Алексей Салмин - Буря на Волге
Дернов что-то шептал на ухо Аврову, указывая глазами на Чилима. Комиссия вошла в помещение, а Чилим остался в недоумении.
«Значит, и в нашей команде неблагополучно, уж не я ли принял в свой взвод какого беляка? — подумал Чилим. — Нет, этого не может быть, я всех проверял честно».
Глава двадцать седьмая
Июньское ясное утро. На небе белые редкие обрывки облаков, тихо уплывающих к востоку. Светло-голубое небо на западе предвещает жаркий душный день. На мостовой — утренние прохладные тени. Перед окнами комендатуры чуть трепещут мелкой листвой и желтыми язычками цветы липы. Ветки задевают за створки раскрытого окна и наполняют медовым запахом кабинет коменданта города. Но ему, видимо, и в голову не приходит подойти к окну и подышать этим пьянящим ароматом. Он сидит за столом. Пересмотрел уже все входящие и исходящие бумаги, а теперь, наморщив лоб, задумался над чем-то. Он смотрит на стену: на обоях пляшет яркое пятно от проскользнувшего сквозь липовые ветки солнечного луча. Командир поднялся со стула, быстрыми шагами прошелся по кабинету, глядя на скрипящие под ногами дощечки отклеившегося паркета. И все думает, думает без конца. Выскочил в дежурку, так же молча прошелся, взглянул на адъютанта, что-то записывающего в журнал. Наконец присел к дежурному столу, спросил:
— Товарищ Мульков, есть какие-нибудь сведения от ночных патрулей и районных комендантов?
— Как патрули, так и районные коменданты сообщили, что в городе спокойно, никаких движений нет, — ответил адъютант и снова начал записывать.
— Всегда перед бурей бывает тихая погода, — проворчал Зайдлер и направился было в свой кабинет, но, услышав у ворот шум и крепкую ругань, остановился.
— Стой! Куда прешь! — крикнул часовой у ворот, вскидывая винтовку на легкового извозчика, въезжавшего на взмыленной лошади.
Но, увидя избитого седока, взял винтовку к ноге. Седок, покачиваясь, слез с пролетки и слабым голосом сказал:
— К коменданту, скорее к коменданту!
Выскочившие на крики бойцы помогли ему подняться на второй этаж к дежурному адъютанту. Поднявшись в дежурку, он упал на пол и прерывающимся голосом стал докладывать:
— Я командир роты мусульманского батальона. Батальон восстал против Советской власти, всех командиров убивают.
Раненый потерял сознание.
Зайдлер, не теряя не минуты, выскочил во двор с маузером у пояса и громко крикнул:
— В ружье! По машинам!
Сам он вскочил на подведенного ординарцем коня и снова крикнул:
— За мной!
Один за другим тронулись со двора четыре грузовика, в которых сидели молодые бойцы.
— В чем дело? Куда мы едем? — спрашивали друг друга красноармейцы, заряжая винтовки.
— На маевку, — сострил один из бойцов.
Примчались на указанное командиром роты место мятежа, но казармы уже были пустые. А мятежники прибежали в Суконную слободу и там громили военный комиссариат. Они выпускали всех дезертиров, создавали из них команды, вооружали винтовками из разграбленного склада, назначали своих командиров. Вторая группа мятежников пробрались в Плетеневскую тюрьму. Ей удалось выпустить всех преступников, но выпущенные из тюрьмы не особенно охотно шли за мятежниками, а старались поскорее скрыться в проходные дворы и улизнуть. Все же мятежникам силой оружия удалось собрать толпу в восемь тысяч человек разного сброда. Их-то и вели под лозунгом: «Мы за Советскую власть, но без коммунистов!». Толпа шла громить и грабить советские учреждения. Служащих тут же на месте убивали, а документы рвали и жгли.
В управлении коменданта города остались дежурить адъютант Мульков, помощник коменданта Сохранский, караул из шестнадцати бойцов и сформированная команда связи — двадцать два бойца.
Задребезжал телефонный звонок.
— Мульков! — быстро подняв трубку, ответил адъютант. — Что, как ты сказал? Говоришь, видимо-невидимо... Хорошо. Встретим!
— Чилим! — крикнул адъютант. — У тебя сколько штыков?
— Ни единого, мы карабины получили.
— А сколько бойцов?
— Двадцать два и я.
— В ружье! Занять оборону!
— Есть занять оборону! — крикнул Чилим, выскакивая из дежурки.
Красноармейцы выкатывали бочки с цементом на улицу, таскали порожние ящики, старые диваны, сломанные телеги со двора. Все это громоздили одно на другое, строили баррикаду.
В это время в комендатуру вбежал адъютант Гельфман с наганом в руке. Бледный, как полотно, он матерился вовсю.
— Мульков! Какого черта вы спите! Не видите, что творится на улице? Меня чуть не убили! Вот тут за углом, в Молочном переулке троих застрелили, все па-троны истратили, за мной пятеро громил гналось.
Снова задребезжал телефонный звонок.
— Подожди, — махнул рукой Мульков, снимая трубку.
— Принимайте гостей! Комендатуру ищут! — кричал в трубку дневальный кавалерийского взвода, который находился в здании напротив университета.
Толпа заняла всю Университетскую, головой вышла на Воскресенскую, а хвост еще загибался на Мало-Проломную.
Караул комендатуры и команда Чилима уже были наготове. Между двух цементных бочек был установлен пулемет кольт. Бойцы залегли за баррикадой. Ильяс лежал за бочками у пулемета, ожидая команду. Толпа запрудила всю Воскресенскую. На тротуаре подвыпившие громилы пинали убитого старика-еврея и во всю глотку горланили:
— Ага, тварь! Дождался! Всех вас сегодня перешлепаем!
На тротуаре у ворот университета, со стороны Воскресенской, лежала убитая женщина, длинные черные волосы закрывали ей лицо.
Громилы с криками и площадными ругательствами двигались дальше, ища новых жертв, намереваясь захватить комендатуру и кремль. Подпустив их поближе, комендантская команда открыла огонь из своего оружия. Пулемет Ильяса застучал, чеканно отсчитывая удары. Затрещали с обеих сторон винтовочные выстрелы, посыпались осколки, засвистели пули по мостовой. Смять и растоптать эту маленькую горсточку защитников громилам нс удалось. Они попятились, шарахнулись в стороны, во дворы, в соседние переулки, в поперечные улицы. Улица почти опустела, но стрельба не прекращалась, стреляли из-за углов и столбов. С Петропавловской бежал милиционер. Он махнул руками и кричал:
— Что вы делаете?! Вас окружают!
И действительно, мятежники, пробежав Мало-Проломную, уже поднимались по Петропавловке к Пассажу, заходя в тыл Чилимовой команде. Чилим с Ильясом перебежали к углу и начали поливать из кольта вниз по Петропавловке. Мятежники снова кинулись врассыпную и сгрудились уже на Большой Проломной; через толчок и Гостиннодворскую они бежали к кремлю, но там наткнулись на огонь трех пулеметов. Стреляли курсанты Татаро-Башкирской школы. Мятежники снова откатились на Большую Проломную и уже сгруппировались на Рыбнорядской площади, за рыбными лавками и ларьками.
Чилим оставил половину команды охранять комендатуру, а с остальными отправился по Воскресенской к университету. Здесь в подъезде уже толпились какие-то люди, видимо, университетские служащие. Из подъезда выскочила старушка, преграждая путь шедшему впереди Чилиму.
— Куда вы, батюшка? Вас там убьют! — раскинув руки, заголосила она.
— Ничего, бабушка, ничего, мы и сами умеем стрелять, — сказал Чилим. — Ты вот чего, бабуся, принеси-ка поскорее кусок красной тряпки.
— Сичас, батюшка! — крикнула старуха, скрываясь в подъезде. Она вытащила какой-то транспарант и передала Чилиму. Тот разорвал полотно на ленты и раздал бойцам, чтобы привязали на винтовки.
— Это зачем? - спросили бойцы.
— А затем, чтоб не побили свои, — ответил Чилим, Команда двинулась дальше. На спуске с Университетской лежали убитые и раненые. На Мало-Проломной снова завязалась перестрелка. Команда Чилима залегла и открыла ответный огонь. Мятежники не выдержали, отступили, частью на Горшечную, частью на Георгиевскую. Команда заняла рыбные ларьки. В это время подбежал к Чилиму старик-еврей.
— Товарищи, товарищи, — тихо заговорил он с Чилимом, озираясь по сторонам. — Осторожнее, тут за углом, на постоялом их полный двор.
Чилим, перехватив в левую руку наган, выхватил из-за пояса гранату и крикнул:
— За мной, ребята! Подготовить гранаты!
Он был страшен в своем гневе. Казалось, что один бросится на целую роту. Подбежав первым к раскрытым воротам с поднятой в руке гранатой, он закричал на всю улицу:
— Бросай оружие! Выходи!
Повалились винтовки. Мятежники, подняв руки, выходили на улицу. Ильяс с двумя бойцами складывал в кучу оружие, а Маркелыч с остальными строил в колонну обезоруженных. В это время подошли два грузовика. На одном из них с пулеметом и бойцами были начальник Укрепленного района Авров и его помощник Дернов, а на втором прикатили бойцы комендантской команды.
