Скала альбатросов - Альберони Роза Джанетта

— Как ты думаешь, почему люди влюбляются? — спросил он ее как-то вечером, когда они сидели на большой террасе и смотрели на море.

— Потому что один нуждается в другом, — ответила Элеонора. — Как мы с тобой. После войны ты нуждался в женщине, и вот я тут как тут, грудастая такая, — Элеонора засмеялась. — Я шучу, — добавила она. — Кто знает, отчего у тебя возникла прихоть взять именно меня. Ведь ты можешь иметь каких угодно женщин. Я думала об этом, знаешь. Ты — знаменитый генерал Марио Россоманни, полевой адъютант кардинала, победитель. Все женщины Неаполитанского королевства готовы отдаться тебе. Я совершенно уверена, все хотели бы переспать с тобой.

— Aw?

— Для меня все немножко иначе. Ты спас мне жизнь, я тебя близко знаю. Ты не символ…

— А что, женщины влюбляются только в символы? — поинтересовался Марио. — Мне как-то странно, им ведь нужен конкретный мужчина, а не абстрактный символ.

— Видишь ли, они влюбляются в конкретные символы, в мужчин, ставших символами. Вроде короля, вроде Шампионне, даже кардинала… А кстати, кардиналу нравились женщины?

— Возможно, но у него их не было. Кардинал человек высочайшей нравственности.

— А знаешь, иногда ты пугаешь меня.

— Чем?

— Я чувствую, что ты… Не знаю, как бы это выразить словами… Опасный мужчина.

Марио показалось, что Элеонора имеет в виду свое увлечение им, и это польстило ему.

— А сколько раз ты влюблялась?

— О, множество, я без конца влюбляюсь.

— Но я хочу сказать — по-настоящему, безоглядно.

Элеонора сделалась серьезной.

— В пятнадцать лет я по-настоящему полюбила человека, которому было тогда за сорок. Друг моей матери. Наверное, если разобраться как следует, ее любовник. Женат, пятеро детей. Да ты, наверное, знаешь его. Сказать кто?

— Не надо, — ответил Марио, — разве это имеет значение?

— Это он научил меня заниматься любовью. Представляешь, мне всего пятнадцать лет… А он — настоящий развратник, который знал о сексе все. Ради него я готова была даже умереть.

— И чем это кончилось?

— Я стала одной из его любовниц, самой молодой, может быть, даже самой красивой. Однако мне хотелось, чтобы он принадлежал только мне. И он, наверное, устал от меня.

— А с другим, как его зовут — Ферруцци?

— Ах, Миммо… Он был очень забавен. Чего только не придумывал! Совершенно сумасшедший тип.

— Значит, не была в него влюблена?

— Нет… Так, как в первого, нет.

— Ав Роккаромано и Скипани?

— К Роккаромано я привязалась. Он же знатный синьор. Хоть и боров, но знатный. Я уже говорила тебе, он импотент, но я все равно привязалась к нему. Не знаю почему. А ты сколько раз влюблялся?

— Думаю, только однажды.

— В кого, в жену? В эту австрийскую графиню? Познакомился с нею при дворе?

— Нет, не в нее, в другую девушку.

— Во время войны? В Неаполе?

— Нет, много раньше. Очень давно.

— Как ее звали?

— Арианна.

— Она была красива?

— Необыкновенно.

— И почему не женился на ней?

— Она была бедна и не имела никакого титула. Меня заставили жениться на знатной австриячке по политическим соображениям. А я не сумел воспротивиться.

— А где она теперь?

— В Милане.

— И ты видел ее?

— Да.

— Что же случилось?

— Ничего. Она вышла замуж.

— Ты все еще любишь ее?

— Нет. Теперь мне нравишься ты.

Элеонора поднялась:

— Мне сказали, что там вдали есть какие-то острова. Отвезешь меня как-нибудь туда?

Марио отозвался не сразу.

— Возможно, — ответил он. Но его настроение изменилось. — Ладно, идем в дом.

После ужина Марио решил:

— Завтра утром поеду к матери, а ты живи здесь, в этом крыле замка, сколько хочешь. Тут есть Аделе и Пьетро, которые будут прислуживать тебе. Несколько месяцев тебе не стоит возвращаться в Неаполь. Однако ты говорила, будто у тебя есть родственники в Апулии. Где?

— Кузина в Фодже и тетушка в Бари.

— Хорошо, свяжись с ними. И напиши своим родителям в Неаполь. Анджело позаботится, чтобы письмо дошло без препятствий. Однако тебе не следует встречаться с другими людьми, особенно с твоими политическими друзьями. Узнаю, что не послушала меня, немедленно отправлю в Неаполь и даже не поинтересуюсь, что там с тобой сотворят.

— Я же дала слово, что никому о себе не сообщу и буду сидеть тихо.

— И не хвастайся никому, что ты моя любовница. Моя жена при дворе может создать тебе серьезные проблемы. Именно поэтому не беру тебя с собой.

Слушая его, Элеонора подумала, что, скорее всего, тут кроется какая-то другая причина. Его жену, видимо, нисколько не интересует, есть у мужа любовница или нет. Лишь бы только ничто не угрожало ее положению и богатству. Нет, это он, Марио, не хочет серьезно вводить Элеонору в собственную жизнь. Он спас ее, защитил, занимался с нею любовью, но предпочитает держать на расстоянии.

РАЗДУМЬЯ ДЖУЛИО ВЕНОЗЫ

Джулио лежал рядом с Арианной. Этим утром он проснулся рано. Свет, поначалу бледный, а потом все ярче, проникая в комнату, вызывал множество воспоминаний. В памяти возникла первая ночь с Арианной в этой постели, когда он окончательно уверился, что будет счастлив с нею. Вспомнил, как восхищалась она, когда вошла в его дом, где ее встретили, словно королеву. Искренняя радость девушки стала для Джулио самым большим подарком в жизни. Он гордился всем, чего достиг; еще не подозревая о встрече с Арианной, вспомнил, сколько принес жертв, сколько проявил изворотливости, сколько боролся и сколько вытерпел, прежде чем занял свое важное место в кругу миланской знати.

Он сумел сколотить значительное состояние. Конечно, больше всего доходов ему приносила торговля оружием. Это была его работа, и она нравилась ему, как и любая другая, приносящая богатство: он любил устраивать свои дела. Однако больше всего на свете Джулио любил красоту. Прекрасное составляло высшую ценность в его жизни. Бог — это тоже красота, и Арианна явилась для него земным отблеском божественного сияния.

Граф посмотрел на жену. Она сладко спала, улыбаясь во сне, и веки ее чуть-чуть трепетали. Наверное, снится что-то хорошее, решил Джулио. Он подумал о прошедшей ночи, о той радости, какую доставила ему близость с нею. Он не сомневался, что жена безраздельно отдается ему, правда, она никогда первой не проявляла инициативы к сближению, всегда немного как бы упрямилась, ей хотелось, чтобы за нею хорошенько поухаживали, прежде чем она подарит себя. А потом отдавалась, сначала с томлением, потом бурно.

Она удивительно хороша и потому может позволить себе поиграть в невесту даже после пяти лет супружеской жизни. Это именно такая женщина, о какой он мечтал с ранней молодости. Ему нравилось обладать ею утром, когда она бывала более расположена к близости. Ее чувственность, подумал он, просто сокрушает. При одной только мысли, что может прикоснуться к ней, он уже приходит в возбуждение. А уж ее поцелуй дарит ему такое счастье, какого он не помнит за всю свою жизнь. И сейчас, когда лежат рядом, даже не касаясь друг друга, они составляют единое целое.

Они — само олицетворение любви. Настолько сильной, что ему лаже страшно делается. Арианна глубоко вздохнула, повернулась, прильнула к мужу и уткнулась лицом в подушку рядом с его мускулистой рукой. Граф не шелохнулся. Он не должен будить ее.

Если бы она узнала, как сильно он привязан к ней, думал Джулио, как любит ее, он пропал бы. Иной раз, слишком часто сжимая жену в объятиях, он просто боялся утратить рассудок. Он не мог позволить себе такое. А тут еще этот Нава замучил его.

Его присутствие в Милане и прежде, до появления в этих краях Наполеона, сказывалось пагубно, а теперь стало еще губительнее. Сначала Нава восставал против австрийских реформ, теперь против французских. Никакой он не президент-викарий правительства, а просто-напросто оппозиционер. Возражает против всего. Реальность, по его мнению, должна оставаться недвижимой, как мозаика. И рассчитывал, что выкрутится с его, Венозы, помощью, поручив ему ведать общественными работами и культурными ценностями. На этом месте он, по мнению Навы, стал бы стражем порядка. Дурак он, ведь Наполеон уже подошел к Маренго [65], и ему нужен здесь отнюдь не покой.