Сара Дюнан - Лукреция Борджиа. Три свадьбы, одна любовь
Эрколе д’Эсте – разумеется, не единственный, кто размышлял о преимуществах брака, – нашел успокоение, пересчитывая нули в сумме денежного приданого, и написал отдельно папе, а затем Чезаре, что он в восторге от предстоящей свадьбы.
А в Риме слуги Лукреции убирали на полки фаянсовую посуду и вновь доставали серебряные блюда. Хоть год еще и не прошел, траур закончился. Надев яркие одежды и драгоценности, Лукреция увидела в зеркале совершенно незнакомую молодую женщину. Грусть прошла, ее место заняла тихая сознательная решимость. Но светиться она так и стала.
* * *Лукреция и Альфонсо. К несчастью, ее нового мужа звали так же, как предыдущего. К еще большему несчастью, внешностью он сильно от него отличался. Его портрет прибыл, когда переговоры уже подходили к концу. Неужели она и правда однажды встречалась с ним? Даже совсем молодая девушка не смогла бы забыть такого уродца! Удивительно, что придворный художник не лишился работы. В двадцать пять Альфонсо д’Эсте был коренастым мужчиной с телом уличного хулигана, квадратной челюстью, крупным носом, густыми бровями и щеками, румяными от морозного зимнего тумана, стелющегося над рекой По. Сплетничали, что сильнее пушек он любит лишь женщин, – всех, кроме своей жены. Его первый брак с Анной Сфорцей закончился ее смертью вскоре после рождения ребенка. Младенец тоже не выжил. Анну выдали за него в пятнадцать лет; поговаривали, что он обращался с ней так, что смерть показалась ей счастьем.
Лукреция вновь взглянула на портрет. Она уже знала, что если женская красота отражает красоту души, к мужчинам учение Платона относится весьма опосредованно. Красота Чезаре уже никого не обманет, значит, и грубые черты не обязательно указывают на грубость души их обладателя. Люди Александра старались как могли. Жених, уверяли они Лукрецию, честный, мужественный человек, речь его лишена пафоса и лицемерия, присущих лживым придворным. Он талантливый солдат, со всей серьезностью заботящийся о своем государстве, – отсюда его страсть к новому оружию. Но он может танцевать до самого рассвета, а грубыми руками, привыкшими ковать в кузнице металл, играет на скрипке, подобно ангелу.
«Кузнец с талантом музыканта. Очень… мило», – решила она.
– А что он подумает обо мне? – робко поинтересовалась Лукреция.
– Ах, он будет боготворить вас! – заверили люди Александра, вложив в эти слова весь пафос и лицемерие, присущие лживым придворным.
Был в Риме один человек, который мог бы ответить на ее вопрос честнее. Когда Гаспар Торелла не наблюдал за ходом лечения в своей паровой бочке (или не устремлялся сломя голову в Неаполь, где его самый главный пациент снова страдал от болей, последствий плотской любви), то тратил многие часы на переписку с университетскими докторами из Феррары. Его тетрадь заполняли описания течения болезни их знатных пациентов, в том числе и представителей семьи д’Эсте. Учитывая, как Альфонсо любил ходить по шлюхам, не стоило удивляться, что наследник короля попал в список больных. По правде сказать (и это действительно была правда, ведь люди науки никогда не опустятся до сплетен), Альфонсо так серьезно слег с сифилисом, что по этой причине был вынужден пропустить похороны собственной жены.
Впрочем, какой прок знать об этом Лукреции или кому бы то ни было еще? Брак заключался не по любви. И даже не по взаимной симпатии. Это был чисто политический союз. Феррара, пусть высокомерная и чванливая, но столь уязвимая в этой новой Италии, выиграет, получив союзника в борьбе с Венецией, иммунитет от безудержного честолюбия Чезаре и баснословное приданое, а семья Борджиа обеспечит безопасность северным границам своих земель и получит по-настоящему законную королевскую ветвь на своем семейном древе, став частью одной из самых выдающихся династий Италии. И неизвестно, кто из них в итоге окажется в большем выигрыше.
А Лукреция? Что ж, впервые в жизни Лукреция получит дом и независимость вдали от своей семьи при одном из самых замечательных дворов тех дней. Она решила не задумываться о внешности нового мужа, вместо этого целиком погрузившись в мечты о чудесах того города, где он живет.
* * *Когда по основным пунктам удалось более или менее достичь договоренности, Эрколе отправил двух особых представителей, чтобы те побольше разузнали о невесте. Какое-то время эти двое могли лишь без конца посещать многочисленные празднества, последовавшие за официальным объявлением о помолвке. Чезаре вернулся из Неаполя и снова чувствовал себя отлично. Он отбросил мрачный настрой и присоединился к остальным Борджиа в стремлении во что бы то ни стало очаровать Феррару. Папа, энергия которого с каждой победой лишь росла, не ложился до рассвета, а поскольку больше всего он любил смотреть на то, как его дети танцуют друг с другом, все остальные тоже должны были остаться и смотреть вместе с ним.
– Думаю, вы согласитесь, что ваша будущая герцогиня полна изящества, – с гордостью заявил он двум представителям Феррары, у которых уже слипались глаза.
Но ради этого зрелища стоило поступиться сном. Зал освещали факелы и свечи, а вымощенный плиткой пол сверкал под ногами. Лукреция славилась тем, что в танцах не знала себе равных, и лишь Чезаре был в состоянии поспеть за ней. Барабаны и трубы брали столь бодрый ритм, что временами казалось, будто ноги танцующих едва касаются земли, а юбки Лукреции кружатся водоворотом. Затем следовал другой пассаж, где тон задавали лютни, а двое крадучись, скользя, обходили друг друга, и, словно в пламени свечи, в их грации сквозило напряжение, почти агрессия, тотчас передающаяся зрителям. Все в зале знали о натянутых отношениях между братом и сестрой, и их тела будто говорили то, на что никогда не осмелились бы их языки. Когда же они в последний раз танцевали вместе? Давно, и все знали об этом.
– Герцог и его сестра и любят, и ненавидят друг друга, – перешептывались в толпе, пока папа, ничего вокруг не замечая, с широкой улыбкой наблюдал за своими детьми. Послы, очумевшие от жары, судорожно подбирали слова, чтобы описать запутанные отношения в этой семье, которая вскоре станет частью их собственной.
* * *– Ах, госпожа, город вас очарует.
– Да, уверена, так и будет.
– Второго такого нет во всем христианском мире.
Лукреция выглядела веселой и вся светилась в предвкушении перемен.
– А правда, что герцог Эрколе снес половину города, чтобы возвести на его месте новые дома?
– Госпожа, еще ни один город Италии не строил столь амбициозных планов. Дороги теперь такие широкие, что на них можно устраивать гонки колесниц, а дома построены в новом стиле, в каждом свой двор и сад. Сейчас возводится дворец, стены которого будут украшены драгоценными камнями.
– Драгоценными камнями?
– Да, брильянтами. Это новый способ кладки, придуманный Россетти, архитектором герцога. Этот человек – настоящее чудо! Я удивлен, что его не вызвали в Рим. Еще у нас есть замок, а у реки Дворец-чтобы-разгонять-скуку. Да, так он и называется. Фрески его не имеют себе равных по красоте, а какие там дают концерты! Герцог – известный любитель музыки. Скоро вы сами все увидите.
– А поэты? Поэты у вас есть?
– Ах, наши поэты помогают управлять государством. – Юристы по образованию и дипломаты по профессии, эти двое довели свой навык совместных выступлений до совершенства, особенно когда разговор касался красочного описания их родного дома. – Маттео Боярдо правит Реджо и Моденой, слова льются из него как жидкое золото. Вы любите поэзию?
– Да, очень. У нас было несколько поэтов, раньше, при муже… – Она запнулась.
Улыбки застыли у них на лицах, и Лукреция беспечно махнула рукой. При муже… Можно подумать, что у нее никогда не было второго мужа. На секунду в голове у нее возник образ скульптуры, виденной однажды в базилике Святого Петра: высеченная из белого мрамора женщина с покорным видом держит на коленях тело прекрасного мужчины. «Не сейчас, – подумала она. – У меня еще будет время. Просто не думай об этом сейчас».
– Да, – тихо сказала она. – Я люблю поэзию.
– В таком случае вы знаете Пьетро Бембо. Он выдающийся ученый и часто посещает Феррару. Говорят, сейчас он пишет великолепную поэму о любви, какой мир не видел с тех времен, когда Петрарка окунал перо в чернильницу, работая над своими сонетами.
– Пьетро Бембо? Я слышала о нем. Хотя… не уверена. – Лукреция покачала головой, все еще не в силах забыть холодную красоту мрамора. – Похоже, мне многое предстоит узнать, господа. Да поможет мне Бог отыскать свою дорогу в этом удивительном путешествии.
И они улыбнулись. Чем больше времени они проводили со своей новой герцогиней, тем больше она, сама того не зная, их очаровывала.
«Ваша светлость и господин Альфонсо будут довольны, – писали они в своих отчетах поздно ночью. – Госпожа Лукреция – очень образованная и приятная дама, манеры ее ничуть не уступают внешности. Она религиозна и богобоязненна, скромна и учтива. Словом, поведение ее, по нашему разумению, не может быть… неподобающим».
