Марта Шрейн - Эрика
* * *
Ехали до Москвы долго. Эрика все молчала, только прижималась к Николаю, но ни чувств, ни трепета не испытывала. От этого ей было страшно.
— Так дело не пойдет, — сказал Николай. — Мы с тобой муж и жена. Нам долго жить вместе, до самой смерти. Мы должны все друг о друге знать, а ты все молчишь и молчишь.
— Я не знаю, что важно для тебя? Не знаю, о чем говорить, — ответила Эрика.
— Тогда расскажи, как жила без меня. Как на конюшню работать послали, что ты думала и что чувствовала в мое отсутствие.
— Это невозможно пересказать, — грустно сказала Эрика.
— Мне можно, — шепнул Николай Эрике на ухо. — Я твой муж. А знаешь что, пойдем–ка в вагон–ресторан. Мы же сегодня зарегистрировали брак. Отметим это событие.
В ресторане ему все–таки удалось разговорить Эрику. Она рассказала, как в первый раз выпила водку под Новый год и потеряла сознание. Как пили шампанское на Рождество. «Мама с отчимом бал для меня устроили в ресторане», — пояснила она.
Но Николая тревожило ее безразличие к нему, и он спросил ее:
— Эрика, мне показалось, ты была не рада, когда я за тобой приехал. Что случилось? И почему ты такая грустная? Я люблю тебя. Но ты как будто где–то далеко.
— Я и сама не понимаю, что со мною делается, — ответила Эрика. — Мне страшно. Меня ничего не интересует.
— Ну что–то случилось, расскажи. Выплесни все, что у тебя накопилось на душе.
— Я ничего не чувствую. Я расскажу, все расскажу, что касается меня, но только меня, — уточнила она. — У меня голова кружится от шампанского.
— А я ведь хотел, чтобы ты расслабилась и стала откровенной. Ты ведь теперь мне жена.
— Я была бы откровенной, но здесь подслушать могут. Это надо по–немецки или по–французски говорить, чтобы никто ничего не понял. Так все наши делают. А я мало слов знаю… Расскажу о папе. Он умер в шахте. Прошло три месяца. Я его так любила! Он был хороший человек, а его диверсантом обозвали. Я уже знаю, как хороших людей в тюрьмы сажают. Еще у меня подруга была, Инна. Она повесилась… В этом виноват ее родной отец, Попов.
И Эрика выложила сразу все. И про смерть Инны, и про то, как Попов догадался, что ей все известно, и про Нюрку, которая их выследила, и про комсомольское собрание. Наконец она рассказала, как издевался над ней Попов, как угрожал, что насильно жениться на ней. Она всхлипнула, а потом, не сдержавшись, заплакала навзрыд. Николай успокаивал ее:
— Тихо, тихо, дорогая. Мы сейчас пойдем в свое купе. Надеюсь, к нам еще никто не подсел. Там остальное расскажешь. Я знаю, это больно. Но так надо.
В купе он успокаивал Эрику, целуя лицо, чувствуя на губах ее соленые слезы. Она уклонилась от поцелуев и продолжила свой страшный рассказ про угрозы Попова посадить ее в тюрьму, забрать лошадь, про ее заговор с отчимом.
— Да я убью его! — сжал кулаки Николай.
— А его уже нет, он пропал, — загадочно сказала Эрика, перестав плакать.
— Как пропал? — удивился Николай.
— Две недели назад пропал… Только отчим мой ни при чем. Он тогда с сердцем в больнице лежал. Правда, к нему следователь в больницу приходил. Отчим не убивал Попова.
«Странно…» — подумал Николай, а Эрика продолжала:
— Это хоть кто подтвердить может.
— Они раньше ссорились, этот Попов и твой отчим?
— Попов был палачом в зоне, — прошептала Эрика. — И он, когда напьется, угрожал отчиму. В лагере между ними что–то такое было! Александр Павлович сказал мне: «Ничего не бойся. Только говори мне все, что тебе скажет Попов». Я так и делала. — Эрика опять заплакала. — Попова из–за… меня… Его уже нет, но я‑то знаю все! Куда мне это деть?! — Вспоминая свой страх и беззащитность перед Поповым, Эрика снова заплакала.
Николай утешал ее и думал: «Вот что с ней! Значит, этого стервятника нет в живых». Он вспомнил холодный взгляд Гедеминова и подумал: «Да, тому ничего не стоило убрать с дороги подлеца. Ему, Гедеминову, я обязан счастьем!» Николай прижал Эрику к груди, гладил ее волосы и уговаривал:
— Ну все, успокойся, родная. Попов куда–нибудь уехал…
— Да, так и отчим мне говорил, сначала я поверила, а теперь знаю, что это не так, — сказала Эрика, как будто в этом была ее вина. — Попов, его… Его точно убили! Я не могу не думать об этом. Это из–за меня. Я недостойна тебя. Но я ведь ничего плохого не делала! Правда, я не виновата! Ты веришь мне?
— Скажем, собаке собачья смерть, — наконец жестко сказал Николай. Эрика с удивлением посмотрела на него. — И я до конца дней буду обязан тому, кто избавил тебя от него, — продолжил Николай. — Не волнуйся об этом больше. Я знаю, что твой отчим замечательный человек… Он, конечно, добрый, мухи не обидит, — усмехнулся он.
— Нет, отчим не очень добрый. Но это не он! — в отчаянии воскликнула Эрика. Она не доверяла даже любимому.
— Конечно, не он. Выбрось все из головы. Это был страшный сон, сон Ирины Рен. А ты теперь Эрика Володарская, поняла? Хотя нет. Мы должны еще обвенчаться. Потом ты станешь моей княгиней навсегда. Я увезу тебя далеко–далеко. А пока поедем в Москву, к моей маме.
— Я не хочу к твоей маме! Я боюсь, — поежилась Эрика.
— Нет, она будет тебе рада. Вот увидишь. Для нее это приятный сюрприз. Она ожидала худшего варианта. Спи, любимая, спи, родная.
Николай уложил Эрику, целовал и гладил, гладил ее по голове и плечам.
«Мне так хорошо теперь. Хорошо, что я все рассказала», — подумала засыпая Эрика.
Николай укрыл ее и пошел курить в тамбур. Он думал: «Вот почему она будто замороженная! Как же она все это выдержала? Ай да Гедеминов! Князь… Сумею ли я его когда–нибудь отблагодарить?
Мать Николая
Николай вернулся в купе, Эрика спала спокойным сном ребенка. Николай сел рядом и долго любовался ею. Ему хотелось запомнить эти последние дни ее детства. Потому что она действительно была большим, напуганным жизнью ребенком.
— Спи, теперь дракон не придет — ни во сне, ни наяву, — прошептал он, и волна нежности накрыла его так, что слезы навернулись на глаза.
Подъезжали к Москве. Эрика прижалась к Николаю и снова сказала:
— Я боюсь твоей мамы. Хорошо бы жить с тобой в лесу, ты и я, и больше никого.
— Моя мама — золотой человек. Успокойся, она тебя не обидит, — заверил ее Николай. — Ты просто сильно напугана. Это пройдет. На свете много очень хороших людей.
* * *
От вокзала ехали на такси не долго. Поднялись по лестнице на второй этаж. Эрика боялась подходить к двери.
— Подожди немного, — сказала она, переводя дух. — Что мне делать? Снова объяснять, почему я Эрика и Ирина Рен одновременно? Мне не хочется. Я это ненавижу. А если отругает тебя за то, что ты на немке женился?
— Тогда я ей напомню, что ее мать тоже была немка, и тоже баронесса.
— Правда? — уже веселее спросила Эрика. — Тогда почему ты князь?
— Это по отцу я князь. Ну же, смелей!
Николай позвонил. Эрика спряталась за его спину. Мать открыла.
— Николенька! Родной! Поздравляю тебя! Тебе даже не пришлось защищать докторскую… Тебе ее зачли автоматом! Я так рада! — поцеловала она сына.
— Здравствуй, — тоже поцеловал мать Николай. — Я не один. — Он потянул Эрику за руку. Она возникла из–за его широкой спины.
— Мама, это моя жена. — сказал он с гордостью.
Мать опешила. Девочка стояла, красная от смущения.
— Здравствуйте, — тихо, не поднимая головы, проговорила она.
— Мама, отведи ее в ванную. Мы с дороги и устали. И покажи ей ее комнату, — сказал Николай матери.
— Вашу комнату, — рассеянно поправила его мать. Она все еще ничего не понимала.
— Нет, ее комнату, — подтвердил сын.
Мать наконец нашлась:
— Господи она же ребенок! Сколько ей лет? Как же тебя угораздило? Или это твоя очередная шутка, сын?
— Мне восемнадцать исполнилось, — торопливо сказала Эрика. Но мать продолжала, обратившись к Николаю:
— Ей не дать этих лет. А я гостей пригласила по случаю твоей успешной защиты докторской диссертации и приезда… Как же теперь быть? Признаться, ты меня поразил.
— Мама, не волнуйся, Эрика юная, но и это пройдет. Дай Бог, чтобы это случилось не скоро.
Мать обняла Эрику за плечи и сказала:
— Пойдем девочка со мной.
Она показала ей ее комнату и ванную, потом вернулась, села за стол и спросила сына:
— Все в порядке, Николенька? Ты действительно зарегистрировался с ней? Кто она?
— Мама, она родилась в Москве. Это маленькая Эрика фон Рен, потомок того самого фон Рена, соратника Петра I. По документам она Ирина Рен. Они с матерью перед самой войной поехали на Кавказ отдыхать. А тут война. Мать оставила ребенка своей золовке, а ее саму пешком вместе с другими немцами погнали в Казахстан. Они потерялись. Недавно мать ее нашла. Извини, я устал и ничего больше рассказывать не буду. Добавлю, мне было все равно, как ее зовут и какой она национальности. Я влюбился, мама, понимаешь?
