Игорь Генералов - Святослав (Железная заря)
— Отмени приказ! — сказал печенежский князь, поигрывая ременной плетью и положив левую руку на гарду длинной кривой сабли. Свенельд, безоружный, набычившись, спустился с крыльца, вплотную подошёл к Кураю, молвил, возвышаясь на целую четверть и глядя сверху вниз:
— Коли у тебя порядка нет средь ратных, то я его наведу!
На миг печенегу показалось, что могутный рус разорвёт его пополам, что он даже саблю не успеет вытащить. За спиною Све-нельда тоже собирались кмети, готовые по первому зову бросится на печенегов. Сил у Курая не доставало, да и не только здесь, в Преславе, но вообще в болгарах сила была на стороне русов. Печенег уступил:
— Ладно! Твоя взяла! Но ты мне ещё ответишь перед князем Святославом! — прошипел он, сузив чёрные глаза.
Степняки больше не шкодили, но и общая рать выступила вскоре, спеша к границе болгарских земель. Во время переходов войско растянулось, подручники слушались плохо, спеша, будто наперегонки, нажиться на разоре местных сёл и градков. Пешая рать, поднимаясь после ночёвки, лишь к пабедью выходила на оставленную стоянку печенегов. Наученный горьким опытом поражения, Лайош держался ближе к Свенельду, не распуская полков, к тому же вести о приближении Варды Склира с войском, передаваемые местными, звучали чаще и чаще.
Курай шёл уверенно, будто по своей земле. Его люди обнаружили передовой отряд ромеев, стоявший в трёх поприщах от его рати. Князь прикинул свои и вражеские силы и решил наступать. К Свенельду не послали даже гонца. Печенеги надеялись на своих выносливых коней, привыкших делать на рысях долгие переходы, неожиданность напуска, решив прибрать себе всю славу и добычу, чтобы хвастать потом перед русскими, болгарами и этими недоносками, уграми, а сам Святослав будет с восхищением смотреть на Курая.
Печенеги высыпали на ромеев враз и кучно, дружно засыпав стрелами. Ромейский полководец Иоанн Алакас вёл своё войско осторожно, и потому пешцы без лишней паники свернулись ежом. Конница пошла в напуск, дабы отогнать степняков. Те разъехались, стреляя из луков и стараясь вымотать ромеев, уже в растерянности ломавших ряды. Иоанн отвёл комонных назад. Печенеги сделали ещё несколько коротких напусков, выманивая ромеев на поле, пытаясь навязать свой бой, где побеждает слабый, но более быстрый и лёгкий.
Стрелы хоть и нечасто, но жалили окольчуженных ромеев, то там, то здесь охал раненый воин, падали убитые. Иоанн, сам находящийся в центре войска, чувствовал, как, дуря голову, закипает кровь, ведь лучше броситься в сражение и умереть, чем ждать, что оперённая смерть минует или ударит в неосторожно высунутую руку или открытое лицо под шеломом. Фаланга под прикрытием вершников начала пятиться, забирая раненых и оставляя убитых.
Печенеги, взбодрённые отступлением врага, сбившись из рассеянного строя в лаву, попытались в сшибке опрокинуть кованную конную рать, но не смогли, откатившись обратно, снова стреляя и выманивая. Ромеи продолжали отступать, иногда останавливаясь, чтобы выровнять строй. Печенеги, как стая волков, гонящая раненую добычу, терпеливо ждали, когда она свалится. Наконец ромеи не выдержали и, сломав строй, побежали. Конная рать растерялась на мгновение, но этого мгновения хватило степнякам, чтобы обнажить оружие и с оглушительным рёвом навалиться на византийцев. Конные рати сцепились, остервенело рубя друг друга, и печенеги одолели бы, почти троекратно превосходившие числом, но тут случилось вдруг не всеми и сразу понятное. Курай, бившийся впереди своих, перестал ощущать плечи товарищей, обнаружив вокруг себя почти пустое поле. Не только спереди, но с боков и сзади нарастал рёв и поплыли чужие боевые хоругви, свои печенеги заметались по стесняемому пространству. Слишком поздно понял Курай, что ромеи попросту заманили его рать в засаду и теперь истребляли со всех сторон.
Степняки отчаянно рвались птицами, попавшими в силки. Никто уже не думал о победе только о том, чтобы найти брешь и вырваться. Каким-то чудом, сам толком не осознав как, Курай прорвался сквозь ромеев с остатками рати. Весь израненный, потеряв саблю, скакал, пригнувшись к шее коня, всё ещё ощущая за спиной погоню. Когда конь под ним ронял кровавую пену с удил и вот-вот готов был упасть, выжившие степняки достигли русского стана.
Курай не дождался набольшего воеводы. Не справился с ослабой, возникшей от битвы, ран и бешеной скачки. Знахарь перевязывал ему раны в шатре, когда Курай повалился на кошмы, обмякнув в руках лекаря. Знахарь не стал тревожить князя, тихо ступая по утоптанному земляному полу, отошёл в сторону. Свенельд смотрел на бритую, запрокинутую назад голову печенега, на чёрную острую бородку, что ярко выделялась на обескровленном побледневшем лице. Гибель печенегов ослабляла войско, но несмотря на это Свенельд почувствовал глухое злорадство. Нечего было перечить и делать так, как вздумается. Святослав ставил Свенельда набольшим над войском, но степная гордость указала сделать по-своему. Теперь лежи, князь, войска твоего нет, зато осталась глупая гордыня. Свенельд был из тех людей, что затаивает обиды в себе, что, сидя в душе, обрастают нерастраченной злобой и ждут своего часа. Зато и мстил по полной, изничтожая обидчика. Курай был беспомощен и его воинов Свенельд отправил в подчинение Лайоша, не дав им и часу роздыху.
То, что ромеи нападут, развивая успех, мало кто сомневался. Плохо доверяя необстрелянным, не бывавшим в боях ратникам болгарской пешей рати, Свенельд поставил её на челе, разместив на крыльях русов. Угорскую конницу поставили в передовом полке — она своими напусками вынудит ромеев начать наступление.
Византийцы показались в виду как-то сразу и быстро выученно построились. Лайош, привстав на стременах, оглядел ромейское войско, отметив про себя конные полки и ощетинившиеся копьями пешие фаланги. Вздев над головою шестопёр, махнул им, срывая с мест своих всадников. Угорские кони, топча твёрдую каменистую землю, набирали ход.
До пешей русской рати донёсся лязг железа и ржание коней. Ратнику, впервые участвовшему в битве, даже издали было страшно наблюдать за сшибающимися кметями, и он слабо надеялся, что ещё не скоро, не сейчас вал боя дойдёт до него. Угры несколько раз откатывались назад, но вновь сбивали строй и шли в новый напуск. Наконец, Лайош отвёл назад свою поредевшую рать. Ромеи слишком увлеклись преследованием и сдвинули всё своё войско.
Свенельд, проводя глазами потрёпанную угорскую уходящую на зады конницу, хищно оскалился при виде приближения растянутых рядов вражеских вершников. Ромеям было уже не поворотить коней, и они, пробившись сквозь дождь стрел, навалились на правое крыло. Замелькали перед глазами конские морды, развёрстые в крике рты чужих кметей, смертельный блеск железа. Конная рать отпрянула неожиданно, уступив место пешцам. По левую руку тоже всё кричало, лязгало и хрустело. Средние полки, стоявшие на челе, за которые опасался Свенельд, держали натиск, чувствуя поддержку со сторон.
Ромеи ослабели первыми, это почувствовал и увидел Свенельд, когда поредела фаланга и в византийском строю зазияли невосполнимые дыры. Воевода обогнал гридней, четырьмя страшными по силе ударами свалил троих ромеев, готовя своих к ответной атаке, пошёл вперёд. Тут-то и прокатилось по рядам сполошное: «Обходят!». Кованный полк катафрактов обошёл русских и ударил в тыл пешей рати. Нестойкие в бою, набранные из городов и сёл ратники ринули в бег. Оставленная в запас болгарская конница не смогла спасти положение, когда пешцы, давя друг друга, внесли сумятицу в свои же ряды. Русское войско разваливалось, будто глиняная чаша. Свенельд, спасая рать, затрубил к отходу, не ведая, слышал ли его рог в жутком вое битвы Акун.
Не давая себя окружать, русы выходили из битвы. Спасало то, что ромеи преследовали удирающую городовую рать, а многие уже грабили обоз и лупили доспехи с убитых. В поприще от поля боя Свенельд соединился с Акуном и так, занимая пустующие ромейские сёла, отбиваясь от преследователей, шли до самой болгарской земли. Варда Склир, до которого дошла весть о разгроме патрикия Петра и о том, что Святослав пустошит окрестности Адрианополя, отошел и сел в Аркадиополе, ожидая распоряжений Цимисхия, не рискуя пока идти на Преслав.
Глава 16
Как бы ни желали в Византии другого базилевса вместо Никифора, но зверское его убийство оттолкнуло от Иоанна многих. Желая не столько сгладить свою вину, сколько угодить знати завоеванием земель, а народу новыми победами, Цимисхий всё же поторопился. Константинополь был покорён, но теперь заволновалась провинция, нищая, голодная, всегда презираемая сытой, богатой столицей. Семейство Фок имело в Восточной империи глубокие разветвлённые корни, и серьёзной ошибкой нового базилевса было не учесть этого. Цимисхий как человек, поднявшийся на гору, отчётливо видел, что происходит вдали, но то, что находится внизу, было скрыто от его глаз. Дуке Варде, племяннику убитого Никифора Фоки, нетрудно было найти противников Цимисхия в Амасии, где он находился в ссылке, к тому же ему помогли ближние родичи — Феодор, Варда и Никифор. Тёмной ночью, когда стража, задобренная золотом, спала, Варда Фока со своими сторонниками сбежал. Сполох ударили «вовремя», когда мятежников было уже не догнать. Меняя на подставах лошадей, Варда добрался до города Кесарии, что в Каппадокии.
