Игорь Генералов - Святослав (Железная заря)
Перелом был близок. Чутьём, выработанным в бесчисленных битвах, Святослав это понял. Ещё немного — и ромеи шаг за шагом будут теснить русов с поля. Зарычав по звериному «Вперёд!», князь переступил через мёртвое тело, отбил боковой удар и обрушил меч на чей-то клёпаный шелом, разрубив его вместе с головой. В образовавшуюся дыру тут же рванулись за князем русы, прикрывая его с боков. Святослав шёл вперёд, расшвыривая ромеев, поддавшись полностью опьянению боя. Усталость ушла, открыв второе дыхание. Он не чувствовал тупых тычков сулиц и копий, не заметил как с неслышным в крике стали звоном слетела запона и сполз с плеч коц. Вокруг кружили чёрные от пыли лица, блеск оружия хороводил молнийным колесом. Потеряв себя, Святослав бросался в круговерть железа, слыша за спиной дыхание поспевающих за ним кметей, рубил, рубил и рубил.
Дюжий ромей в золотых чешуйчатых доспехах, схватился с ним в поединке. Ловким и сильным ударом коснулся спафионом [84] навершья шелома князя и сшиб бы его, если б Святослав был чуть медленнее. Повернувшись влево на пружинистых ногах, князь отпрыгнул в другую сторону, легко принял на щит слепой удар растерявшегося на мгновения ромея и обманным движением опуская меч сверху, как горбушей, рубанул вбок и чуть наискось, разделив византийца почти напополам. Пихнул плечом падающее на него тело, бросился дальше в сечу.
На правой руке Всеслав уловил заминку в войске византийцев, переставших выстреливать рати, и сам повёл своих в напуск. Кони тяжело водили боками, уставшие от сражения не меньше, чем люди. Колот снова чуть поотстал от воеводы, на полном скаку накладывал стрелу на лук, чуть пригнулся к седлу, хоронясь от вражеских стрел. Свои стреляли тоже, подавляя вражеских стрелков. Ромеи благодаря дурости, соперничеству воевод и недогляду патрикия Петра, не привыкшего водить большие рати, стояли, бестолково смешавшись пешие с конными. В эту кашу и врубился Всеславов полк, сразу войдя глубоко. Лапа, завязнув, бешено отбивался от насевших на него ромеев. В пылу боя его будто волной утащило в сторону, и он был теперь один. Наддав острогами коня, прорубался к своим. Не успевая поворачиваться в седле, услышал и почувствовал, как с железным треском разошлась от плеча до пояса кольчуга и кровь заструилась по телу. Подняв коня на дыбы, развернулся вместе с ним. Комонный ромей, оскаля в победной ухмылке зубы, замахивался для нового удара. Озлившись, Колот швырнул в него щит, выиграв несколько мгновений, с силой рубанул мечом. Голова византийца отвалилась набок, выпустив тугую струю крови. Колот рванул поводья, его неожиданно шатнуло. Удар с замаха пером копья по левому боку потряс его. Из лёгких, показалось, вышел весь воздух. Почерневшие от пыли губы сами по себе зашлёпали, как у выброшенной на берег рыбы, небо, вертясь, быстро потемнело.
В западинке на поросшем лесом холме пряталась болгарская конная рать. Выйти через лес на ромеев — шаг рискованный для вершника, но это была почти единственная возможность одолеть патрикия Петра. Задумка была такая — когда вспятят русские рати, болгары зайдут в тыл ромеям и пополошат их. Но всё пошло не совсем так. Битое левое крыло русских неожиданно выправилось при помощи болгарских пешцов, сейчас храбро вставших на пути ромеев. Всеславов полк врезался в левое крыло византийцев, едва его не опрокинув, и наделал там переполоху. Пётр бросил в бой свежие силы. Вот-вот Всеслав, разбитый, поскачет назад. И, то ли благодаря собственной ярости, то ли из-за того, что Всеслав оттянул на себя часть ромеев, русская «стена» на челе, хоть и медленно, но пошла вперёд.
Болгарский воевода Хрусан, наблюдая за кишением ратей внизу, машинально, не обратив внимания, сорвал кипарисовую ветку и растёр её в пальцах. Сейчас или позже? Наступление Святослава могло захлебнуться, когда византийцы бросят запасные полки. Русские, хоть и в пылу боевой злости, но всё же были на пределе. Дёрнув себя за усы пахнущей хвоей рукой, позвал стремянного.
— Вели выступать! — сказал, оборотив к тому строгое лицо.
Болгары Хрусана не спеша выехали из леса, набирая ход, рассыпаясь железною лавой, покатились с холма. Лёгкая арабская конница неслась впереймы, но не смогла повернуть вспять закованную в сталь рать и побежала обратно. Хрусан рассёк левое крыло византийцев, врезавшись в основные силы. Рёв, поднятый тысячью глоток, едва не оглушил Святослава. Почувствовав подмогу, русы, зайдясь задорной злостью, удвоили натиск. Ромеи почуяли, что пришла помощь врагам, но откуда, никто понять не мог. Падшие духом от безумной ярости русов, они были как подрубленный ствол, дуновение ветра — и он упадёт. Кто-то трусливый крикнул: «Окружают!», и никто не сумел сообразить в горячности боя, что сил у русов не было для окружения. Передние показали спины, продираясь сквозь задних и ломая свои же ряды. Ромеи падали гуще и чаще, а потом и побежали вовсе. Пётр бросил в бой последние силы. Куда там! Побежало сначала правое крыло, потом основная рать, за ними, как бы нехотя, дрогнуло левое крыло.
Новые выведенные полки, если бы поворотили бегущих, могли бы ещё переломить битву, но сметаемые своими же, думающими сейчас только о спасении жизней, побежали тоже.
Святослав забросил за спину ставший ненужным щит, обхватил меч обеими руками, стал рубить бегущих. Битва превратилась в убийство. Ещё отбивались, ощетинясь копьями, небольшие ромейские ватаги, какая-то свежая рать выскочила и схватилась с воинами Хрусана, но ничего содеять было нельзя. Измотанные до предела русичи (откуда только силы брались?) пересаживались на заводных коней и пускались вдогон. Святослав, оглядев изъеденными пылью, красными глазами поле, едва сейчас понимал, что одолели, стоял покачиваясь, всё ещё сжимая в деснице бурый от крови меч.
— Победа, княже! Бегут ромеи!
Неузнаваемый кметь, весь чёрный от своей и чужой крови, блестел весёлыми живыми глазами. И только посмотрев на него, Святослав будто вернулся обратно, сломав пелену, что застилала разум, заставляя рубить и проливать кровь. Он, не вытирая, вложил меч в ножны, едва попав в прорезь, но так и не смог разжать онемевшую руку, сжимающую черен. Чему-то усмехнувшись, князь вытащил меч обратно и так пошёл по полю страшный с чёрным окровавленным мечом.
Победившие грабили обоз, разволакивали мёртвых, сдирая с них доспехи. Патрикия Петра так и не видели, он, собирая остатки некогда большой своей рати, был уже на пути к Адрианополю, чтобы там за высокими стенами переждать ратную грозу. Русичи и болгары, преследовавшие ромеев, возвращались до позднего вечера, ведя на арканах полонянников. Кмети, дурные от усталости, слонялись по стану, многие, повалившись, уже спали. Знахари лечили раненых. Измождённому поредевшему войску нужен был отдых. Торопиться было не след. Если победит Свенельд, то дорога на Царьград будет и так открыта.
Глава 15
Борисова Болгария будто пробудилась ото сна. В Преслав стекались рати мужиков, охочих до боя, вооружённых кто чем: рогатинами, топорами, кое-кто с мечом или саблей; в стегачах, в кожаных шапках, покрытых сверху положенными крест на крест пластинами, на ком-то была дедова бронь, со старых походов на ромеев. В народе говаривали, что вернулись старинные времена как при Симеоне, когда болгары потрясали мечом Византию, потому и шли охотно и давали кормы на войско. Застоявшиеся печенеги рвались в поход. Из окрестных сёл на них поступали жалобы. Свенельд выговаривался их князю Кураю, просил, грозил, чтобы не разоряли болгар, Курай лишь разводил руками:
— Мои воины пришли за добычей, а не выедать траву на полях. Угры под Святославом сумы золотом набивают, а нам ни куны ещё не перепало. Зачем так несправедливо? Веди нас в поход, воевода!
Накануне выступления в Преслав пожаловали враги-соперники печенегов — угры. В первый же день Курай с Лайошем не поделили кормы и сцепились мало не до драки. Свенельд сам развёл противников, мысленно поблагодарив Святослава за «подарок». С печенегами он ещё худо-бедно ладил, как казалось, но тут в берлогу залез второй медведь. Молодое самолюбие Курая было уязвлено, он тоже был родовитым князем и был ещё согласен подчиняться Святославу как человеку, обладающему большей силой и богатством. Но не его воеводе, и тем более он не хотел быть на равных с уграми, что несколько поколений назад чинили кровные обиды его предкам. Теперь с печенегами будет ещё труднее.
За время сбора войска всегда спокойный Свенельд стал гневлив, пушил молодших воевод, и даже подручники ощутили на себе его ставшую тяжёлой руку. Печенежских воинов, что изнасиловали в одном из сёл молодую девку, приказал немедля повесить. Обозлённый Курай, которого даже не спрашивали перед судом, пришёл во двор к Свенельду и привёл с собою ратных.
— Отмени приказ! — сказал печенежский князь, поигрывая ременной плетью и положив левую руку на гарду длинной кривой сабли. Свенельд, безоружный, набычившись, спустился с крыльца, вплотную подошёл к Кураю, молвил, возвышаясь на целую четверть и глядя сверху вниз:
