Исай Калашников - Гонители
— Благодари аллаха, что я связан, — процедил он сквозь зубы переводчику. — Не они меня повергли на землю — предательство.
— Они хотят удостовериться, ты ли Гайир-хан.
— Закрой свой поганый рот!
Откуда-то прибежал Караджи-хан, распростерся у ног сыновей монгольского владыки.
— Это он и есть, Гайир-хан. Я помог вам, доблестные, схватить…
Ноги у Гайир-хана были свободны, и он с силой пнул в тощий зад предателя.
— У-у, старая вонючка! Что скажешь ты шаху, когда он вернется сюда?
Сыновья хана монголов не заступились за своего пособника. Молча смотрели на эмиров: один — надменно-брезгливо, второй — с благодушной улыбкой. Гайир-хан занес ногу второй раз, но молчание врагов образумило его. Нет, он не станет устраивать для них потеху.
— Твой шах отдал Бухару! — злобно огрызнулся Караджи-хан.
— Не верю тебе, вместилище лжи!
— Не верь… — Караджи-хан начал кланяться врагам, плаксиво затянул:
— Я помог вам, великие и могучие миродержцы…
— Мы у тебя помощи не просили, — передал переводчик слова того из сыновей, что смотрел на них надменно-брезгливо. — Нам предатели не нужны.
Ты умрешь на глазах тех, кого предал.
Два воина схватили Караджи-хана за ноги, отволокли в сторону и обезглавили. Гайир-хан развернул плечи, сам шагнул к воинам-палачам. Но его остановил переводчик:
— Ты сперва предстанешь перед лицом повелителя вселенной.
Его повезли по дороге в Бухару. Но он не верил, что древняя прекрасная Бухара стала добычей монгольского хана. У шаха столько храбрых воинов. И сражаются они за родную землю, за покой своих матерей, жен, детей. Кто сможет одолеть, если станут плечом к плечу?
Под Бухарой встретились толпы пленных. По дороге брели молодые горожане, понуро опустив головы. Монголы, сопровождающие Гайир-хана, охотно пояснили: молодых бухарцев гонят осаждать Самарканд. И все равно Гайир-хан не верил…
Не верил, пока не увидел город. Вернее, то, что от него осталось. Над дымящимся пепелищем возвышались полуразрушенные каменные мечети и дворцы с закопченными стенами. Ветер раздувал горячие угли, разносил искры, развевал хлопья сажи. Гайир-хан отвернулся. Он не мог видеть этого. И не хотел больше думать о шахе…
Глава 5
Вниз по Сейхуну, в двадцати четырех фарсахах от Отрара, находился город Сыгнак. Войско Джучи стремительно прошло это расстояние и облегло стены крепости. В юрте Джучи собрались на совет его ближние нукеры и нойоны тысяч. Джэбэ сидел рядом с Джучи, и нойоны, входя в юрту, кланялись, получалось — тому и другому одинаково. Все это не по душе Судую. Конечно, Джэбэ прославленный воин. Но как он может равняться с Джучи? Судую было обидно за Джучи и непонятно, почему великий хан жалует своего старшего сына меньше других сыновей. Он не сделал его своим наследником, хотя, по разумению Судуя, Джучи был бы угоден народу больше, чем любой из его братьев. Хан удалил от Джучи его сыновей. Хан приставил к нему Джэбэ… Будто без него Джучи не сможет ничего сделать…
Когда нойоны собрались, Джучи спросил:
— Что считаете разумным — бросить воинов на стены или предложить сартаулам сдаться по доброй воле?
В таких случаях по обычаю высказывались сперва младшие. Но тут первым заговорил Джэбэ:
— Мы упускаем время. Враг не ожидал нас здесь, он растерян. Надо не советоваться, а лезть на стены.
После Джэбэ никто из нойонов говорить не решился. «Да, да, надо сражаться…» Судуй видел, что Джучи недоволен этим, и не удержался, сунулся не в свое дело:
— Обложенный город не заоблавленный зверь. Не убежит. Если сартаулы откроют ворота, сотни воинов останутся жить.
Джэбэ вперил в него тяжелый взгляд — будто груз на плечи навалил, Судуй отвернулся, стал смотреть в сторону.
— Наши воины утомлены дорогой, — сказал Джучи. — Я намерен дать им отдых. А тем временем сартаул Хасан-ходжа отправится в город и попробует склонить своих соплеменников к сдаче.
— У тебя мудрые советчики, Джучи, — сумрачно проговорил Джэбэ.
Спросил у Судуя:
— Эй, молодец, как тебя зовут? Я хочу, чтобы твое имя стало известно великому хану.
Имя Судуя нойон знал. Сказал это для того, чтобы пригрозить не Судую, а Джучи: смотри, за ослушание с тебя спросит твой отец. Джучи понял это, но не испугался.
— Нойонов и нукеров дал мне мой отец. Совет любого, если он полезен, я принимаю, равно как и твой, великий нойон Джэбэ.
В голосе Джучи было спокойное достоинство, и Судуй подумал: «Молодец, вот какой молодец!»
Сопровождать Хасан-ходжу к воротам Сыгнака Джучи направил Судуя и десять воинов из своего караула. Был среди воинов и Захарий. Судуй, вскочив на коня, подмигнул кудрявому урусуту.
— Сейчас мы с тобой возьмем город. Джучи сделает тебя правителем. И ты забудешь твой Кивамень, свою Фатиму. У тебя будет жен, как у хана…
— За такое дело меня, христианина, черти на том свете на углях поджарят! — весело тряхнул головой Захарий.
— Э-э, Захарий, кто хочет рая на этом свете, тот не думает, что будет с ним на том…
Судуй показал плетью на Хасан-ходжу. Дородный, в богатом халате из китайского шелка, в огромной белой чалме, он гордо восседал в золоченом седле, толстые, мягкие пальцы рук были унизаны кольцами и перстнями, крашеная борода огнем пламенела на груди. Судуй почувствовал к этому человеку непонятное отвращение. Наклонился к Захарию, шепотом спросил:
— Ты бы поехал в свой Кивамень, как этот?..
— Как? — не понял его Захарий.
— Просить своих, чтобы они покорились.
— Да ты что! — Глаза у Захария стали совсем большими, совсем круглыми.
— Я бы тоже не поехал.
Они приближались к стенам города. На них было много народу. Стояли во весь рост, угрожающе потрясали копьями. Судуй начал беспокоиться, что Хасан-ходжу горожане не примут. Он остановил воинов на расстоянии, недоступном для стрел. Вперед, что-то выкрикивая, поехал один Хасан-ходжа.
— Переведи! — сказал Судуй Захарию.
— Он говорит: «Я иду к вам с миром». Он говорит: «Аллах да поможет вам быть благоразумными».
— Боится…
Ворота распахнулись, Хасан-ходжа исчез за ними, и они торопливо захлопнулись. Немного погодя они увидели чалму Хасан-ходжи на стене, среди воинских шлемов.
— Договорится… — сказал Судуй, о чем-то сожалея.
Но Хасан-ходжа не договорился. Его чалма взлетела над головами воинов и упала вниз. Следом за нею был сброшен со стены и он сам. Его тело с глухим стуком упало на землю. Распахнулись ворота, из них вылетели всадники. Судуй со своими воинами помчался к стану. Еле унесли ноги. Джучи и Джэбэ поджидали его возле юрты. Соскочив с коня, Судуй возбужденно крикнул:
— Готово! Был Хасан-ходжа — нету.
— Чему обрадовался? — спросил Джучи. — Э-эх!..
Джэбэ поправил на голове шлем, подозвал туаджи, приказал:
— Бейте в барабаны.
Он, как видно, уже не считал нужным советоваться с Джучи.
Под грохот барабанов воины хлынули к стенам города. Они тащили камнеметы, катили телеги с дощатыми щитами. Со стен полетели стрелы.
Джэбэ, закованный в железо, сидел на белом коне, правил войском. Джучи понуро смотрел на все это, и Судуй почувствовал себя виноватым перед ним.
И вправду обрадовался, что Хасан-ходжу сбросили со стены. Не в нем совсем дело… Вдруг Джучи потребовал коня. Как был — без шлема и кольчуги вскочил в седло, поскакал вслед за воинами. Судуй и Захарий не отставали от него ни на шаг.
Бросив коня, Джучи сам устанавливал камнеметы, бил тяжелыми глыбами в серую стену. Его глаза поблескивали от незнакомого Судую озлобления, и он презирал опасность. Пораженные стрелами, падали воины. Одна из стрел задела руку Захария, другая угодила в голову Судую, не будь на нем шлема, осиротели бы дети. Но к Джучи небо было милостиво.
Шесть дней и ночей летели камни, раздалбливая стены. На седьмой день в многочисленные проломы бросились воины. За убийство посла Джэбэ повелел истребить всех жителей Сыгнака. В живых остались не многие. Их Джэбэ отпустил на все четыре стороны: пусть узнают в других городах, что будет с теми, кто не хочет покориться.
Из-под Бухары прибыл гонец. Хан требовал Джэбэ к себе. Судуй был рад, что нойон уезжает. Без него все будет иначе. Все будет, как того захочет Джучи. Вечером за ужином он сказал Джучи об этом. Тот медленно покачал головой.
— Ты многого не понимаешь, Судуй.
Они сидели в юрте вдвоем. Дверной полог был отброшен. Вдали в густой темени розовели блики угасающего пожарища. После беспрерывного грохота камнеметов — было непривычно тихо. Не слышалось и говора воинов.
Утомленные, они спали беспробудным сном. Лишь изредка стонали, вскрикивали в беспамятстве раненые. И от пожарища доносился тоскливый вой собаки.
Джучи почти ничего не ел, подливал в чашку вино, тянул его сквозь зубы.
Его лицо становилось все бледнее.
— Я, Судуй, тоже не все понимаю. Слышишь, воет собака? Ее кто-то кормил, гладил по голове… Его убили. За что, Судуй? Не знаешь? Вот и я не знаю. Отец мне отдал эти земли и города. Если мы спалим города, поубиваем всех людей, останется голая земля. Но земли и у нас много. Для чего же мы проливаем кровь, свою и чужую? Не знаешь. И я не знаю. Мне, наверно, надо отказаться и от удела, и от всего. Оставлю себе юрту, немного скота и буду где-нибудь жить, никого не беспокоя.
