Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка
Ханс по откосу полз к ней, цепляясь за острые выступы камней.
— Как вы будете выбираться? — крикнул ему Жозеф. — Лучше было бы прихватить с собой веревку. Если земля поедет у вас под ногами, вы сорветесь оба! Слава Богу, что поток не так силен, как раньше. А то бы вас унесло, как соломинку!
— Когда я подберусь к Лоре, протяните мне ветку или еще что-нибудь, — ответил Ханс.
Эрмин не могла ни плакать, ни сказать что-то членораздельное. Но про себя она молилась, и молилась от всей души.
«Спасибо, Господи, за то, что спас маму! Я люблю ее, и я чуть ее не убила! По глупости, в порыве гнева! Я стою не больше, чем тот человек, который ее бил! Спасибо, Господи, что ты ее спас! Я буду любить ее всю свою жизнь, буду уважать и слушаться ее. Что бы она ни совершила в прошлом, это моя мать, моя любимая мамочка…»
Она с ошеломляющей быстротой осознала, что последствия некоторых поступков невозможно исправить. На собственном примере Эрмин убедилась, что невольный жест может стоить кому-то жизни.
«Если бы мама сейчас умерла, я бы казнила себя всю жизнь. Я бы с ума сошла от угрызений совести, от чувства вины. Мой отец, наверное, ощущал то же самое, когда убил этого человека в Труа-Ривьер. Это тоже был несчастный случай, когда неконтролируемая ярость имела трагические последствия…»
Грудь девушки болела, словно сжатая тисками бесконечной печали. Широко открыв глаза, она неотрывно следила за движениями Ханса, который был уже возле Лоры. Несколько крупных камней сорвались с уступа и, прокатившись по крутому склону, упали в воды водопада.
— Черт возьми! Они еще в опасности! — выругался Жозеф.
— С ней все нормально! — крикнул пианист. — Думаю, одна рука сломана, и рана на лбу.
— Советую вам замереть и не шевелиться, — крикнул в ответ Жозеф. — Я спущусь за веревкой и подмогой.
Эрмин выпрямилась.
— Я побегу! — крикнула она. — Жо, посмотри, Арман!
К счастью, мальчик снова по привычке ослушался приказа отца и остался слоняться вокруг фабрики. Он видел все, что случилось у плотины, и уже бежал наверх с намотанной на локоть веревкой. За ним едва поспевал Селестен.
— Господь с нами, — вздохнул с облегчением Жозеф.
* * *Часом позже Лора уже лежала на своей кровати с перевязанной головой. Мирей оказала ей первую помощь — промыла рану разведенным спиртом. Все ждали приезда доктора Демиля.
Арман и Жозеф остались сидеть на крыльце, Элизабет с детьми устроились в гостиной. Взволнованный Ханс бегал взад и вперед по комнате. Он никак не мог оправиться от шока.
— Не волнуйтесь, все в порядке, — обратилась к нему экономка. — Выпейте еще бренди.
— Нет, не хочу, — ответил он. — Я не понимаю! Как только я взял в руки телеграмму, у меня появилось плохое предчувствие. Я поспешил приехать, и мадам Маруа сказала, что Лора и Эрмин поднялись к плотине. Но что стало причиной трагедии? И я до сих пор не понимаю, как смог спуститься к воде, не сломав шею…
— Вы показали себя героем, — отозвалась Элизабет. — Но это всего лишь несчастный случай. Я знаю, что Лора с дочкой поссорились, и…
— Поссорились?! — перебил ее Ханс. — Это слишком мягко сказано, мадам! Пока мы несли Лору домой, Эрмин без конца повторяла, что она чуть не убила свою мать. Бедное дитя в ужасном состоянии. И когда я думаю, что мы сейчас должны быть в поезде за чашкой английского чая с печеньем… Мы бы уже подъезжали к Шикутими!
Пианист упал на стул и залпом опустошил свой стакан, в который Мирей только что долила еще бренди.
— Лора чудесным образом осталась жива, — добавила Элизабет. — Возблагодарим за это Господа, все остальное не важно. И уж тем более не время сожалеть об английском чае и печенье. Вам, сдается мне, досадно, что поездка в Квебек не состоялась, но представьте себе, месье Цале, как бы мы горевали, если бы случилось непоправимое.
— Вы правы, мадам, — согласился Ханс. — Но я никак не могу прийти в себя…
Эрмин сидела у изголовья матери и, глядя на ее красивое лицо, думала о том же, что и ее дорогая Бетти. Лора, казалось, дремала. На повязке проступило пятнышко крови. Девушка снова заплакала.
— Мама, я тебя люблю! Мне так стыдно, — пробормотала она. — Не знаю, почему я так разозлилась, почему так тебя возненавидела. Ты ведь могла сказать, что Мари Шарден лжет, но нет, ты нашла в себе смелость рассказать правду! Это я должна просить у тебя прощения. Я оскорбила тебя, толкнула с обрыва. Господи, если бы ты умерла, я бы умерла тоже!
Она бросилась на колени перед постелью, спрятала лицо в одеялах и плакала, плакала… Лора протянула руку и погладила дочь по волосам.
— Не плачь, моя хорошая. Как видишь, Господь нас уберег. Мы выбрали не лучшее место д ля ссоры — рядом с обрывом, так близко к водопаду, в этом ты должна со мной согласиться. Я жива, Мимин. И я люблю тебя так сильно, как никого и никогда не любила. Я хочу, чтобы ты знала: даже если бы меня не спасли, я бы умерла счастливой, ведь этот год я провела с тобой, и это для меня наивысшее блаженство. Я слушала, как ты поешь, мы вместе завтракали, проводили вместе вечера, когда метель сотрясала стены и крышу… Теперь между нами нет тайн. И если ты меня еще любишь, остальное не важно.
Эрмин посмотрела на мать с бесконечной нежностью, к которой, тем не менее, примешивался стыд.
— Знаешь, мне все равно, что было в прошлом. Я так испугалась, что потеряла тебя! Я без конца возвращаюсь в тот момент, когда ты упала. Мне показалось, что еще секунда — и я тоже умру. Но я не могла пошевелиться, могла только кричать…
Эрмин покрыла поцелуями мизинец Лоры.
— Так было нужно. Как говорят, пришло время вскрыть нарыв. Это ужасное письмо ранило тебя в самое сердце и не оставило мне выбора, нам нужно было поговорить. Все хорошо.
— Да, теперь все хорошо. Тебе не очень больно? Ханс думает, что у тебя сломана правая рука.
— У меня очень болит плечо, но я куда больше боюсь боли душевной, чем телесной. Наверное, я сломала руку, когда цеплялась за этот пень. Лбом я ударилась о камень. Такое странное ощущение, когда падаешь спиной в пустоту, когда уверен, что умрешь, и все-таки пытаешься выжить любой ценой… Я никогда не смогу понять, как мне удалось уцелеть.
— У тебя есть ангел-хранитель, — сказала Эрмин, которая одновременно плакала и смеялась.
— Может быть… Но Ханс повел себя как герой. Я не думала, что он способен спуститься по склону, рискуя упасть!
— Эта правда, он не колебался ни секунды, — подхватила девушка. — И я до сих пор не поблагодарила его. Я не осмелилась посмотреть ему в глаза. Ни ему, ни Бетти. Они знают, что это я тебя толкнула. Я сама им сказала.
— Я все устрою, об этом не тревожься. Я совру еще один раз, последний.
Мирей постучала и пропустила в комнату доктора. Пока он осматривал Лору, Эрмин стояла в коридоре перед спальней и с ужасом думала о том, что ее мать наверняка увезут в ближайшую больницу.
«Я буду ухаживать за ней, буду читать вслух, — говорила она себе. — Астры еще цветут, и я расставлю в ее спальне букеты».
Злости и презрения как не бывало. Ей стало казаться, что теперь она любит мать еще сильнее. Доктор Демиль наконец вышел и ободряюще улыбнулся девушке.
— Не беспокойтесь, мадемуазель, — сказал он, потрепав Эрмин по щеке. — Ваша мать поправится, но будет лучше, если она пару недель полежит в постели. Переломов нет, но есть небольшое растяжение мышц плеча. Я наложил бандаж. Ей следует поменьше шевелить правой рукой. Что до раны на лбу, то она скорее пугающая, чем серьезная, — большая гематома и царапина. Я оставил рецепт экономке. Послезавтра снова к вам заеду.
Эрмин задохнулась от радости. Она сердечно поблагодарила доктора и влетела в комнату матери. Мирей поправляла подушки и одеяла, расспрашивая Лору о том, что ей хотелось бы съесть за ужином. С обрадованной улыбкой на лице экономка выскользнула в коридор.
«Жизнь продолжается, — подумала Эрмин. — Наша милая рутинная жизнь… У меня будет время приласкать маму и поговорить с ней. Она пережила столько испытаний со дня своего приезда в Квебек!»
Лора сидела, опершись спиной о подушки. Она встретила дочь улыбкой.
— А я оказалась крепче, чем можно подумать! — пошутила она. — Мой отец часто говорил, что от сорняка так просто не избавишься.
— Прошу тебя, не говори так! — взмолилась Эрмин.
— Сядь поближе, дорогая. Я попросила Мирей позвать всех сюда. Потом я немного посплю.
— Ты ведь не расскажешь им правду?
— Нет. Это могло бы испортить наши отношения с Маруа и даже с Хансом! Ты сожжешь письмо Мари Шарден. Там, у плотины, я рассказала тебе не все. Дело втом, что твой отец, познакомившись со мной и полюбив, совершил ошибку, рассказав обо мне своим родным. Он надеялся получить поддержку, сочувствие. Но случилось обратное. Шардены пришли в ужас и запретили ему приближаться ко мне. Они поссорились, в ход пошли угрозы. Патриарх, старый Гедеон, будь его воля, сжег бы этот рассадник греха, в котором я находилась, вместе со мной. Но твой отец был упрям: вырвав из рук палача, он привел меня в дом своих родителей. Однако мы не успели даже переступить порог — Мари плюнула мне в лицо.
