Давид Бек - Мелик-Акопян Акоп "Раффи"

— Что ж, тем лучше, — сказал Франгюл. — Этот крест и Евангелие возьмешь с собой.

— Отчего же, сын мой, если нужно, почему бы и не взять?

— Подай-ка их сюда.

Священник выполнил его приказ.

— Теперь погляди, что я буду делать, а после я объясню и смысл этого.

Широко раскрыв глаза, священник с любопытством стал смотреть. Мелик взял письмо, написанное им несколько минут назад, вложил в Евангелие со словами:

— Видишь, куда я кладу письмо?

— Вижу, как не видеть, прямо во вторую главу Евангелия от Марка.

— Верно, — сказал мелик, закрывая священную книгу.

Потом взял чистый шелковый платок, расстелил на ковре, сначала положил на него Евангелие, потом на книгу крест и завернул их в платок. А после запечатал края платка расплавленным воском. Тер-Арут удивленно смотрел на всю эту процедуру.

— Сейчас объясню, батюшка, зачем я это сделал, — обратился к нему Франгюл. — Крест и Евангелие, вот так запечатанные, отнесешь вместе с моим письмом к князю Торосу и от моего имени заверишь его, что все, написанное в письме, так же искренне и достойно веры, как слова священного писания. И чтобы князь Торос не принял твое свидетельство с сомнением, я еще раз с истинно христианской верой поцелую этот крест и Евангелие и у тебя на глазах поклянусь в искренности того, что написал.

И мелик Франгюл еще раз приложился к святыням, положит на них руки и торжественно поклялся.

— Но я не должен знать, что написано в письме? — спросил тер-Арут.

— Не должен знать, это тайна. Я посылаю тебя к князю Торосу как свидетеля, который своими ушами слышал мою клятву и своими глазами видел, как я с истинно христианским смирением поцеловал святыни. Я сожалею о своих прошлых ошибках, батюшка, и, склонив перед тобой голову, как кающийся грешник, признаю, что душой и сердцем всегда был христианином, только обстоятельства принуждали меня скрывать свою веру. Благослови меня, батюшка, это снимет грехи, поневоле совершенные мною.

Положив руку на его голову, священник благословил.

— Помнишь, батюшка, только что ты говорил о каре, которую понесет тот, кто раскроет тайну исповеди?

— Помню, как же. Головы этих людей будут смолоты на огромных жерновах, подобно пшеничным зернам.

— Ты никому не должен говорить о том, что я втайне исповедую христианство. Можешь сообщить только князю Торосу, если он спросит.

— Об этом не беспокойся, — сказал священник.

Хотя до сих пор тep-Аруту не доводилось видеть подобной странной исповеди и быть свидетелем столь необычной клятвы, но он слышал, что великие люди имеют привычку посылать друг другу запечатанные святыни как залог верности. Этих привычек придерживались даже магометане. Что же касается содержания письма, он не очень интересовался им, удовлетворившись словами Франгюла, что это тайна.

— Когда надо отнести письмо? — спросил монах.

— Сейчас же. Это так важно, что откладывать нельзя.

— Я не знаю, где находится князь Торос.

— Мой рассыльный проводит тебя к нему.

— Но старому священнику будет трудно идти пешком, если это не очень близко.

— Я прикажу выдать тебе отборного коня из моей конюшни. После возвращения можешь отвести жеребца к себе, как подарок от меня.

— Да благословит тебя бог, сын мой, и не оставит нас без твоей власти, — молвил священник, совершенно забывая про те маленькие сомнения, которые таил в сердце относительно искренности мелика

Потом Франгюл велел подать завтрак, чтобы батюшка не ушел в дорогу голодным. Во время еды он соизволил немного пошутить со священником, сказав, что тот не ест мяса, видимо, потому, что оно приготовлено мусульманином. А рассыльный Амбарцум в новой одежде с веселым выражением лица стоял в дверях и время от времени вмешивался в разговор. Ему тоже перепало несколько кусков с хозяйского стола, он скромно вышел и стал есть в прихожей.

После завтрака тер-Арут встал, взял пакет с крестом и Евангелием и спрятал в свой заветный карман — за пазуху. Мелик проводил обоих посланцев до ворот. Священник не заметил, как Франгюл отвел в сторону рассыльного и что-то шепнул на ухо.

Они уже отъехали довольно далеко от замка Франгюла. Тер-Арут с большим удовольствием подстегивал полученного в подарок коня. Хотя конь был старый, но все еще сохранял качества, присущие жеребцам благородной породы, да к тому же и резвость. Казалось, он летел, а не шел. Кляча рассыльного едва поспевала за ним.

— Не гони ты его так, — окликнул священника сзади соглядатай. — Куда торопиться? Как бы медленно мы ни ехали, сегодня поспеем.

Священник натянул поводья и подождал рассыльного.

— Отличный конь, — сказал тер-Арут, — жаль, немного староват.

— Старому человеку под стать и старая лошадь, — со смехом ответил Амбарцум. — Дареному коню в зубы не смотрят, батюшка.

Внезапно соглядатай умолк и обратил внимание попа на сцену, которая разыгралась позади них. Он с ужасом в голосе воскликнул:

— О, господи, что это?

— Что? — спросил поп, оробев не менее него.

Рассыльный протянул руку к крепости:

— Не видишь?

Священник посмотрел в ту сторону. У горца зрение горного орла. Хоть тер-Арут и был стар и от замка мелика Франгюла они отъехали довольно далеко, он разглядел, что происходило там.

У главных ворот собралась большая толпа, намеревавшаяся взять замок штурмом. Люди сновали взад-вперед. Вдруг ворота повалили, толпа ринулась внутрь, некоторые взобрались на крышу, видно, кого-то искали. Потом послышались крики, пушечная пальба.

— Господи боже, — повторял рассыльный. — Что за беда…

Деревенский священник в ужасе смотрел на замок. Его губы беззвучно шевелились, видно, он опять читал «Прииде»…

Они стояли на возвышении, откуда просматривалось довольно большое пространство. В эту минуту они заметили, как кто-то бежит по ущелью. Рассыльный узнал человека и позвал его по имени. Тот, хоть и расслышал, но не остановился. Амбарцум снова окликнул его и тот подошел.

— Что случилось, дядюшка Вани? — спросил Амбарцум. — Куда ты так спешишь?

Дядюшка Вани был слугой в доме мелика Франгюла.

— Чему же еще случиться? — ответил он жалобно. — Да смилостивится над нами бог. Люди Фатали-хана напали на замок, режут, убивают, ищут мелика Франгюла.

— И поймали? — спросил, дрожа, тер-Арут.

— Бог спас. Еще до того, как повалили ворота, мелик по веревке спустился в ущелье и исчез в кустах. Так и не нашли.

Подняв глаза к небу, священник перекрестился и сказал:

— Слава тебе, господи, слава!

Соглядатай последовал его примеру: снял шапку и, обнажив лысую голову, повторил те же слова. Потом спросил дядюшку Вани:

— Куда же ты теперь?

— Иду в деревню Чапнис. Надо дать знать Мкртуму, сыну мелика, чтоб спрятался, люди хана охотятся и за ним.

— За что? Он-то в чем виноват?

— Кто знает? Все двери в доме мелика Франгюла запечатали, говорят, его имущество перейдет к хану. Да накажет бог нечестивца и помилует нас…

Последние слова слуга мелика произнес со слезами, потом повернулся и побежал в сторону деревни Чапнис Вскоре он скрылся за деревьями.

Священник с рассыльным ошеломленно переглянулись, не зная, ехать дальше или возвращаться.

— Надо идти, — сказал Амбарцум, — письмо нужно доставить без задержки. Может, мелик предвидел все эти несчастья и, похоже, письмо об этом.

— Да, письмо надо доставить, — машинально повторил батюшка и погнал коня.

XXXI

Взяв письмо мелика Франгюла и расспросив священника, князь Торос приказал поместить его и рассыльного в отдельной палатке, пока он посовещается со своими военачальниками. Князь ждал возвращения мелика Нубара, который с несколькими людьми был послан разведать позиции врага. Мелик Нубар вернулся очень поздно, в полночь. Торос тотчас же созван в своем шатре совет. Присутствовали Степанос Шаумян, Бали и мелик Нубар. На всех лицах читалась ирония и насмешка. Лишь тот, кому было адресовано письмо, сохранял невозмутимое выражение лица. Князь Торос стал читать.