Б. Дедюхин - СОБЛАЗН.ВОРОНОГРАЙ
Бунко видел, что оба князя что-то затевают и что боярин Старков с ними в заговоре; но что именно, он все еще не мог догадаться…
Сегодняшний разговор пролил много света в его догадки.
Оба стремянные уже давно замолчали; заснул, казалось, и Волк…
Не спалось одному Бунко; он несколько раз вставал, поправлял затухавший костер, ложился снова на кошму, но заснуть не мог… В голову рязанца нахлынуло столько мыслей, что ему было не до сна…
«Дела!…- думал Бунко.- По Коломенской дороге идем… на Москву… А зачем на Москву? Коли с добрым, так не ходят тайком,- правду сказал парень.- А Волк-то на него как окрысился? Видно, не по сердцу пришлось!… Нет, тут доброго мало… Князь-от Дмитрий не из таких… Неужто ж Василия и впрямь согнать хотят?!»
Бунко от такой мысли бросило в жар.
«И нашего князя сманил за собой!… Видно, и впрямь так!…»
И чем больше думал и сопоставлял рязанец все последние события, тем более убеждался в справедливости своего предположения…
«Ну, сгонят они Василия,- думал он дальше,- мой-то князь все ж ни при чем останется… Значит, и нам выгоды от этого мало… Князь-от Дмитрий своих небось за собой потащит!… А что, коли упредить великого князя?!- мелькнула смелая мысль в голове Бунко.- Упредить и уберечь? То-то наградит небось! Окольничим сделает, в думу посадит, землей без счета наверстает!…»
Мысль гвоздем засела в голове рязанца. Он ворочался с боку на бок, вздыхал, несколько раз приподнимался и смотрел на своих товарищей…
Костер опять стал догорать; один только он и светился еще на поляне, остальные давно уже потухли…
Бунко приподнялся снова, хотел было подбросить в огонь ветку, но вдруг раздумал и швырнул ветку в сторону… Став на колени, рязанец заглянул по очереди в лицо всех троих товарищей. Все они крепко спали…
Стараясь не делать шуму, Бунко встал, перекрестился, шагнул в сторону, где были привязаны лошади, и скрылся в темноте…
Чтобы не разбудить кого из спавших и не поднять тревоги, рязанец стал пробираться по самой опушке поляны, от дерева к дереву. Он успел несколько раз споткнуться, разодрал себе о сучья в кровь лицо и руки, пока наконец добрался до коновязей… Бунко дрожащими руками стал разматывать повод первой лошади, которую нащупал в темноте.
– Помоги, Господин- прошептал он и взялся рукой за челку, чтобы вспрыгнуть на лошадь.
Бунко, однако, не успел этого сделать: чья-то тяжелая рука схватила его за горло и повалила на землю.
– Ты куда, пес?!- раздался над ним в темноте тихий, злобный шепот.- Бежать, упредить хочешь?…
Рязанец узнал голос Волка и понял, что все пропало.
– Пусти, ошалел ты, что ли?!- задыхаясь, прохрипел он.- Лошадей смотрел я…
Волк отнял свою руку и злобно засмеялся.
– Лошадей, гришь, смотрел? Ну ин ладно… Ступайка на свое место, а я здесь покараулю…
Рязанец с трудом поднялся с земли и молча поплелся на слабый огонек потухавшего костра. Теперь ему нечего было опасаться, и он шел напрямки, толкая и будя на ходу спящую челядь.
Бунко добрался до костра и, ругаясь про себя, снова улегся на кошму.
Через минуту вернулся и Волк. Он искоса взглянул на рязанца и усмехнулся:
– Ты, брат, не ходи уж боле… Не ровен час – рука у меня тяжелая… А об лошадях не тревожь себя: не украдут,…
Бунко притворился спящим и ни слова не ответил Волку.
Тот усмехнулся еще раз и улегся с ним рядом. Каждый раз, когда вспыхивал догоравший костер, Бунко видел, как блестели глаза соседа…
«Не уйти от него! Всю ночь караулить будет»,- с досадой думал рязанец.
Словно в подтверждение его мыслей Волк вдруг поднялся и подбросил на уголья целую охапку сучьев. Потухавший костер задымил и через минуту разгорелся ярким пламенем…
– Слушай, ты! – произнес Волк, остановясь над Бунко и пренебрежительно толкая его носком сапога.- Не знаю, что у тебя на уме… а глядеть за тобой буду в оба – смотри не промахнись вдругорядь!…
Бунко промолчал и на это…
На другой день оба князя по привычке проснулись рано. Узнав от челяди, что за ночь не было гонцов, князь Дмитрий нахмурился и сердитый ходил взад а вперед по сторожке. Видно, не выехал еше Василий-то… вот и нет вестей,- говорил ему в ответ Можайский, в глубине души сильно сомневавшийся в Старкове,- не подвел бы нас под топор приятель-от твой, государь!
– Этого, князь, бояться нечего – не расчет ему!- уверенно возразил Дмитрий…
За верность Старкова по отношению к себе Шемяка действительно мог ручаться: их дружбу скрепляли обоюдные выгоды.
И Дмитрий не ошибся.
Часа в три на поляне показался на усталом коне вершник. На все вопросы челяди он отвечал одним требованием- немедленно провести его к князьям.
Челядинцы провели вершника в сторожку и, поклонившись, вышли.
– От боярина ты? От Старкова?- нетерпеливо спросил гонца Шемяка.
Гонец поклонился вторично князьям и тихо, почти шепотом, заговорил:
– От него, от боярина Старкова, государь великий!…А велел сказать боярин: Василий, дескать, уехал нонче, в седьмом часу утра, в обитель… Так ты бы, государь, поспешил и к ночи под Москвой был… У рязанских рогаток свои будут люди, тож и у Константиновских ворот…А у ворот, государь великий, спросят: кто, дескать?… Так ты бы, государь великий, приказал людям своим сказать: государь, мол, и князь великий к себе жалует…
Гонец замолк.
Дмитрий взволнованно прошелся по избушке. Князь Иван сидел грустный и сумрачный: очень уж не по душе ему было все это дело…
Через несколько минут по выходе гонца из сторожки вышел и князь Дмитрий под предлогом, что ему надо о чем-то распорядиться.
Шемяка обошел всех людей и велел им быть наготове. Проходя мимо гонца, он сделал ему незаметно от других знак рукой…
– Не велел тебе боярин еще о чем сказать мне?- спросил тихо Дмитрий, когда вершник, понявший знак, подошел к нему под каким-то предлогом.
– Велел боярин сказать тебе, государь великий: поехал, мол, Василий, почитай, без охраны – всего с ним сорок человек… И еще велел: как войдешь в Васильевы палаты – забирал бы ты всех от мала до велика, чтобы упредить Василия не могли… Да и бояр Васильевых тоже прикажи своим людям позабирать, только чтобы князь Иван раньше времени не знал о том…
Дмитрий кивнул и отошел от гонца.
«Не вырваться теперь тебе из моих рук, братец Василий!- с торжеством думал Шемяка, возвращаясь в сторожку.- Помудрил над нами, и будет! Все твои обиды припомним тебе!…»
Через полчаса поляна опустела.
Непотушенные костры еще кое-где курились, догорая; несколько ворон прыгало по снегу. Голодные птицы присматривались, не осталось ли чего им после неожиданных гостей…
V МОСКВА-СИРОТА
В десятом часу вечера к московским рогаткам со стороны Рязанской дороги подъехала большая толпа всадников. Несмотря на позднее время, ночным гостям пришлось ожидать недолго, и через несколько минут они уже двигались по улицам Москвы.
Москва давно уже крепко спала.
Москвичи не подозревали, какая опасность грозят их любимому великому князю…
Не то бы было, если бы кто из жителей увидал отряд: загудел бы мигом набат на одной колокольне, потом на другой, и несдобровать бы тогда Васильевым недругам…
Но, на беду, никому и в голову не приходило выглянуть на улицу.
Всюду было тихо и безлюдно.
Отряд добрался до Константиновских ворот.
Воин, продолжавший служить проводником, слез с лошади и рукоятью плети несколько раз ударил в ворота.
Сейчас же – видно, все уже было готово к приему ночных гостей – в воротах открылось маленькое, потайное оконце, мелькнул свет фонаря, и чей-то голос спросил:
– Что за люди?
– Государь и великий князь к себе жалует,- вполголоса ответил Волк.
Послышалось осторожное позвякивание цепей: тяжелые, дубовые половинки, обитые железом, распахнулись, и всадники стали осторожно въезжать на кремлевский двор…
Шемяка, ехавший впереди вместе с князем Иваном, снял в воротах свою шапку и перекрестился; перекрестился и князь Иван…
– Помни, брат, что ты мне обещал,- проговорил глухим, встревоженным голосом Можайский,- пальцем не тронуть Василия и его семьи…
– Помню, помню, волоса не упадет с их голов, брат Иван!- изменившимся от волнения голосом ответил Дмитрий…
Подъехали шагом к золоченой решетке, окружавшей царский двор.
Ждали их, видно, и здесь: Волк тихо произнес несколько слов – и ворота решетки словно сами собой отворились…
Никто и не подумал слезть с коня, въезжая во двор: еще при въезде в Москву челяди было объявлено, что Василий больше-де не государь московский; что продал он, дескать, русскую землю татарам; что за такое лихое дело надо его с места согнать, а на его место сядет, мол, Дмитрий Юрьевич…
Потому никто и не подумал оказать уважения великокняжескому двору…
