенах оставить караулы! - приказал атаман. - Всем копать - будем вести подкопы навстречу их земляной горе. Они небось надумали насыпать гору вровень с нашими стенами и пушками нас прибить.
